Рыбный Мурман. 1994 г. Октябрь.

л,.://-*'. ■■у.-.у--: Ху‘ v/.v КV/, «••■•*::> .:.:х:хух%-;ч.::* .%•'•:г.^х-л^г:>: ' • •?■:^ - , ' m V : На улицах Лас-Пальмаса . рябин, В небесах поразвесила космы грязных седин. И промокла природа отнахлынувших слез, Плачут гроздья рябины, плачет стайка берез... * * * Почему-то на улицах женщин мно го седых, И на лицах, как правило, нетулыбоку них, И печально-тревожны их большие глаза, Так и кажется, вот-вотзакипит в них слеза. Почему-то на улицах женщин много седых - Что-то важное в жизни кто-то отнялу них Неужель не засветятся никогда их глаза? Неужели покатится по щекам их слеза? Почему-то на улицах женщин много седых, Еще вовсе не старых, а совсем молодых.. * * * Годы нас выдают с головою, хоть какой ни наденешь наряд. Неужель я была молодою, и мужчины ловили мой взгляд? Как жерано от нас уходят наша молодость и красота! И печаль по пятам за мной ходит, шепчет: "Милая... Ты уж не та..." Мое платье, новое платье, ты не скрыло грусти моей. Ах! Короткое бабье счастье, задержись хоть на несколько дней! Задержись... Ведь душа не увяла. Задержись... Сердцем я молода. Молодою была - и не знала, Как стремительно мчатся года. САДЫ МОЕЙ ЮНОСТИ Друзья мои! Утраты наши горьки, какими б ни были они. Я к вам вернусь, Кубани зорьки. Мой дом родной, мне руки протяни. Я Северу полжизни подарила, Наверно, след останется здесь мой. Но сердцем я давно ужерешила Вернуться наконец домой. Кубань моя, земля родная. Воспоминаньями меня согрей. Душа моя озябшая, больная, Быть может, станетмягче и добрей. Ах, ночи темные и звездочки над крышами. Вы вспомните: здесь я давно жила. И розы под окном, вы тоже слышали. Как счастлива я в юности была. Но что-то беспокойное мне снилось, И что-то в даль чужую позвало, И в жизни моей все переменилось, А счастье мимо, стороной прошло. Не вижу жаворонка в небе знойном. Сирени цвет не клонится в окно. В степи кубанской, хуторке Раздольном Ищу покой, потерянный давно. Мои следы росою запорошены, Здесь поутру ходила босиком. Молчат сады, когда-то нами брошены, Жизнь мимо них прошла, как ветер, сквозняком. Весной цвели, а осенью рожали. Укрыв под листьями созревшие плоды. На пир осенний нас напрасно ждали Покинутые в юности сады... Как-то на заходе, когда у ме­ ня в каюте вечером “сидели", в дверь постучали и не ввалились, как обычно, а чего-то выжидали. Я открыл. Передо мной стоял со­ всем не похожий на испанца или заезжего туриста человек. Беле­ соватый, со вздыбленными воло­ сами, в одежде не слишком модной и с глазами светло-голу­ быми. “Наверное, с другого па­ рохода “ , - подумал я и хотел заговорить, но он опередил меня, стал спрашивать какого-то врача. Разговорились. Вошедший при­ знался, что он эмигрант. Я не­ много обомлел, в груди у меня екнуло. Наконец-то я столкнулся с тем, который не мифический, а взаправдашний, совсем недавно ушедший “туда“ , из близкого круга людей. Мне всегда были интересны рассказы моряков о сбегавших, особняком всегда сто­ яло сообщение о буфетчице, спрыгнувшей в воду с отошедше­ го судна в Канаде, где ее подо­ брал полицейский катер. Спрыг­ нешь от такой жизни, о которой не понаслышке знает любой мо­ ряк. Месяцами без заходов, на макаронах, со ржавой водой, от­ равляющей желудки, с ущербной информацией из скудных порций трансляций и третьесортной ви­ деопродукцией, с работой сутка­ ми без сверхурочных и выходных, в морозных трюмах, на продуваемых палубах, в адски жаркой и стучащей “машине“ ... И главное - без