Рыбный Мурман. 1994 г. Октябрь.
О Русь, взмахни крылами ! о о о о с з о о о о № 40 (4536) 7 - 13 октября 1994 года 13 г 21 июля. Скромный пассажирский поезд везет нас от полустанка Абросово Новгородской области в Санкт-Пе тербург. Курим иКента в тамбуре, полные сыновних впе чатлений от встречи с матушкой-землей (американский дымок не мешает куриться дыму Отечества). Сенокос и речка в глухой деревушке Сорокино, грибы-ягоды в бору, парное молоко и хлеб из русской печки, банька той же национальности, выгребающая из лебеды цер ковка, резные наличники, вышитые салфеточ ки на оттоманке (для молодежи: диван такой ), кошка на заборе и закатные бдения на зава линке, в огороде бузина, а что там опять в Ки еве - ни тебе газет, ни радио (Валерия Новодворская: бросить все, уехать в Сороки но...) Три дня смиренного блаженства. Три дня душевных смятений по одному-единственному поводу: что ж это сынок соседки тети Оли пьет горькую, старушка сама траву корове косит, сама воду из колодца носит, сама копеечку за рабатывает - а мальчик пропивает... И вот опять нам дорога в СПб, город стрес сов и единых карточек на транспорт. Вагон пу стой - кому в ту сторону охота! Проводница к комплекту весьма сносного белья дает изящное приложение: пакетик с финским дорожным мыльцем и косметическими салфетками. Сто имость комплекта - 3100. До сего вечера цена вагонного белья была возмутительно низкой - 2400. Выясняем причину долгожданной мета морфозы. Оказывается, пока мы пили сорокин- ское молоко, ясные головы на путях сообщения решили поднять желдорсервис на небывалую высоту, и вот - распорядились насчет аромат ных салфеточек. Как предупредительно! А главное, ненавязчиво: хочешь - не едь. О сен тябрьских ценах - просто неуместно. 24 июля. Санкт-Петербург. “Словно по старой и доброй традиции, дождиком встретил меня Ле нинград. Мокнут прохожие, мокнет милиция, мокнут ко торое лето подряд... “ - пели родители в условиях оттепели 60-х. Сейчас, под занавес века, петербуржец стал менее возвышенным. Наприглашал спортсменов со всего света на Игры доброй воли, а чтобы сообитателям “колыбели революции“ лучше видеть зарубежные спор тивные достижения с трибун стадиона имени Кирова, ус троил на две недели щедрую солнечную погоду: все 14 дней Игр авиация разгоняла над Питером тучи. Стоило это миллионы, но чего не сделаешь ради спорта и не из балованных вниманием соотечественников. За час до от крытия Игр долгая аллея к стадиону напоминала людским потоком фрески Сикейроса. Спустя некоторое время не меньший отток публики устремился от касс к выходу в город: билеты стоили от 20 до 100 тысяч рублей. Снобы от спорта (их оказалось тьмы и тьмы) ограничились тем, что съели по горячей сосиске под бдением ОМОНа (ду бинкой по ладошке хлоп-хлоп...) у ворот на стадион, да по доброй воле “клюнули “ на местную подозрительную лотерейку. И разошлись. Все в майках, все в кепках, не уклюже проштампованных символикой Игр. Кто домой, кто в ларек, кто в театр. В Мариинский например, где билет во время Игр стоил 200 тысяч рублей. Ну и ладно, что простому люду никуда не сходить бы ло с дырявым кошельком. Зато все загорели за эти две недели благодаря доблестной авиации. 25 июля. СПб. После осмотра выставки “Нонконфор мисты” в Русском музее сталкиваемся в дверях нос к но су с Борисом Гребенщиковым. Кумир передовой молодежи спрятался от почитателей в темные очки, но от этого стал еще более узнаваемым. Он смешался с толпой низкорос лых тибетских священников-буддистов в оранжевых то гах, которых сопровождал, но тоже тщетно - вряд ли бы кто-то принял его за ламу. Напротив, глядя на него, лю бой бы сказал: смотрите, Б. Г.! Ламы же, едва заглянув в залы, с ходу отказались изучать произведения нонкон формистов. И автор интересных песен не без досады вы вел их из Русского музея. Следом за оранжевыми тогами вдоль канала Грибоедова устремились отдельные восторженные девушки, толкая друг друга лок тями: “Видишь? Это же Борис! “ . Осмотрительный Борис с удовлет ворением огляды вался. А потом шмыгнул с лама ми в подворотню. Вашему покорно му слуге дове лось однажды провести в тес ном кругу “Ак вариума “ пару-тройку не трезвых вечеров, поговорить с Гре бенщиковым о нематериальном, о Шамбале, о Боге. И - надо же, совпадение - и он, и я, и ла мы, как рояль в кустах! Б. Г., может быть, о том уже не по мнит. У меня память лучше. 