Рыбный Мурман. 1994 г. Август.

12 ооос N®33 (4529) 19 - 25 августа 1994 года O O Q C X X Z X D O O C Зелёная лампа XZX 55 * За все вопросы, ждущие ответов, За вечер с легким запахом духов... Пусть даже втайне понимая: это - Лишь сказка несбываюгцихся снов. Думала, что никогда не отправлюсь В страну, где кончаются сны. Верила - в луче света. Верила - прозрачней воды. Верила, верила, верила, Но все призрачней мои сны... * * * Тебя в моих воспоминаньях Я изживу. От всей души прощу... я НЕ ОСТАВЛ1Ю 1ЕБЯ ОДНОГ Рассказ О Денис ЗБОРОВСКИЙ Трижды молод - по возрасту, в качест­ ве начинающего коммерсанта и по опыту поэтических публикаций. Пессимисты счи­ тают молодость недостатком. Наш. дебю­ тант не из их числа. Он жизнерадостен и искренен , и душевно чуток в осмыслении реалий и мечты. Несчастные старухи - наше горе, Позор для нас, укор для всей страны! Как их забыть смогли в державном споре Вы, “Родины великие сыны“? Конечно, с высоты “слуги народа “ Не может рассмотреть из вас никто, Как в магазин заходит с непогоды Бабулька в мокром стареньком пальто. Дрожащими от холода руками Из кошелька все вытряхнув за раз, Стоит она с какими-то рублями В сухой ладони, не сводя с них глаз. А девушка за кассой, глядя мимо, Небрежно скажет, объясняя ей, Что для покупки молока необходимо Не восемьсот, а тысячу рублей. Губами пожевав, еще не в силах Оправиться от этих новостей, Она прошепчет: “Милая, спасибо, Тогда мне просто хлебушка пробей“. Их мученицам можно уподобить - Согбенны, одиноки и седы, Они идут себе обед готовить Из соли, хлеба и простой воды. Кому же уподобить “слуг“? Пилатам? Или иудам? - То решать не мне. Над всеми Бог, ко ’всем придет расплата. Им выбирать: на небе иль в огне. Люблю тебя, как ночь и свежий ветер. За бархат губ, за тайну редких слов, За все с тобой нечаянные встречи, За сказку несбываюгцихся снов. Люблю, как море, что слепит лазурью, За блеск искристых, непонятных глаз, За звонкий смех и за печаль немую, За тишину, царящую сейчас, Елена БАСАВИНА Киоскер агентства “ Роспечати “. Ей тоже немногим за 20. Из написанных в разное время стихов сложилась вот такая мини-поэма на вечную тему Любви... Быть мне морячкою - Ждать твоего прихода, Жить от гудка до гудка Твоего парохода. Быть мне гордячкою И недотрогой И для других быть Строгой-строгой... С морем делить любовь твою - Я не ревную... Где ты еще найдешь Другую такую? * * * Когда такая боль, Что слово не родится И гуще сумерки души, Дай мне из рук твоих напиться Святой воды. Дай мне твое промолвить имя Во тьме дорог. Не покидай меня, любимый, Не будь жесток. Не позволяй бродягой нищей Брести сквозь мир. Хотя б за то, что я любила И ты любил... * * * Твое имя, как стих, Прошелестело, слетая с губ. Легче, казалось бы, - в крик! И - не могу. Звать, Не надеяться на ответ, Ждать, ждать! И времени бег Обратить вспять. И вернуть потерянные шаги. Взгляд, жест... И желания твоего Вернуть всплеск, Очутиться в кругу твоих рук... И вдруг понять, Что тебя у меня Никому уже не отнять! * * * Думала - справлюсь. Думала - силы даны. Проснувшись, она долго лежала на диване, боясь начать этот день. Из-за боли спала со­ всем немного, даже не спала, а чуть забылась перед рассветом. Превозмогая себя, она опу­ стила нога на пол и села, опершись на спинку дивана. Узкая полоска утреннего солнца на стене, задев иконку, осветила комнату. Комната бы­ ла небольшая, и в ней почти не было мебели - ее диван, два стула между ним и кроватью сына, маленький телевизор в углу и старый шифоньер. Сын неподвижно лежал в своей кровати. Лежал уже четвертый год. - Сынок, - тихо позвала она. Глаза открылись - “я слышу “. - Разбудила? Зрачки двинулись слева направо - “нет“ . - Сегодня опять не спала... Умру я, сынок, скоро умру... “Нет!