женщин, без семьи, с травящей душу и тело брагой или самогоном. За все это - нищенская зарплата. Александр Костарнов (отчест­ ва не зн аю ), 32 года, родом из Тулы. Работал мотористом в “Мурманрыбпроме“ , в 1989 году сошел с парохода в Лас-Пальма­ се и оттуда перебрался в Санта- Крус, чтоб не искали. Еще тогда на судах оставались помполиты, еще ходили группами в увольне­ ния до 18 часов, еще тогда не пу­ скали эмигрантов на судно. Кос­ тарнов заранее, перед рейсом, до­ говорился с женой, собрал на случай неудачного побега и уволь­ нения много по тем временам де­ нег (двадцать тысяч). Часть оставил себе, поменяв на валюту, часть - жене. Через восемь меся­ цев, освоившись, вызвал к себе жену с дочкой и вот живет в Сан­ та-Крусе уже пятый год. Дочке уже восемь лет, ходит в школу, лопочет по-испански, жена устро­ илась в сфере обслуживания, сам он тоже работает поваром в пиц­ церии “Пицца-Пассо“ , недалеко от магазина “Совиспан“ . Имеет квартиру в обычном многоэтажном доме, которую снимает. Остался у него и паспорт моряка, который еще действителен, а вот испанско­ го паспорта пока нет, гражданство в Испании можно получить только после семи лет проживания. Алек­ сандр показывал лишь эмигрант­ ский вид на жительство, типа свидетельства. На мой “деликат­ ный “ вопрос о “ностальгии “ , о по­ ездке на Родину Александр не отвечает и заводит разговор о до­ мике в пригороде, который мечта­ ет купить, собрав деньги, и о новой машине, чтобы заменить свою, как он считает, не очень хо­ рошую. Но мы садимся в его ре­ спектабельный “Сааб“ , и он не кажется мне плохим. Едем за го­ род, в супермаркет, где все подешевле, чем в городе. Ходим по залам-стадионам этого “Эль-Кам- по“ и действительно восхищаемся обилием и разнообразием товаров, относительно низкими ценами. Александр покупает упаковку пива из шести банок, мы угоща­ емся прямо в автомобиле. Алек­ сандр тоже пьет и выбрасывает пустые банки прямо под колеса, потом будто оправдывается: “Здесь убирают...“ . Уже в тем­ ноте мы с трудом выбираемся из лабиринта подземных гаражей универмага и мчимся в центр: наш водитель спешит, у него ночная смена, с восьми часов ве­ чера. Но заторы и припарковка задерживают его, и он с нами прощается уже в десять минут девятого быстро, по-деловому, обещая свозить еще моих при­ ятелей на автосвалку. А я его уже не увижу. Меня отчего-то внутри при расставании терзает жалость. Но жалко не его, а се­ бя. Роман ИГНАТОВ, судовой врач. Датский пролив. № 42 (4538) 21 - 27 октября 1994 года 13 Евгений КУЛАГИН - известен читателям “РМ“ по подборкам стихов о море и не только о нем. Бывшему мурманскому мореману, вид­ но, загрустилось в боярыпе-Москве по былым денькам вЗаполярье - прислал новую подборку стихотворений. ДУГА БОЛЬШОГО КРУГА Познавать корабли начинали с киля, парусами владеть - с кливершкота. А потом за кормой исчезала земля, на просторах морей начиналась работа. Там за свистом снастей на качелях волны отдаленных страстей голоса не слышны. Там вся жизнь на ходу, таму всех на виду подставляют плечо под чужую беду. Мимолетный пирок в долгожданном порту, горечь соли морской поцелуй снимет с губ. Прелесть жизни земной быстро тает во рту. Для моряцкой души берег беден и скуп. Завершается Круг сединой на виске. Исчезают следы на прибрежном песке. Вслед другие идут по житейскому кругу. Из далеких веков о судьбе моряков с непонятной тоской волны шепчут друг другу. ГРУМАНТ Оскалившись в волненьи сильном, встречает берег корабли. И