28 июля. В Ярославле радость: концерт Аллы Бояновой, юбилейный - 65 лет на эстраде. И где! - в первом, Федора Волкова еще, российском театре. Сколько же ей лет, ж из нелюбивой и молодой, все и всех пережившей русской па рижанке с цыганским гонором и боярским роскошеством в облике? Юный алкоголик, по-хипповски всклокоченный, надрывно требовал в кромешной тишине откуда-то из-под Рисунок Михаила ЛАРИЧЕВА. потолка, с балкона: “Алла Павловна, “Сероглазого короля “ спой!!!“ . Наобещала матушка, настрекотала переполненно му залу, да так и не спела, удрала - в следующий раз, мол. А уж мы ей хлопали-хлопали. С характером барынька. Но упоительно хороша. Вся в злате-серебре, каменьях, но куда как ближе простому сердцу, чем вся эта свора шальных мо сковских хамок с растрепанными головами и голыми ляжка ми, раздетых, раскрепостившихся за наши деньги - нам, одетым, в утеху и в назидание. Что же так неумолимо втянуло благополучную парижан ку в опустошенные и бесприютные родные просторы? Не объяснимо. Но вот уже пять лет ей по-хозяйски аплодируют из царских лож те, кто когда-то выгнал как “контру “ за кордон. 29 июля, у т р о . Село Григорьевское под Ярославлем. В автобусной давке испытывает мое терпение священник Гри горьевской церквушки, порушенной соколиками социализма. Красивое, немолодое лицо хлебнувшего обид и унижений человека. Седая борода скрывает грудь, седые волосы собра ны на затылке в пучок и перехвачены резинкой. Руки мозо листые, крестьянские. Поджарая трудовая плоть облечена в солдатскую зеленую рубашечку с пустыми петлицами погон ( “ ...готов встать на защиту отечества“ ) . Сумка дерманти- новая с картошкой, выглядывающей из-под газетки. Льня ные ручки вместо отслуживших , кожаных. Разговорился батюшка с водителем о том, о сем: что бензин дорожает, что автобус ветхий, на квадратном честном слове колесит, а на чальство не чешется, загорает в отпуску. - У вас-то как, храм продвигается? Гляжу, с весны все в лесах, а работы не видно. Или епархия денег не дает? - Таких церквей, как наша, у епархии - у-у-у сколько. Однако, осыпается ли церковка, просыпается ли, а по койников отпевают и молодых венчают. Сам видел. 29 июля, вечер. Поздний гость в ярославском доме. “Старка“ на столе, картошечка, редиска с григорьевского - Расскажу, как я купил первый в жизни чемодан на курсантские рубли. Купил. Гордый иду! Весь кожаный, с металлическими углами, солидный. В училищном обще житии открываю, а там - толстая пачка денег, и каких денег! Я и одной такой бумажки в красный день не пол учаю. Закрыл я чемодан - и обратно в магазин. Вот чудак - чемодан-то зачем волочь, сунул бы деньги за пазуху. Переволновался. Приношу, открываю чемодан насторо жившейся продавщице. Она аж подскочила, вскрикнула, на груду других чемоданов оглянулась. Хвать деньги, да благодарить, в сердцах, ослепленная, сколько-то бумажек подсовывала. Я по-солдатски вежливо: не надо, мол, гражданский долг. И - с пустым чемоданом, гордый собой, в родное училище. Потом все стеснялся в магазин зайти - опять бросится благодарить. Дня через три пошел за пряниками, так она меня безбожно обсчитала, не узнала курсантика. Чемодан тот на днях вынес на помойку. Те перь жалею. Рассказал веселый дедушка много других историй. Что-то забавное говорил о “ядерном портфеле “ Президен та (я подумал, присочиняет). - Кто он? - спрашиваю после ухода гостей. - Генерал-полковник ракетных войск. 