Север и рынок. 2018, N 2.

Устранить этот пробел можно очень легко — прописать в законопроекте, что Арктическая зона России является макрорегионом, в отношении которого, согласно Федеральному закону № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации» [21], должна будет обязательно приниматься отдельная стратегия социально-экономического развития. Порядок ее разработки, взаимоувязки с другими стратегиями, утверждения, контроля реализации и др. подробно зарегулирован в данном законе, прежде всего в ст. 2 1 , однако это (видимо, намеренно) сделано так и не было. Во-вторых, что непосредственно связано с предыдущим пунктом, Законопроектом-2017 предусмотрена весьма скромная, по сути пассивная, роль федерального центра. Явно неслучайно из документа была полностью изъята имевшаяся в Законопроекте-2016 глава 2 «Государственное управление в области развития Арктической зоны Российской Федерации». С ней исчезли такие принципиальные положения, как необходимость наличия государственной политики в данной сфере, полномочия (и вытекающая из них ответственность) президента, правительства, федеральных, региональных и муниципальных органов власти и управления. Статус Арктической зоны как особого объекта государственного управления (ч. 2, ст. 3) сведен к назначению уполномоченного федерального органа по опорным зонам. Возникает ощущение, что разработчики Законопроекта-2017 (даже в большей степени, чем годом ранее) пошли «по пути наименьшего бюрократического сопротивления», практически не требующего от федеральных властей никаких усилий: региональные власти сами находят якорных и неякорных инвесторов, заключают с ними соглашения, подают заявку в уполномоченный федеральный орган и защищают ее, а затем и отвечают перед ним за реализацию решения Правительства РФ, учредившего опорную зону. В-третьих, возлагая основную тяжесть работы на органы власти субъектов Федерации и якорных инвесторов, разработчики Законопроекта-2017 заодно и ущемляют права муниципалитетов и общественности, т. е. тех, чьи повседневные интересы будут в наибольшей степени затронуты функционированием опорных зон. Для сравнения: органы местного самоуправления, на территории которых создаются ОЭЗ и ТОР, обязательно включаются в круг лиц, от имени которых подается соответствующая заявка в Правительство РФ. После учреждения ТОР муниципальные органы подписывают особое соглашение с региональными властями, а после учреждения ОЭЗ — с федеральным правительством и региональными властями, а также направляют своих представителей в состав наблюдательного совета зоны (п. 2, ст. 6 и п. 5, ст. 7 Закона «Об ОЭЗ»; пункты 3 и 5, ст. 3 Закона «О ТОР»). Законопроект-2017 ничего подобного не предполагает. Заявку на создание опорной зоны подают только высший региональный орган власти и якорные инвесторы. Пункт 4 ст. 15 допускает лишь, что муниципальные образования могут (вовсе необязательно) быть сторонами инвестиционных соглашений после создания зоны. Роль населения сведена вообще к нулю, точнее сказать, регулируется общими нормами Конституции и других законов о правах человека. В Законопроекте-2016 содержалась характерная ст. 12, согласно которой заинтересованные граждане и организации лишь «вправе принимать участие» в формировании и реализации государственной политики Российской Федерации в Арктической зоне. Иными словами, предполагалось, что при отсутствии народной инициативы госполитика даже реализуется отдельно от них, внутри самой системы государственных ведомств, а граждане и организации в лучшем случае выступают пассивным объектом управления. В Законопроекте-2017 граждане вообще упоминаются лишь один раз и в специфическом контексте: необходимость охраны их жизни или здоровья может служить основанием для прекращения функционирования опорной зоны (п. 1, ч. 2, ст. 18). Документация по планировке территории для размещения объектов инфраструктуры опорной зоны утверждается без проведения публичных слушаний (ч. 7, ст. 26). Отметим, что в зарубежной Арктике роль общественности нарастает. Теоретическим отражением этого процесса стало возникновение понятия и целой концепции «социальной лицензии» на деятельность горнодобывающих компаний, которой инвесторы активно стремятся заручиться [22]. Разработчики Законопроекта-2017, таким образом, вновь идут против мировых тенденций и даже против общих норм российского инвестиционного законодательства, что более всего напоминает соглашения о разделе продукции середины 1990-х гг. В-четвертых (что опять же логически связано с предыдущим пунктом), Законопроекты-2016 и 2017 практически не рассматривают хозяйственного взаимодействия опорной зоны с окружающей ее территорией, не считая землеустроительных вопросов. В различного рода заявках, подаваемых региональным органом власти в уполномоченный федеральный орган, территория анализируется, грубо говоря, лишь с позиций ее собственной пригодности для реализации проекта: техническая инфраструктура, логистические схемы, потребность в привлечении работников (именно в такой последовательности, см. статьи 6 , 14, 16). 11