“ - закричали его глаза. - “Нет!“. - Совсем нога отнимаются... Жаль, что со­ седям долг за хлеб так и не верну, - расстро­ илась она. Она пересела на стул и положила голову ему на грудь. - Ты, наверное, есть хочешь? Нет? А мо­ жет, кашки сварить? Правда, на воде. Что? Чай? Тоже нет? Протереть? - удивилась она, потому что сын не очень любил это - стеснял­ ся. Еле передвигая ноги и держась за стенку, она пошла на кухню, налила в литровую банку теплой воды и с этой тяжелой для нее ношей вернулась к нему. Она откинула одеяло, на­ мочила полотенце и стала медленно, санти­ метр за сантиметром протирать его худое тело. - Левую рученьку помыли... - любовно, как когда- го в детстве, приговаривала она. - Пра­ вую... Грудь... Животик... Левую ноженьку... Правую... А спинку, - докончила, вздохнув, - опять не помоем. Она поставила банку на пол и накрыла сына одеялом. - Тебе хорошо? “Да“. - Может, все-таки поешь? “Зачем? “. - Что? - не поняла она его следующий знак. - Почитать? “Да“. - Опять это? “Да“. Она взяла из-под его подушки книгу, от­ крыла на закладке и стала медленно, переводя дыхание, читать: “Я смеюсь над теми, кто боится смерти. Бояться ее так же глупо, как утром бояться ночи - она все равно придет. И к смерти, как и к ночи, нужно готовиться, чтобы она не застигла врасплох. Ночевать лучше в теплом доме и на мягкой постели, которую ты сам себе выберешь, чем искать пристанище в темном и незнакомом лесу. Почему мы осуждаем смерть? Почему мы в панике бежим, едва услышав ее шага? Зачем? У смерти две сторо­ ны: одним она в радость, а другим, как незва­ ный гость на пиру. Тому, кто полон сил, не до нее - и правильно, так и должно быть; а если твой родник иссякает - думай о смерти! Смерть - враг молодости, но друг старости и хвори. Не бойся ее, она придет неизбежно, бойся мук жизни, эти муки безжалостны, как дикий зверь, и поэтому выбери достойный путь к предкам. Жизнь нужно благодарить не столько за то, что она дает движение, сколько за то, что она его останавливает. Спроси лю­ бого ребенка: верит ли он, что люди умирают Алексей СОКОЛОВ Механик-наладчик Мурманског о тралового флота, неоднократный при­ зер литературных конкурсов “РМ“. Не все его рассказы столь трагичны , но все они созданы на фактическом мате­ риале его житейского и моряцкого опыта. ._________________________________________________________________ / навсегда? Нет, скажет он тебе, нет! Детям можно верить, они живут чувствами, и они только недавно пришли оттуда, куда мы все когда-то отправимся. Хочешь раньше прийти - раньше уйди!.“ . Она взглянула на него. “Хватит “. - Ты веришь этому? - спросила она. “Да!“ . Она привстала, чтобы положить книжку на ее обычное место... Очнулась она на полу. Перед глазами была металлическая ножка кровати с колесиком. Она с трудом встала, цепляясь за кровать. Его глаза были открыты и смотрели с испугом. “Что, что с тобой, мама?