Север и рынок. 2017, N 4.

Фронтирность российских арктических городов есть не просто черта их современного существования, она проявляется уже в самом их генезисе: ведь создание этих городов с чистого листа в XX в. проходило, по сути, экспериментально, новаторски, в отсутствии мирового опыта и аналогов, в процессе плановых всесоюзных мобилизаций. Многие архитектурные, строительные задачи решались тогда методом проб и ошибок, как сейчас бы сказали — в процессе коллективного инновационного поиска. Об этом шла речь в выступлении Любови Максимовой1. Внутри населения современных монопрофильных горнорудных городов Северо-Западной России можно выделить первостроителей, людей фронтира, которые лично участвовали в послевоенное время в создании и обустройстве этих городов (многие из них сейчас уже пенсионеры); и новое поколение 25-30-летних, которые только недавно начали свою трудовую биографию и фронтира пионерности «не нюхали». У этих поколений разные ценности, разный жизненный опыт и разное отношение к месту своего проживания. Об этом шла речь в выступлении Аллы Болотовой2. Б. Мобильная Арктика Общими усилиями участников конгресса3 создается картина Арктики как пространства потоков временных трудовых мигрантов, постоянных мигрантов, приезжающих сюда жить и работать надолго, уезжающих отсюда пенсионеров и идущих на повышение квалифицированных кадров, каслающих оленеводов и кочующих промысловиков из числа коренного населения, сезонных отпускников и приезжающих туристов. В отличие от умеренной зоны, масштаб вовлечения населения в миграционные потоки разной продолжительности и удаленности здесь несопоставимо выше — до такой степени, что можно считать состояние постоянной мобильности просто естественной чертой жизни на арктическом фронтире как коренного, так и переселенческого населения. В этом арктическом пространстве потоков само понимание мобильности меняется, и она начинает восприниматься не как единовременная роскошь, исключение, но как постоянное состояние души и тела отдельного домохозяйства и всей арктической популяции (общности) людей. Оттачивание понимания арктической мобильности проходило в докладах участников по нескольким направлениям: 1) в предметном изучении ее артефактов (например, бесчисленных моделей зимних и летних ненецких нарт), оленей и собак как «гарантов» мобильности коренного населения; 2) в изучении производственной мобильности в виде вахтования — вся прежняя модель стационарного монопрофильного поселения Арктики при месторождении в России в последние десятилетия меняется на новую, предусматривающую вахтование работников, которые совместно с местным населением участвуют в отработке нового горного объекта Арктики; 3) мобильность как коммуникация — в определенных навигационных/миграционных «бутылочных горлышках» (“choke points”) разреженного пространства Арктики возникают места интенсивной временной коммуникации, которая может протекать по конфликтной или кооперационной схеме. Например, на Чукотке начала XX в. роль таких коммуникационных перекрестков играли ярмарки, на которых встречались чукотские оленеводы-кочевники и оседлые жители эскимосских сел. Судя по описаниям этнографов, торговая, социальная, «знаниевая» роль этих ярмарок как мест специально организованной временной близости была беспрецедентно высокой именно по контрасту с доминирующим в течение года безмолвием тундры с очень ограниченной коммуникацией с соседними этническими группами и общинами. Исключительно интересным разворотом темы мобильности стало сообщение Валерии Васильевой4, которая увидела в неформальной транспортной инфраструктуре Таймыра важнейшее условие обеспечения мобильности местных жителей. Эта невидимая инфраструктура (неофициальные зимники) — часть неформальной экономики региона, прежде всего неформального природопользования. Эти снегоходные дороги, которые кладутся год за годом усилиями частных водителей, с одной стороны, обеспечивают вывоз добытой нелегально коренными жителями рыбы 1Maksimova Luibov “Cities in theEuropeanNorth-East ofRussia in the twentieth century: features offormation”. 2 Bolotova Alla “Sense of Place in Industrial Towns of the Russian Arctic: Lived Experiences and Place-Making across Generations”. 3 Специальная сессия “Migration & Mobilities”. Руководители: Gertrude Saxinger, Susanna Gartler “The FIFO and Mobile Workers Guide — introducing early career miners into the sector”; Gram-Hanssen Irmelin “Going, staying or belonging: the complexity of youth mobility in rural Alaska”; Turpeinen Lauri “Labour and leisure mobilities of young adults in Kainuu”; Vlakhov Andrian “Symbolic boundaries in the borderless space: mobility and telecommunication in Svalbard” и др. 4Vasilyeva Valeria. “"Invisible" infrastructures: winter roads and snowmobile transportation inTaimyr region”. 15