Север и рынок. 2018, N 2.

систем «соучастников», учета интересов основных стейкхолдеров, к осознанию необходимости корпоративной ответственности и корпоративного гражданства, а также к закреплению этих понятий на уровне международных организаций ОЭСР. В России корпоративные формы ведения бизнеса возникли в трансформируемой экономике в ходе проведения ваучерной приватизации и залоговых аукционов 1990-х гг., а их эволюция едва ли насчитывает два десятка лет, что в какой-то мере объясняет отклонения российской модели от существующих корпоративных моделей. В соответствии с законом ускорения исторического времени и законами распространения инноваций отечественные корпорации могли бы намного быстрее воспринять лучшие черты, присущие корпоративному бизнесу, однако этого не произошло вследствие того, что для развития корпоративного сектора в России характерна обратная институциональная динамика, при которой институциализировались спонтанно сложившиеся организационные формы. Поэтому российские корпорации застряли на уровне частнопредпринимательской корпорации и не спешат развиваться в сторону «общественной» составляющей, тем более что адекватная система государственного регулирования поведения корпораций в целях социально-экономического развития страны в целом и ее регионов в частности так и не была создана, а существующая система «ручного управления» направлена на решение сиюминутных проблем, что не позволяет реализовывать цели долгосрочного развития. Поэтому развитие и совершенствование системы государственного регулирования корпоративного сектора приобретает в этих условиях особое значение. Поскольку исторически в России сложилось, что изменения происходят «сверху», по инициативе государства, в лице органов исполнительной власти, то именно государство определяет вектор этих изменений. Проблема заключается в бессубъектности процессов изменений в области корпоративной политики. Нет определенного субъекта, заинтересованного в результатах корпоративных преобразований и развитии национальной модели корпорации, ориентированной на развитие внутреннего рынка. Так, в разные времена, ответственными за эти мероприятия были: Минэкономразвития, Минюст, ФСФР (теперь входит в состав Банка России), Минфин и даже сам Банк России, объединивший в себе все функции по регулированию финансовых рынков, но пока существенного прогресса в этой области не наблюдается. Последние новации в корпоративном регулировании характеризуются ярко выраженным фискальным характером. Сложившиеся крупные вертикально-интегрированные бизнес-организации, представляющие собой корпоративные объединения, насчитывающие в своем составе от 5-6 до 10-20 (в случае института консолидированной группы налогоплательщиков (КГН) до 40 организаций), становятся «видимыми» только для налогового законодательства и абсолютно «невидимы» и «виртуальны» для гражданского и корпоративного законодательства. Виртуальность корпоративных объединений порождается их организационным построением: наверху — инвестиционная группа в виде холдинговой компании с сетью оффшоров, в середине — управляющая компания, а низовые структуры представляют собой производственные активы в виде дочерних предприятий, находящихся в регионах, причем формально все эти организации являются самостоятельными юридическими лицами, а в реальности они связаны жесткой финансовой и управленческой регламентацией, характеризуются высокой степенью интеграции и консолидации, позволяющей свободно перераспределять финансовые потоки внутри корпоративных объединений, а использование оффшоров предоставляет безграничные возможности для репатриации прибыли за пределы регионов их присутствия и страны. При этом понятие «группа компаний» отсутствует в хозяйственном законодательстве России, а названия этих групп часто не совпадают с названиями распоряжающихся ими инвестиционных компаний (фондов), что порождает правовую неопределенность организационных границ крупнейших российских корпораций. Это приводит к парадоксальной ситуации, когда принадлежность к той или иной корпорации может быть установлена либо добровольно, либо только в суде с использованием законодательства о взаимозависимых лицах и контролируемых сделках, либо при помощи критериев аффилированности, а это означает, что на государственные органы в лице ФНС возлагается обязанность доказывания инкорпорирования тех или иных юридических лиц, исключительно с фискальной целью. Таким образом, корпоративным объединениям отказывается в обретении «корпоративной идентичности» и корпоративного гражданства, а вектор государственного регулирования характеризуется ярко выраженной фискальной направленностью. Несовершенство институциональной среды и отсутствие комплементарности институтов государственного регулирования создают односторонние 69