“. - Обморок, - прошептала она. - Уже второй, - она перевела дыхание. - Я сделаю, сынок, то, о чем ты меня просил. Я... я не оставлю тебя одного. Да, - твердо сказала она, - сделаю. Он показал глазами на часы. - Что? - переспросила она. Он снова показал на часы. - Сколько? - спросила она. “Пять минут“. - Хорошо. Ему хотелось вспомнить. Н ет, не жену, которая т в о р и л а ему гадости, когда в комнате никого не было, и не сестру , мотающуюся по стране с очередным женихом. Они обе исчезли спустя месяц после того, как его сюда привез­ ли. Он хотел вспомнить те дни, согда был здоровым, а не бессловесным подо( нем чело­ века. Он с брезгливостью посмотрел на высох­ шее бесчувственное, словно чужое, тело под одеялом. А ведь когда-то оно повиновалось ему так же легко, как сейчас зрачки гл: . Д евя­ носто килограммов - вот сколько о» весил тогда! Почему-то часто вспоминается турнлк , /■ : n Александр ЛЕСНОВ Где тот критерий, когда можно ска­ зать, что человек состоялся как лич­ ность? Да еще о самом себе. Так что сей дебютант, можно сказать, в поиске | - главного дела, своего почерка жизни, способа самовыражения. Пожелаем и ему успеха во всех начи­ наниях! Игрушка детства моего - Железная дорога, Опять бежит электровоз По рельсам в дальний путь. И непонятно отчего, Но грустно мне немного, А от невыплаканных слез Так сладко щемит грудь. Того, что было, не вернешь (Как детство пролетело!). И без забот на свете жить Мне уж нельзя совсем. Какой-то накипью в душе Все прошлое осело, Одна железных рельсов нить Не ведает проблем. ХРУСТАЛЬНЫЙ БЛЕСК Я назову тебя Звездой... И это прозвучит избито, Пусть к миру звезд пути закрыты, Но только не для нас с тобой. Я назову тебя Моей... И, С iyC> СЛеХ£Б* JP.TJrCTJCT фрпзц. А может, оборвется сразу, Как вереница наших дней. И ты останешься Мечтой, Во мраке ночи сном растаешь, Когда, проснувшись, я узнаю, Что говорил с самим сЫЗой... < - У на котором он крутился до изнеможения. Сей­ час бы все отдал, чтобы хоть на мгновение почувствовать силу в руках. Все отдал бы, а ведь отдать-то нечего - даже жизнь не имеет никакой цены... Молодость, здоровье, счастье - все оборвалось в один миг после удара в позвоночник концом лопнувшего ваера при подъеме трала. Он узнал и цену дружбы, когда перестали заходить те, которые раньше называли себя друзьями. Он заплакал - единственное, что мог еще делать. Почему судьба не пощадила его, за­ чем, отняв все, оставила разум? Он несколько раз пытался задушить в себе жизнь, набирая полный рот каши и задерживая дыхание, что­ бы с первым вздохом забить ею легкие, но потом прекратил это, потому что понял: мать и дня не проживет после его смерти. Он оста­ вил себя жить ради нее. Он не боялся своей смерти - он не хотел ее смерти. - Сынок... “Да?“ . - Ты прости меня... “Да, мама“ . Сыно-о-очек, - она бесслезно зарыдала у него на груди, - встань, родненький ты мой, сердечко мое, ну встань, ну пожалуйста... - Она начала целовать его лицо: - Ну встань, ну встань... “Нет, не встать мне, мама“. Она попыталась приподнять его за рубаш­ ку... и снова упала. Очнулась она через час. Очнулась только потому, что не выполнила его просьбу и свое обещание. - Сейчас, сейчас, подожди немножко... - она с пола дотяттулась до диванчика, припод­ нялась на локтях, встала, взяла свою подуш­ ку и, сделав неуверенный шаг на непослушных ногах, оказалась рядом с ним. - Прости меня, - прошептала она. “Я люблю тебя, мама“ . Она, не взглянув па икону, накрыла своей подушкой его лицо и легла на нее грудью. Он не расслышал шелеста ее последних слов, зато уловил чьи-то приближающиеся шаги. И вдруг осознал, что это стучит сердце. Но даже когда “шаги" замерли, он так и не успел понять, чье это было сердце - его или мамино.