Рыбный Мурман. 1997 г. Сентябрь.

В се мужики - сволочи!" Это справедливое мнение разделяет, однако, не вся прекрасная половина зем­ лян. Многие женщины убеждены, что все... мужчи­ ны - импотенты, сутенеры, дураки, пьянь, бабники, на­ чальники, хамы, жиды, мен­ ты, депутаты, красные, голубые, брокеры, лица кав­ казской национальности, прокуроры, бесчувственные пни, извращенцы, воры, мо­ ральные уроды... Но есть еще бомжи, о ко­ торых вспоминают редко, хотя - куда ни глянь! - они везде: на вокзалах, в пар­ ках, в магазинах, на транс­ порте, возле пивных. От них шарахаются, как от про­ каженных; презирают, как неудачников; оскорбляют, как умалишенных. Надо очень напрячься, чтобы раз­ глядеть что-либо человечес­ кое и даже возвышенное сквозь отвратительную ко­ росту ненужности никому - ни родственникам (если они есть), ни обществу. Надо напрячься - и замолвить слово. На сей раз - об уни­ женных, отверженных и блаженных. Я думаю, начать надо с того, что все люди одинако­ во ценны. Где бы они ни родились, что бы ни проис­ ходило в их жизни - они имеют право на равное с другими отношение к себе. Это вопрос солидарности. И, с моей точки зрения, в том, что касается политичес­ кой жизни, демократии, со­ циальной обеспеченности, культурной и экономичес­ кой жизни, здесь все люди должны иметь не только право, но и возможности для участия. Какие же воз­ можности есть у бомжей? Никаких. Для них закрыты избирательные участки, по­ ликлиники, социальные фонды. Нет паспорта, про­ писки - нет человека. Но они блаженны, потому что у бомжей есть свобода, не ог­ раниченная рамками морали и налогового кодекса; в их распоряжении необъятные российские просторы, где они - жители подвальной страны. В Мурманске, на Теат­ ральном бульваре, наиско­ сок от ресторана “Инари”, в развалинах старого дома, в ночную пору разгорается костерок. Вокруг - люди. Разные: старые и не очень, мужчины и женщины, пья­ ные и трезвые. Словом, бом­ жи. Набродившись по городу, облазив помойки и свалки, они собираются вме­ сте - выпить, обогреться, похвастаться, кто чем раз­ жился за ушедший день. Больше говорить не о чем. Интеллект размыт политу­ рой. Как-то раз, проходя бульваром, я увидел трепы­ хающийся костерок и чело­ века в рваной кепке, грязной фуфайке и вообще черт его знает в чем. В руке он нес сумку, в которой' могло бы поместиться содер­ жимое приличного холо­ дильника. Через мгновение “сумочник” скрылся в зияю­ щем оконном провале. Я побрел следом и очень скоро оказался в огненном кругу. Мое явление хозяевам раз­ валин пришлось не по вку­ су. Долго, отвратительно долго они на меня глазели. И, так и не признав за сво­ его, все-таки спросили про выпивку. К счастью, в моем пакете имелась литровая бу­ тылка водки. Я предъявил пароль, передав тару в на­ дежные, как показалось, руки. Потом, видимо, глав­ ный в их компании автори­ тетно заявил: ЧТО НАША ЖИЗНЬ... - Что ж, твоя бутылка го­ ворит мне, что при всем при том ты парень что надо. Это прозвучало как при­ глашение. Я присел рядом с женщиной с выжатым, как мокрое полотенце, лицом. Две рюмки водки, один ко­ сяк, и все - без разводного ключа ее с люстры не сни­ мешь. В ее смешке послы­ шался расхристанный алкоголический привкус. Женские вздохи не вызвали во мне интереса. Но я налил ей порцию, от которой сам тут же взлетел бы на пото­ лок. Она кинулась как го­ лодная, проглотила, будто таблетку аспирина, и устави­ лась на бутылку, которая пошла по кругу. Что ж, жизнь этих бродяг стала сра­ зу понятна. Сейчас напьют­ ся, подерутся, затем забудутся тяжелым сном; утром, продрогнувшие, раз­ бредутся на промысел, что­ бы вечером встретиться вновь. И завтра то же, что вчера. Скучно, утомительно, неинтересно... Но все же лучше, чем могила на клад­ бище или камера в СИЗО... Распитие подходило к концу... Взбудораженная алкоголем соседка всхлипы­ вала и пыталась рассказать, как в далеком прошлом она потеряла в подъезде ново­ рожденного сына. Не поте­ ряла... Бросила на пороге квартиры, предварительно позвонив... Сегодня она оп­ равдывалась тем, что, окро- мя нищеты, ничего не могла подарить ребенку. А так, может быть, он вырастет счастливчиком. К концу всхлипываний я утомился. Не имело смысла продол­ жать эту глупую оперетту. Я поднялся, и тут авторитет, проницательно глядя на меня, вдруг спросил, не “волчара” ли мне нужен. Конечно, “волчара”. - Здесь его нет. Чаще все­ го он ночует на чердаке быв­ шего птицынского дома, рядом с городской админис­ трацией... Там его и най­ дешь... Несколько дней я взби­ рался на указанный чердак, но никакого “волчару” не находил. Глухо, как в скле­ пе, хотя, по некоторым дан­ ным, было видно, что чердак обитаем. Гора пустых бутылок, обглоданные кости и нечто похожее на ложе свидетельствовали о том. Наконец мне повезло. Одна­ ко не так чтобы очень. Ког­ да в очередной раз я отворил дверь и ступил на чердак, из полумрака вы­ нырнула ладонь, в которую я бы мог целиком уместить­ ся, и схватила меня за пле­ чо, раздавив его всмятку. На объяснение ушло немного времени, ровно столько, сколько потребовалось че­ ченским палачам, чтобы привести смертный приговор в исполнение. “Волчара” выпустил мое плечо. Теперь я его мог раз­ глядывать откровенно. Это был крупный мужчина лет шестидесяти, в расстегнутом заношенном плаще, как буд­ то он только что вернулся с прогулки. Он сдвинул на затылок серую кепку, пока­ зав густую седую шевелюру. На широком розовом лице, как у крупного политикана, нахмурились мохнатые бро­ ви. Рот постепенно кривил­ ся, будто в улыбке, хотя сейчас улыбаться было нече­ му. Если бы его немножко отмыть и одеть в белую ноч­ ную рубаху, получилось бы что-то вроде порочного рим­ ского сенатора. Первое, что я услышал от хозяина, было: - Может, хотите чего? Могу прочитать главу из Библии, могу поставить прессе выпивку. Выбирайте. Только не думайте дурного. Я не хронический алкого­ лик, который выходит из дома на полчаса выпить кружку пива, а просыпается где-нибудь в Сингапуре с огромной бородой. От Библии я отказался, предпочтя выпивку. За стоп­ кой беседа идет непринуж­ деннее. - Никакую власть племя бомжей не интересует. У чи­ новников другие проблемы. Первая - набить собственный кошелек. А на новых выбо­ рах уступить место другим. Так было и так будет во все времена... Лицо “волчары” потеряло привлекательность, но не выражение ума. Среди таких личностей дураков нет. - Ладно! Что ж! Я, пожа­ луй, смог бы рассказать вам некую ба-наль-ную историю, как некто серый, некто без­ вестный шел тем же путем, что и Россия, отбрасываю­ щая сейчас с болью, с кро­ вью, с ожесточением... все, что на нее свалилось. Может быть, в банальности моей истории можно наилучше Россию постигшее увидеть. Феномен чистоты, того, что может представлять русское, - вот поиск чего идет сегодня с ожесточением, а чем это закончится, во что выльется и не надо ли будет, не при­ дется ли... ну, скажем так: взрывать сердце? Одно вижу: линия духа и по-ни- ма-ния, понимания как дея­ тельности духа, побеждает теперь, и я этому тихо раду­ юсь. Он уверен, что выразился предельно точно, а главное - ясно. - Ладно! Чтобы показать трагичность нашей повсед­ невности, может быть, как раз надо брать банальную судьбу, и в этом смысле все довольно “удачно”, посколь­ ку детство мое прошло в де­ ревне, поскольку я сидел в “зоне”, не находился в эше­ лонах власти, - но никогда не был и со всеми совсем. “Волчонок” - “волчарой” его назовут спустя четверть века - родился в деревеньке Юма, неподалеку от Кеми. Сын флегматика и властной, энергичной карелки, типич­ ной холерички, барышни из пролетарской семьи, где было восемь человек детей, которая не могла, выйдя за­ муж за выпускника ветери­ нарной школы, ужиться со свекровью, потому что не в силах была переносить ску­ пость как уклад жизни по одной причине, она угадыва­ ла в скупости смиренное ожидание голода. Всем своим детям, их было четверо, она рассказы­ вала о голоде, пережитом ею в юности. Она боролась с детской цепкой памятью о желудочных спазмах. Волчонок”, стало быть, родился на границе характеров, миров и време­ ни - в августе тридцать седь­ мого. Он и сейчас помнит, как в их деревеньку входили нем­ цы - празднично, торже­ ственно, помпезно и карикатурно. Помнит и фа­ шистский грабеж - до почти полного разорения. Пьяные немецкие морды - сальные, наглые, похотливые... Нем­ цы ушли, но остались свои... - Неподалеку квартирова­ ла воинская часть. Однажды видим, что к отцу пришли два солдата и треоуют само­ гон. Он самогон варил, но в тот раз солдатам отказал. Они подняли шум. Пришли деревенские парни. Солдаты убежали. Но парни одного настигли во дворе и избили палками, и он уполз к себе в отделение... Вдруг видим, с той стороны идут, нет, бегут солдат тридцать, с винтовка­ ми. Нас, детей, засунули за печку. Кажется, отец выста­ вил во двор весь самогон, а мы, открыв окно, кричали нелюдскими голосами в сто­ рону других дворов, так что резни не было, до выстрелов не дошло. Но, возможно, с этого все началось... Школа. Он был отлични­ ком с первого класса, не­ смотря на то, что болезни терзали его всю юность, и, наверное, только теперь он стал здоров. В дневнике “волчонок” записал задачи на жизнь. Там было: не посрамить отца и мать, прославить Россию. Курил с десятого класса. Постоянно боялся не за ра­ зум - за волю. Насилие и пытка работой сопровожда­ ли его. Когда напились пос­ ле первого экзамена и шли по улице горланя, физичка вышла из своего дома уве­ щевать их. Утром отец читал Библию. ...То было каждодневное зверство, в которое впадала деревня. Уже начиналось ужасное пьянство. Война кончилась. Пятидесятые годы - начало массовой оргии. Воровство из колхо­ за. Питье самогона или госу­ дарственной. Половина деревни сдохла по пьянке, повесилась, перерезалась по пьяному делу. В Петрозаводском уни­ верситете выпивка была уже только делом славы - не об­ разом жизни. Как образ жизни пьян­ ство началось потом, когда он стал работать журналис­ том. Тогда пьянство станови­ лось общественным делом, частью работы. Они собира­ лись каждую пятницу, после трудовой недели, пили до помрачения мозгов и до тем­ ноты, затем расходились, и каждый приканчивал себя уже дома, в одиночку. - На одной из таких попо­ ек случилось несчастье. Я уже мало что соображал. Все видел сквозь плотный смог. Ссору, переросшую в драку, до конца не досмот­ рел, погрузившись в нирва­ ну... Проснулся в тишине, под утро. Кое-как встал на ноги. Слегка покачнулся и, находясь все еще в состоя­ нии гроги, как после недель­ ной пьянки, медленно повернулся и обвел взглядом комнату. Около кровати, на коле­ нях, словно молился, стоял человек в сером костюме, с пыльно-белыми волосами. Его ноги были раздвинуты, тело облокотилось на кро­ вать, а руки разбросаны в стороны. Голова покоилась на левой руке. Судя по всему, он устро­ ился удобно. Охотничий нож, торчащий из-под левой лопатки, казалось, не дос­ тавлял ему никаких не­ удобств. Я наклонился и заглянул ему в лицо. Передо мной стоял Саша - хозяин! Из-под ручки охотничьего ножа вниз по спине протяну­ лась темная полоса. Это не красная краска! Не успев толком ни о чем подумать, я оказался в окру­ жении милиционеров. Один из них