Север и рынок. 2016, N 3.

существенного усиления контроля и управления сырьевым сектором и отраслями тяжелой промышленности со стороны государственных структур, оставив традиционные рыночные принципы хозяйствования лишь в системе малого и среднего бизнеса. Крайне важно это сделать именно сейчас в условиях необходимости модернизации. Все это, кстати, позволит сконцентрировать доходы от сырьевого сектора и направить их часть на процессы модернизации российской экономики. Такая стратегия развития, которую условно можно назвать «стратегия ограниченного капитализма» или «стратегия государственного капитализма», больше отвечает интересам России и особенно защите ее природных ресурсов, чем либерально-монетарная стратегия. Кстати, ретроспективный анализ отечественного опыта осуществления крупных модернизаций экономики свидетельствует о том, что начинались и проводились они, как правило, под жестким контролем со стороны государственных структур, т. е. осуществлялись «сверху», а не «снизу» (т. е. инициатива исходила преимущественно не со стороны предприятий и фирм, а со стороны государственных структур). Достаточно в этой связи вспомнить реформы Петра I, Александра II, П. А. Столыпина, коллективизацию и индустриализацию социалистической экономики и пр. Целесообразно также, на наш взгляд, вернуть в хозяйственный механизм России и плановый институт в форме индикативного планирования. Индикативное планирование показало свою эффективность в таких развитых странах, как Франция, Япония, Южная Корея и многих других. Любая относительно развитая экономика обязательно нуждается в том, чтобы в той или иной форме предвидеть возможные варианты своего развития в будущем. Поэтому невозможно обойтись в этом случае без какой-нибудь формы планирования. Все это повысит также эффективность модернизации в стране. Разумеется, речь здесь не идет о возвращении к директивно-приказной форме планирования, характерной для социалистической экономики. Это невозможно хотя бы из-за того, что в странах с развитой рыночной экономикой на государственный сектор, функционирование которого основано преимущественно на использовании объектов государственной собственности, в структуре ВВП, как правило, приходится от 15 до 25 %. Соответственно, на малый и средний бизнес в структуре ВВП развитых государств обычно приходится от 35 до 55 %, а на крупный бизнес ——от 30 до 50 %. Именно такие пропорции между этими тремя укладами, секторами развитой рыночной экономики — государственным сектором, сектором крупного и сектором малого и среднего бизнеса —— создают необходимые (но пока еще все же недостаточные) условия для ее высокоэффективного функционирования и развития. Все это является результатом длительного эволюционного развития рыночной экономики. Если сравнить эти пропорции со структурой, сложившейся между аналогичными укладами в российской экономике, то сразу следует указать на показатели сравнительно небольшого удельного веса малого и среднего бизнеса ——около 15 %. Соответственно, существенно выше в России доля в структуре ВВП, приходящаяся на крупный бизнес. Объяснить эту российскую своего рода «патологию» (если можно так выразиться) можно следующим образом. Одной из важнейших причин является то, что Россия — северная страна. По оценкам, около 65—70 % территории страны относится к зоне Севера, а это означает повышенные затраты на строительство жилья (в 2—3 раза выше по сравнению с затратами, приходящимися на строительство жилья в средней полосе России), большие издержки на добычу сырья (той же нефти) и т. д. [7]. Минимальная потребительская корзина в Мурманской области где-то в 1.8 раза выше, чем, например, в Удмуртской Республике — регионе Предуралья. Все это существенно усложняет развитие малого и среднего бизнеса в стране, делая его более затратным, менее конкурентоспособным, усложняя так называемые условия и правила входа в бизнес. Именно в этом, на наш взгляд, заключается одна из наиболее важных причин того, что в России уже достаточно давно доля в структуре ВВП, приходящаяся на малый бизнес, не превышает 15 %. Следует отметить, что и в Канаде ——стране, территориальная структура которой среди развитых государств в наибольшей степени схожа с российской (в Канаде также около 70 % территории относится к зоне Севера), схожие проблемы. Здесь также добыча тонны нефти в северных провинциях Канады (например, в штате Альберта) обходится в 3—4 раза дороже, чем в более комфортных по климатическим условиям регионах страны (кстати, в Канаде, также как и в России, именно в северных регионах находятся большие запасы неосвоенных природных ресурсов) [8]. Таким образом, можно констатировать, что институциональные факторы оказывают очень важное влияние на развитие территориальных систем, особенно расположенных в экстремальных природно-климатических условиях. Патопроцессы здесь исторически основываются на повышенных рисках, в свою очередь обуславливающих необходимость усиленного вмешательства государства. Необходимо учитывать, что ресурсным отраслям свойственен повышенный уровень монополизации [9]. Поэтому отдельная корпорация может быть базовым хозяйственным звеном для целой провинции, основным источником наполнения бюджета. Еще более остро положение складывается на уровне отдельных муниципальных образований, в Российской Арктике из общего их числа до 70 % являются «монопродуктовыми» [10]. 132