веетхолодом могильным от неприветливой земли. Ни струйки дыма, ни огней. Как память от былых походов, под пирамидками камней могилы русских мореходов. Места завьюженно-пусты. Остались миру скорбь и слезы. Грызут полярные морозы Их православные кресты. НОСТАЛЬГИЯ Упругие волны на серые скалы навесили пенный прибой. И ветры сурово поют там хоралы о людях с завидной судьбой. Зовутмолодых необъятным простором в холодный разбуженный край. Узнай себе цену! О жизни поспорим! На прочность себя испытай! Кого-то другого, как в прежние годы, в Атлантике кренит волна. Старик, вспоминая зыбучие воды, стоиту ночного окна. Шумит непогода. Бегут за метелью гирлянды ночных фонарей. И молодость снова уходит с артелью в простор заполярных морей. Ольга САМУСЬ - наш постоянный автор. Опять в море. Но остался в нашей папке нежный островок ее берега. ГОСТЬ Незванный гость, непрошенный, Ты посетил мой дом. Ненужный, кем-то брошенный, Остался жить ты в нем. Не жаль было тебе отдать Последнего куска, А жаль, что негде было взять Хоть чашку молока. Ну что ж, зашел на огонек - Живи, как дома будь. Пушистый маленький коток, Протянем как-нибудь. Денис ЗБОРОВСКИЙ - печальна, но и оптимистична его поэзия. Без утешения сегод­ ня не прожить никому - ни сильному, ни слабому, ни щедрому, ни скупому. А утешать способен лишь тот, кто не боится ставить самому себе, как пистолет, вопросы в лоб— * * * В печали мрачен Блок. И Лермонтов в тоске Предвиденья угрюм и безысходен. Но капли сладкой боли между строк Тревожатум, который так свободен, Что может необъятное понять, Сменив пространность тьмы пространством света, Вобрав в себя все то, что может дать Песнь первая Последнего Поэта. Как Маяковский жестко-груб в своей мечте, В реальности Есенин также нежен. Их мир един в одной своей черте - Он, как все мы, предательски подвержен Эмоциям. О, странные слова! Вы на бумаге так длинны, и кратки в звуке, Кого-нибудь коснетесь лишь едва, А кто-то - захлебнется в вашей муке. ^ ужит пушистый снег, тих, спокоен, нежен Сегодня день, он как судьба безбрежен - Какая редкость в этот бурный век! Белым-бело вокруг , На сколь хватает взгляда. Все эта белизна - глазам моим отрада. В царящей здесь тиши лишь сердца слышен стук. А время не стоит - Ужвечер наступает, И светлый мир мечты, как лед в ладонях, тает. Вновь мрачный оком на меня зима глядит. Холодный луч застыл. Свод неба страшен, черен. Но, несмотря на все, я в завтрашнем уверен - Кристальным будет день - каким сегодня был. Таисия ПУШКИНА - мурманчанка, но по рождению кубанская казачка. Северяне по осени живут летними впечатлениями. А если они к тому же родом из таких красивых, теплых краев— Поутру да на ветру лист осенний вьется, Он отчаянно за жизнь с непогодой бьется. Пожелтевший лист осенний задержался у стекла: "Отворите мне окошко, дайте капельку тепла, Я устал летать, поверьте, на холодном на ветру, Я озяб, еще немного - и я, кажется, умру". Лист осенний, лист озябший, он, конечно, не поймет, Что в моем тепле засохнет, раньше времени умрет. Сорван ветром не случайно, подошла его пора - И летит тотлист осенний, унесенный со двора. Поутру да на ветру лист осенний вьется. Бедный! Д/мает, что лето, может быть, вернется. Наше лето уехало в отпуск с кем-то на юг, А вернуться на Север передумало вдруг. И хозяйкой по краю осень кружит, как бес, Ранним утром с туманами заявилася в лес. На лету посрывала листья с белых берез, На бруснику набросила покрывало из рос, Сразноцветными красками добралась до