согнул меня в дугу. Меня можно согнуть. Я не шпиль Петропавловской крепости. Сообщили проку­ рору района, и фараоны подняли такой шум, от кото­ рого бы позеленел от завис­ ти самый скандальный депутат Госдумы. Поскольку я не мог ниче­ го вспомнить, то получил по приговору суда десять лет лагерей. Отсидел смиренно. Вышел. Много воды утекло за это время. Родители по­ мерли. Братья разъехались по стране, женились, обзаве­ лись детьми. Где приткнуть­ ся бывшему зеку? Где прописаться? Вот в чем воп­ рос... Братишки обо мне не желали слушать. Я для них погиб две пятилетки назад... В поисках места житель­ ства исколесил полстраны. Но так нигде и не осел. При­ вык странствовать. Наблю­ дать, оценивать, соизмерять. Бомжи - такая категория людей, которая восгребуется обществом для самых гряз­ ных и сомнительных дел. Однажды наркобароны наняли меня в числе еще пятерых бомжей на сбор ко­ нопли в Чуйской долине. Ночевали мы в забытой бо­ гом кошаре. Не отель “Хил­ тон” конечно, но все же неизмеримо лучше, ,* м хо­ рониться в земляных норах, вырытых прямо в барханах. (Хотя разные анашисты встречаются - и норные, и могильные, хранят заготов­ ленную анашу в мазарах - казахских кладбищах, и еще дачные - эти промышляют зимой, скрываясь в пустую­ щих садовых домиках.) К тому же, будто специально, именно у кошар особенное буйство конопляных зарос­ лей. С каждого квадратного метра посевов получают три стакана кокнара (сухой ма­ ковой соломки). Платили наниматели превосходно. Правда, и риск велик. Мен­ ты устраивали облавы, ис­ пользуя армейские бронемашины, вертолеты... Но всякий раз удавалось улизнуть... В том месте, где мы собирали, Чуйская доли­ на представляла собой гряду невысоких холмов, р?ф*е- ленных не то оврагами, не то высохшими ручьями. “Свя­ тые горы” - так мы называли их за обильные планы, за особо зловредный сорт ко­ нопли - сорговки, за надеж­ ные укрытия от облав. Скопив приличные на­ градные, я без уведомления нанимателей удрал из опас­ ного места. В тюрьму боль­ ше не хотелось... Да... многое я повидал... во многих событиях участво­ вал... В 1993 году за двести долларов штурмовал Остан­ кинский телецентр. В таких делах я всегда чувствую себя как слепой на банкете. Но стоит принять на грудь - и телецентр кажется игрушеч­ ным домиком. В толпе штур­ мовиков не было ни одного трезвенника. Одни озверев­ шие, нечеловеческие *^ца. Громилы, убийцы, бомжи... Родную мать за бутылку придавят. Когда начались погромы и пошли танки, ста­ ло не до шуток. Я потихо­ нечку скрылся и растаял в парках ВДНХ... Когда мы не нужны влас­ ти - служим криминальному миру. Но не даром. В Мур­ манске, например, отбор среди бомжей особенно стро­ гий. Опустившихся пьяниц, деградировавших до уровня бездомных собак, на работу не берут. Требуются расто­ ропность, сила, сноровка, толика ума и трезвая голова. Работать приходится в основном по ночам. В тупи­ ках, разгружая из вагонов в фуры ворованную рыбу. Во­ обще в Мурманском порту дел хватает - золотое дно для рыбных магнатов. Толь­ ко успевай шевелиться. Вы­ возят и через прохс^ные средь бела дня. Цена за вы­ воз разная. За тонну - от 50 долларов и выше... Слава Богу, с голоду умереть не дают. Кроме того, можно раз в неделю сходить в баню, купить кое-какую одежду, а зимой - на юга... И там умному хватает рабо­ ты... Т ак и живут бомжи. Кто в подвалах, кто - на черда­ ках, поближе к небу, к сол­ нцу. И среди них быстрыми темпами идет расслоение. Есть последние “нищие”, а есть “новые” бомжи, кото­ рые могут позволить себе обед в кафе, баню и прилич­ ный костюм. Но конец у всех один - могила с белой доской, сообщающей, что “здесь покоится Михаэль Самуэлевич Папиковский. Человек без паспорта”. * Вл. ПЕТЕРБУРЖСКИЙ.