Рыбный Мурман. 1994 г. Ноябрь.

№ 44 (4540) 4 - 10 ноября 1994 года Из первых рук Эти заметки выстраданы человеком, прошедшим адовымуки нашей медицины. Зачем, спросит читатель, писать об очередных страданиях русского человека, ими народ и так сыт по горло. Возможно. Но ведь о чем мы привыкли читать? О “золотых" руках врачей и медсестер, о чудо-оборудовании, приходящем из-за рубежа, о новых методахлечения и т. д. Но никогда - о душе больного, его думах, мыслях, тем более о больном, которому, по мнению специалистов, оставалось жить пару недель. Как он мучился, переживал, кто ему помог выкарабкаться с того света - об этомдокументальный рассказ. Но главное, пожалуй, в нем другое - автор хотел показать: человек сильнее любой болезни, любых невзгод. P. S. По понятным причинам редакция “РМ“ изменила имя и фамилию автора. Momento more. Начало - раковый корпус. Конец - морг. Какой-то умник именно так расположил сооруже­ ния Мурманской областной больницы. Остальные здания как бы в пространстве, в котором есть стопроцентные шан­ сы выжить, где нет места “momento more“. ...А “до того“ часто снился сон: родной институт, чер­ дак его, откуда из черной дыры тянутся ко мне щупальца и хватают, затаскивают... Вы не верите снам? Значит, просто молоды и думаете, что вечны. Приемный ПОКОЙ. Туда-сюда, туда-сюда, как маятник между пациентами. Вызывают раздеваться, выда­ ют выздоровевшим (ой, ли?) цивильную одежду. В узком коридорчике - не продохнуть, не приткнуться. Несколько счастливчиков оседлали стулья, остальные подпирают стенки. Час-другой ожидания... Покурить бы... Вышел на крылечко, вдохнул свеженького воздуха вперемешку с си­ гаретной отравой и по стеночке - к стеночке ожидания. Го­ лова кругом, и мочи нет. Как спасение - услышал родную фамилию. Бог мой! Паспорт оставил дома, без него - от ворот поворот. Хорошо, мурманчанин, а если бы никельча- нин? Двадцать минут - и я опаспортизован, опрошен, ос­ мотрен, обвешан, обмерен, одет, обут, опалачен. Отделение. Оно называется первое онкохир; ское. Пациентов - 60 человек, три хирурга, две п сестры (порой - одна) плюс процедурная, одна санитар (порой и ее н ет ), старшая медсестра, сестра-хозяйка. По­ жалуй, все. Палаты - двух-, четырех-; Бывают и больше, короче - обыкновенно-со человека считали скотиной, которую можно загнать и проводить над ним лабораторные опыты. Сто длину, шесть - в ширину - вот и все коридорное ное пространство. Холл, цветной ТВ, цветы. Да, гл (увы, именно главное для людей с такой болезнью) - туалета на 60 больных, прибавлю, правда, сюда^вноШз менную с естественным атрибутом. З а в . О т д е л е н и е м . По Феликсу Сергеевичу Чеде| панову утром я сверял часы: в палату он заходил ровна й 8 часов 11 минут. Вопросы короткие, как скальпель, ме - категоричное: операция. “Может быть... Ведь е (черт возьми!) барокамеры, лазерная терапия... еще доценты с кандидатами напридумывали, а главврачи получили в дар из-за “бугра“ - препараты, ооо- рудование...“ “Упустили вы время, голубчик/оно сейчас играет не на вас. Готовьтесь. “ Таков был приговор. Долго никогда не говорил да и некогда: почти каждый день две- три, четыре (!) операции. Анализы, диагноз? Они летят порой в тартарары, когда нещадный скальпель вскрывает... Тут думать порой некогда. Впрочем, что это я вдруг начал говорить за кого-то, пусть сам расскажет. А рассказал Фе­ ликс Сергеевич столько, что впору роман писать. Как по­ сле утомительных операций (через не могу!) вместе с хирургом-соратником Юрием Владимировичем Мариничем шли в морг, где (простите за натурализм) вскрывали мер­ твых ради живых. Спросил как-то я в лоб Ф. С.: “Ну а сейчас из-под вашего ножа сколько человек меняют этот мир?