3Q июля, Едем живописным Владимирским трактом в пыльном - кажется, резиновом - автобусе. Остановка. Сельцо. Сидят под загаженным, исписанным навесом три сельских детинушки. Носы в конопушках, чубы выгорели. На саженных плечах - футболки “под панков“ : черепа, “анархии “Айрон Мэйдены44. З а их спинами - бескрай нее поле сорняка, ни скотине пожевать, ни птице покле вать. Некому поле засеять, некому сжать, скосить. Одни старушки да панки по селам. И сами деревни российские меняют облик. Деревянные покосившиеся избы померших дедов врастают в землю, словно бы тоскуя по своим хозяевам - землепашцам и ■■ I■^ зодчим. Русскую избу теснит постройка нового времени - кирпичный коттедж, комфортный, до рогой, холодный и безликий, как фотография в рекламном проспекте. Он начинен видиками, микроволновками, “компашками", среди кото рых, как правило, не находится угла для теп лых, наивных деревяшек - резных полочек, плошечек, рамочек, образов. 5 августа. Сергиев Посад и Переелавль-За- лесский. Сердце православия - Троице-Сергиева лавра. Голубые и золотые купола. Народу тьма - всегда. Тут и храм, тут и торг, неразлучные спутники человеческой природы. У ларьков чи сто, не как в городе (пройдет незаметная ино киня, уберет сор и исчезнет). Где храмы, там и беззаветный труд, лепота и чинность. Где муниципалитет, там грязь и мразь по ро же хрясь: пьяные люди тюфячками на газонах при пивных, облупленные стены, зловонная уборная при вокзале, куда войти никак - и лю ди испражняются под ноги при входе. В этих златоколечных местах старые дома еще стоят. На один лад, по местной традиции, с теремком поверху и в кружеве деревянных ук рашений. Но и тут очужестраненное время пус кает метастазы плесени: окошечко в наличниках сплошь уставлено напоказ пустыми жестянками / из-под пива и кока-колы. Коллекция! Да где ж они, люди-то русские в этих прон зительно русских местах? В церкви. Тут лишь и светят родные белые платочки. Словно бы снова спаса ются под покровом Богородицы от нашествия, полона, ига. Водитель нашего “Икаруса" молод. У него тоже над головой коллекция жестянок и пачек из-под сигарет. А пониже - фотографические иконки. На всякий случай. Чтоб берегли, не дали бы сгинуть во всей этой ярмароч ной карусели. - Ребятушки, детыньки, подайте старому на хлебушек, - молитвенно скрестил руки на груди старичок с лицом крестьянина-погорельца, забывшего давно, что такое крыльцо дома, скитальца по базарам и подвалам, по до стопримечательностям руин рассейского коммунизма. Здесь, в одноэтажной провинции, обречены уповать на “доброго царя“ , как это было исстари на Руси. Всем ми ром голосуют за “спасителя нации “ Жириновского - он обещает всем и все: дармовую водку, Аляску, Финлян дию, Индию. Откуда тут знать, что “добрый Вольфович “ (Волкович), покровитель рус-Ивана, прячет от нас свое еврейское происхождение, словно бы что-то нехорошее или коварное, зато на весь Израиль раззвонил в тамош ней прессе, какой он примерный сионист, начисто откре стившись от русской крови. Но, может быть, и такой варяг сошел бы нынче за русского царя, ибо что от России осталось - одни трубы торчат. Если и не Аляску, так уж водку-то дешевую наверняка вернет. Хоть залейся. Ну... Хватит ябедничать на Отечество. Заглянем в за рубежье, ближе которого разве что рубаха к телу, и где несуразностей, этакого легкого уклона к полному абсурду - не меньше. Дмитрий ЗОТОВ. огорода, малосольный огурчик. Печень тресковая “Мурман ская*4. Гость пожилой, от “Старки4 отказывается, кляня здоровье, но исправно выпивает ( “Эх-х, ребятки, по по следней “) . Не окает - столичный житель. Солдатская вы правка и комсомольский огонек в глазах. Сестра смотрит на бравого братца с умилением и иронией: ну-ну, дедушка. Продолжение темы следует. В ближайшем номере: • Самый дорогой курорт сезона. • Нудистский пляж в полтора км. • Бутылочка “Хереса“ за миллион. • Под обаянием митъков. • Встреча с московским кутюрье, ш Милиционеры-спекулянты. • Рождество у моря.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz