Север и рынок. 2017, N 4.

В десятках работ по традиционному знанию рассматриваются исключительно вопросы его перетоков от коренных жителей к переселенцам, носителям формального знания о природных и социально-экономических условиях Арктики. Но как быть с метисами-«полукровками», которые внутри себя осуществляют такой сплав, интеграцию неявного, традиционного, и формального знания?1 Но и сами перетоки и объединения неявного знания с формальным понимаются очень «безвоздушно», вне конкретного контекста, атмосферы, механически. Как будто традиционное знание просто автоматически соединяется с формальным в интересах переселенцев и хозяйственного освоения арктических территорий. На самом деле очевидно, что процесс интеграции, соединения традиционного и формального знания далеко не автоматический. Необходимым и достаточным условием для того, чтобы такой переток успешно состоялся, является доверие участников персональной, лицом к лицу, коммуникации друг к другу (нужно захотеть его передать) и «открытость» на новое знание принимающей стороны (нужно захотеть его принять), или ее поглотительная способность (absorptive capacity). Но это означает важность факторов конфигурации местной системы расселения - - а насколько она формирует условия для постоянной или временной близости в форме персональной коммуникации (со стороны «предложения»); важность отсутствия когнитивных блокировок (со стороны «спроса», у принимающей стороны). На какой платформе мог бы осуществиться искомый концептуальный синтез современных представлений о традиционном знании? Прежде всего, нужно признать, что мы имеем дело с системным феноменом неявного, глубоко укорененного внутри человека, личностного, персонального знания, впервые открытого M. Поланьи2, который в зависимости от ситуации получает конкретную спецификацию как экспертное, местное или традиционное аборигенное знание. И здесь полезно противопоставить его привычному формальному («книжному») знанию. Неявное знание — это деятельностное знание, которое имманентно связано с человеческой активностью, опытом, полезными прикладными навыками, коммуникацией. В этом смысле это не научное, а сугубо прикладное знание («знаю как»). И если формальное знание можно назвать глобальным, всеобщим, то неявное или традиционное знание привязано к месту, предельно локализовано. (И закономерно, что именно в современную эпоху разрыва на глобальное и локальное эти два вида знания предельно обособились.) Неявное знание предельно децентрализованное, можно сказать, атомарное, и именно поэтому в нем исключительно велика роль личности носителя, человека, способного его собирать из рассеянных в пространстве кусочков представлений, опыта и компетенций. Можно сказать, что степень специфичности неявного знания настолько велика, что здесь возникает плотная, органичная интеграция знания и его носителя, но также и места (например, известно, что традиционное знание аборигенов повышает их нежелание мигрировать в города, потому что тогда обесценится их понимание лучших маршрутов для оленей и мест традиционного промысла). Традиционное аборигенное знание конкретизирует дальше общий феномен неявного (личностного) знания. Это вид знания, которое максимально приурочено к конкретным ландшафтам и их свойствам: чем выше ландшафтное разнообразие конкретной местности, тем богаче традиционное знание (например, на Таймыре и Чукотке богаче, чем в Ненецком автономном округе). При условии разработки четких критериев ландшафтного разнообразия местности можно определять и силу традиционного знания. Самая благоприятная ситуация для силы традиционного знания и его креативного использования, когда ландшафтное (микро)разнообразие умножается на разнообразие традиционного хозяйства (есть и оленеводство, и промыслы) и на этническое разнообразие (метисы, плотное локализованное сосуществование нескольких этносов). Особый случай представляют собой изолированные острова, на которых при благоприятных условиях ландшафтного разнообразия, вызванного широтной и поясной зональностью, возникают условия для длительного (многопоколенного) поддержания секретов традиционного знания. Но здесь же история знает и примеры его полной утраты в результате катастрофических природных и социальных явлений. Во многих этносах косвенным признаком силы традиционного знания является сохранившееся влияние шаманов. Наглядная сила традиционного знания проявляется в периоды форс-мажоров: например, во время недавней эпидемии сибирской язвы на Ямале бригады с сохраненным традиционным знанием и опытными лидерами имели, при прочих равных условиях, меньшие потери. 1Одна из немногих работ, посвященных этому феномену, — Пилясов А. Н., Котов А. В. Сила полукровок: неожиданная власть гетерогенных активов в современной экономике // ЭКО. 2012. № 9. С. 57-74. Но и мы в этойработе только приподнялизавесу под этой темой, никакне претендуя на ее исчерпанность. 2Поланьи M. Личностное знание. М.: Прогресс, 1985. 344 с. 18