“ . “Нет таких“, - был краток. И только совсем не скоро я узнал, что, думая о других, он напрочь забыл о себе, своем здоровье... Что и в выходные, и в праздники - в отделении. Что Юрий Владимирович Маринич стал кан­ дидатом медицинских наук (дай ему Бог здоровья!). Что беспощаден к тем, кто беспощаден к больным. Что может вспылить да так, что “бедные“ сестры плачут. Что зарп­ лата его да и всех остальных в онкологии ниже, чем в дру­ гих отделениях областной больницы и диагностическом центре. Что... Впрочем, хватит: жизнь научила - лучший способ не разочаровываться - это не очаровываться. Медсестры. “Больной, больной, да проснитесь же! Примите снотворное!". Так в анекдоте. Так же и было. Но один раз. Как было (в другой больнице), когда дама в бе­ лом халате в лоб заявила: “Больница - для врачей, а не для вас“ , - типа: ходят тут разные... Уродов, тем более моральных, хватает, но разве они - суть нашего бытия? И если бы не медсестры, их ласковые руки, спокойные голо­ са, то... Низкий поклон вам Нина Михайловна Басургина, Татьяна Владимировна Карпинская, Алла Кирилловна Це- лидзе, Валентина Ильинична Острогляд, Лидия Алексеев­ на Горшечникова... Извините, кого забыл... Почему они такие? Спецотбор, что ли, здесь? Не знаю. Но и захваливать не хочу. Они - такие же как и мы, зна­ чит, простим, если что не так... Л и ц а . Холод пробежал, когда увидел своих собратьев по несчастью. Серые, тоскливые лица - в глазах многих, нет, не обреченность, но отрешенность, безучастность. Ноль эмоций, ноль интересов. Лысые женщины (следствие введения химических препаратов), мужики молчаливые, даже в курилке. Иногда: “Хирурги - мастера-а-а“. Молча­ ние, лишь снизу, где курилка “грудных “ - звук харкоти­ ны, кашля и мата... Им-то не можется, а говорить хочется. Перед операцией. За 18 часов нельзя почти ни есть, ни пить. Вечер. Сигарета за сигаретой. Что будет? Дал подписку (все дают), что в случае... Конечно, причем тут могут быть хирурги, когда всю сознательную жизнь жил по совковскому принципу: раньше думай о Родине, а потом о себе. Болит, ноет - чепуха, таблетку в зубы - и на работу, а на работе - когда обед, когда и нет... ... Принесли бумажку, что Ромка и Родион, мои моло­ дые знакомцы, сдали кровь. Таков порядок. Ребята, я пе­ ред вами в долгу... И СНОВа КурИЛКа. “Ходил по врачам, ходил, - жа­ луется бывший машинист, - а что толку? Кто только меня не смотрел, от чего только не лечили... И вот теперь гово­ рят - запустил. Что теперь будет? “ . А я воочию вообразил длишпощие очереди в поликлиниках, томительные часы ожидания, врачей, которые в поте лица работают в конвей­ ерном темпе. Удивительно ли, что мурманчанин машет ру­ кой на такую медицину и покорно ждет вечного покоя в Мурмашах... О п е р а ц и я . Утром - ужас. В 9.15 - на каталку, в 9.20 - в глаза яркий свет, и последнее, что услышал, - слова Феликса Сергеевича: “Все в порядке“ . И живой мир погас. Реаним ация- Герой романа Ромена Роллана “Жан Кристофф“ буквально содрогнулся, услышав предсмертное слово старого больного деда: “Мама“ . То же самое повторял и автор этих заметок, чередуя в беспамятстве родное слово с именем дочери. Рассказывают медсестры и врачи, что это - типично. Правда, иной раз звучит (в основном из уст муж­ чин) крепкий мат. ... Очнулся вечером, ближе к ночи от какого-то шума. ' Перед глазами - лохматое привидение, издающее гортанные звуки, то падающее с койки, то рвущее с себя капельницу... Хотелось закричать самому от страха, боли. Напрягся... По­ следнее, что увидел, - свою капельницу. И вновь - темнота. ... Чувствую: комариные укусы то в одну, то в другую ногу (медсестры кололи болеутоляющее). Не шевельнуться. Как в тумане - полные слез глаза жены, брата, сестры; их молчаливые, но такие сочувственные глаза... На третий (или четвертый) день сплю меньше. Еды - ни­ какой, только капельница. Ощущение: тело усыхает, кости впиваются в постель; от неуюта ворочаешься, ищешь объект (или объекты) для отвлечения. Вот вверху проволока, на нее подвешиваются капельницы. Самоделки, подумалось, де­ ло рук местного рационализатора. И верно: многое в отделе­ нии реанимации придумано и изготовлено руками заведующего Владимира Николаевича Мейке. Порадоваться бы: да и сил нет, да и мысль свербит - ме­ дицинская промышленность больна вместе со мной (и стра­ ной!) . Сквозь забытье слышу вопрос жены заведующему: “Ка­ кие нужны лекарства? “ . Ответ сразил: “У нас есть все“. Странно, мелькнуло, с каких это пор в России есть все. По­ том (проверено на себе) Владимир Николаевич был прав - уж на что на что, а на реанимационную онкологию дают не­ обходимое и сверх того... Как перебороть себя. В реанимации провалялся неделю. И вновь - “родная“ палата. Ох, как хочется прогу­ ляться, встать!.. Задумал - решил... Утром, уже как обычно, нарочито грубоватая (какая же по сути добрейшая душа!) медсестра Алла Николаевна Глебова внесла капельницу. Снова - здорово... Четыре часа пролежав, встал прогуляться. Открыл дверь палаты в коридор - и звезды в глазах. Помню: Феликс Сергеевич, медсестры, охи, вздохи. Приковали снова капельницей. Да что же это такое?! В конце-то концов? Пой­ ду или нет. На следующий день по стенке, по стенке. До окошка - 12 шагов. Дошлепал. Сел на диванчик. Слава Богу! Но что-то сильно выбивало, из колеи. Дышать трудно, свет не мил... Что за дискомфорт? Запахи! Запахи. Они преследуют всех нас, как в обычной со­ ветской поликлинике и тем более в больнице. Запах деше­ вого табака, лекарств, хлорки, еще Бог знает чего. - и становится невыносимо. Голые серо-буро-малиновые стены, неухоженность-неуютность, и думаешь: домой, домой... Куда там! Ходить не можешь, а куда-то собрался. Может быть, и легче было, если бы рядом (в палате!) была жена или си­ делка. Увы, в нашей действительности это невозможно. (В - нашей - нет, а вот в зарубежной - да, но об этом ниже.) Одна надежда на нянечек-санитарок. Нянечки-санитарки. Поистине нянечки. Такая нянечка была (и есть) в реанимационном отделении. Ее зо­ вут Козловская Нелли Алексеевна. Представьте - с вами ваша мама: принесет, отнесет, подаст, подстелит и всегда тогда, когда есть в чем-то по­ требность. Не надо ее кликать - она вместе с тобой. А вот уж в онкохирургическом отделении санитарка - это великая проблема и головная боль всего медперсонала. Вздыхают заведующий, старшая медсестра, сестра-хозяй­ ка: “Не идут люди“ . Ну кто-то же уоирает? Работают зачастую те... Как бы это сказать помягче... Словом, нужна, как кажется, крутая безработица, чтобы даже за такую зарплату (при всех начислениях - 200-220 тысяч) люди бы стояли в очереди. Ромка - на втором курсе мединститута, на год взял академический, подрабатывает. Мама - одна, отца - нет. Жду его с нетерпением: остер на язык, да и душу погреет прикольными студенческими шуточками. “Кто такая всадница, знаете?", смягчая “с “ на “з “ . Хохотнул, потом: “Да это ж медсестра". На душе потеплело. “А кто такой?.. “ - и пошло-поехало. Жаль, быстро расправляется с полами. Уходит. Света - та фи­ лософски задумчива, рассказывает о себе, семье, да все со вздохами-привздохами. Так порой и хотелось погла­ дить ее по светлой головке, успокоить. Уж очень от нее усталостью жизненной тянет. И это в восемнадцать-то лет? Потом, когда Ромка рассчитался, куда-то пропала Света, и вечером только слышны крики бакланов и звер­ ский лай-грызня собак. Естественно: под окнами мусор­ ные ящики. Тишина, покой - где они? В снотворной таблетке... Друзья. Вот уж точно: они познаются в беде. Из Москвы, Санкт-Петербурга, Украины, городов области, мурманчане, коллеги по работе приезжали-приходили, приносили лекарства, еду, цветы. Ни на час не оставляли одного. Д ай им всем, Господи, здоровья! Чтобы ни один из них^не повторил мой путь! В больнице познал простую : мера дружбы безмерна, как безмерна и мера под- лося#. И совсем не враг тебе тот, с кем когда-то ты не место под солнцем. Враг тот, кто поставил на те- крест, похоронив заживо, заочно приговорив к Мурма- Йам. (Это уже потом, почти через три месяца, узнал я о /таких и поставил во здравие их свечку, вспомнив поимен­ но. Свечка потрескивала, что означало: это души сата­ нинские) . ОДИМ. “Сын мой, не расстраивайся, Бог и все знает про нас“. Это отец Никодим, на- нашего Мурманского прихода зашел меня наве­ стить. И приободрить. О чем говорил? Только не о ч^агробном мире, только не о слабости человеческой. Сы­ пка* сыпал словами... Да не нужны мне лекарства! Ну- Никодим! Отец - солнце, раздаривающее свет. Проводил его чуть-чуть и увидел, как множество боль­ ных, в основном женщин, глядели на него во все глаза, тились, потом мне говорили: “Взглянули - и на душе о легше“. Увы, ни в одной смете ни одной больницы не^«задожена штатная единица священника-духовника. Возмояйю, где-то в терапии еще можно без такого чело­ века и потерпеть, но только не в онкологии. Где врачи тебе не говорят всю правду, где видишь только натянуто­ улыбчивое лицо жены и не знаешь, сколько она перело­ патила всякой медицинской и околомедицинской литературы, и не видишь мокрые от ее слез домашние подушки. В этой главке (божественной!) решил рассказать о божественных людях, которые стали эликсиром моей жизни. Жена. Незаменимая, любимая, верная. Как богиня с небес приходила тогда, когда было совсем невмоготу. По­ следней умирает надежда. Она своей надеждой воскреша­ ла. Александр Иванович. Был краток, и слова, как вы­ стрелы с жизнь дарящим женьшенем: “Поднимайся. Бро­ сай все. Езжай на родину. Припади к земле. Она даст тебе силы. Верь мне“. Рядом стоял его верный друг, один из моих любимых капитанов, Александр Викторович. Мне казалось, он плакал... Флорида. Бутылочки с настоями трав, баночки с суп­ чиками, да все протертое, проваренное-пропаренное, да каждый день, да не один раз в день. Усталая, замотанная семьей, приходила, надев на себя белый халат дочери- медсестры. И ее муж - кум, который ни в чем не предал. И “боевая подруга“ Галя. Розы, сирень, цветы в гор­ шочках, вазочках приносила. Красивая, нарядная, улыб­ чивая. Жить хотелось, как только открывала она дверь палаты! Алексей Алексеевич и Василий Петрович. Первыми (вместе с женой моей) рванулись после операции в реа­ нимацию, привезя кучу лекарств, препаратов, фруктов и проч. и проч. Наконец, Виктор, Друг. Вот ведь божеское совпаде­ ние: у нас оказалась одна и та же группа крови, а ее перед операцией надо было сдать кому-то из близких, знакомых для оперируемого. Вот так мы породнились кровью. Впрочем, о нем, как и о некоторых других, здесь названных, весь рассказ впереди. КрИЗИС. Через месяц с небольшим после операции Феликс Сергеевич уходил в отпуск. К тому времени я бегал по отделению, выражаясь шоферским языком, как колхозный мерин, даже на выходные мотался домой, ра­ зумеется, с разрешения Ф. С. В пятницу - выписка, а утром в среду - ни встать, ни повернуться, и резкая с головы до пят боль. Что случилось? Прозвенел звонок - задержался ты на этом свете?.. Откуда знать? Поколдо­ вала врач-реаниматолог Анна Вадимовна Щербакова. Во­ скресила. Да уже не вернуть того здорового состояния, что было. И в один из светлых июльских дней палату буквально оккупировали друзья (откуда прослышали?) - Юрий, Борис, Александр. “Давай-ка поднимайся и собирайся в Норвегию. Никому мы тебя не отдадим - ни Богу, ни чер­ ту1*. Вениамин ПРОТОПОПОВ. г. Мурманск. Апрель-июль 1994 г. (Окончание следует).