Рыбный Мурман. 1991 г. Январь.
Литературная страница — МатЕейка, вставай... Вста вай, милый... — мать ласко вым прикосновением трогала худенькое плечо сына, словно стараясь продлить его сон. — Вставай, Матвейка, пора идти за хлебушком. Матвейка, спавший на трех стульях, приставленных к уз кой железной кровати, на ко торой из-под старого ватного стеганого одеяла виднелись две стриженые головки мень ших братиков, чувствовал неж ную материнскую руку, слы шал ее певучий окающий го лос, но не мог превозмочь сковавшую все тело тягост ную дрему. — Пора, Матвейка, — про сительно повторила мать. И Матвейка, словно нехотя, осто рожно, чтобы не разбудить малышей, высвободился из- под одеяла, под которым он спал вместе с Венькой и Гер- кой, сел на крайний стул, су нул ноги в старые подшитые валенки и стал поспешно на девать рубашку. Бр-рр, холод но. Хотелось есть, но есть бы ло нечего, пока он не прине сет хлеба, а мать не сварит скудную похлебку и постную кашу. Она уже начала растап ливать печь. Интересно, подумал Матвей ка, какую кашу сварит мама: овсяную или пшенную? Хоро шо бы пшенную — он любил ее. К тому же Матвейка опа сался: как бы мать не заме тила, что овсяной крупы чуть- чуть уменьшилось за ночь. Ночью, когда мать с отцом спали, он открыл тумбочку, стоявшую у подножия их кро вати, достал мешочек с овсян кой и, оделив по пригоршне Веньку и Герку, третью высы пал себе в рот. Овсянка вкус ная, если ее долго жевать, а не глотать сразу. Матвейке стало стыдно при восполлинании об этом. Ни когда бы он не полез за ов сянкой, если бы не пятилет ний Герка. Пристал: «Давай немного овсянки съедим, ма ма не заметит. Брюхо болит есть хочу». Матвейка скосил глаза на пол около тумбочки: нет ли крупинок — следов ночной вылазки. На полу чисто. Кры сы, поди, подъели, подумал Матвейка. Вон их сколько раз велось! Даже капканы, кото рые ставит отец на ночь, не помогают. Крысы действительно обна- -глели. По ночам они грызли пол, тумбочку, пищали, носи лись в темноте по тесной ком нате, и было жутко от их бес- цеременной возни. Иногда одна-две за ночь попадали в капканы, но крыс от этого не становилось меньше. А неде лю назад одна такая крыса прокусила палец Ромке, са мому маленькому братику, который спал в качке. Зашел ся криком Ромка, мать поду мала: описался маленький, впотьмах ощупала пеленки, почувствовала теплую липучую мокроту. Включила свет — а поверх спеленутого детского тельца дергалась крошечная ручонка, высвободившаяся от пеленочных пут, заляпанная кровью... — Карточки возьми, — про тянула мать сыну хлебные карточки и деньги. — Да не потеряй, спрячь получше. — Знаю уж, — буркнул Матвейка, пряча сшитые нит кой у корешков карточки в нагрудный кармашек рубахи. — И когда их только отме нят, — продолжала мать вслух раздумья о хлебных карточ ках. — Сказали, к зиме, да вишь — неурожай вышел. Те перь вот еще год ждать. Вторая послевоенная зима набирала силу, и надежды людей, так ждавших отмены карточной системы, были по хоронены на иссушенных, вы горевших полях минувшего жаркого лета. ...Матвейка выскочил на ули цу. Морозный воздух ударил в легкие, сбил дыхание, полез под старое пальтишко, наде тое прямо на рубаху. По ежившись, Матвейка припус тил через дворовую площад ку, прикрытую с четырех сто рон деревянными двухэтажны ми домами, чудом уцелевши ми от бомбежек' в войну, и выбежал на огромный пу стырь, устрашавший торчащи ми полуразрушенными печ ными трубами на ллесте сго ревших в войну домов. Этот пустырь отделял их микрорай он от улиц Кирова и Рабочей, на пересечении которых, ря дом с женской школой, и на ходился магазин, где каждое утро Матвейка стоял в очере дях за хлебом. А на пути к магазину, в нижних концах улиц Горького и Кирова, уже строились но вые дома, белевшие чистотой свежих срубов. Сюда ребят ня бегала за щепой и чурка- друг к дружке, защищаясь от добирающегося до костей хо лода. Ровно в восемь дверь от крыли, и очередь хлынула в ^аЕертеньку левого крыла ма газина, в хлебный отдел, раз бираясь на ходу кто за кем. Хлеб еще не привезли, и при везут, возможно, не скоро. Но как хорошо стоять в теп ле, отогревая застывшие на морозе члены! Уборщица уже затопила две голландки, стоя щие в передних углах магази на, желающие подходят к печ кам, греются, подбрасывая поленья, если дрова прого рели, и Томятся в сонливом ожидании, пока каряя лошад ка не привезет просторный фургон с. вкусно пахнущим хлебом, поставленный на длинные узкие дровни. Матвейка терпеливо ждет, приткнувшись к стеклянной витрине длинного прилавка. В витрине сухофрукты, конфеты «подушечки», рыбные консер вы, но никогда мама не поку пает их, потому что зарплаты отца хватает лишь на скудные Подпись Анатолия Сергееви ча Беляева нередно встречает ся под заметками на страни цах мурманской печати. Обыч но он пишет о деятельности об ластной организации общества спасения на водах, где рабо тае т последние десять лет. Прежде Анатолий Сергеевич трудился и на судах управле ния гидрометслужбы, и — по сле окончания пединститута — преподавателем истории в за очной школе моряков. Все 53 прожитых им года связаны с Мурманском; не так давно по тянуло его рассказать о пере житом здесь — рассказать при помощи художественного сло ва. Предлагаем вашему внима нию его рассказ. добытчик», — шутил иногда отец, гладя сына по спине. Конечно, за хлебом могла ходить и мать, но тогда Мат вейке пришлось бы нянчить ся с Ромкой. А это так тяже ло. Когда Ромка разревится, то кричит до посинения — сладу с ним нет. А кормить нечем. Правда, мама, уходя за продуктами, оставляет ло моть черного хлеба и щепоть сахарного песку для Ромки, если тот заплачет. Матвейка пожует хлебный мякиш, об валяет жеванину в песке на блюдечке, закрутит в марле- Рассказ Вкус ржаного хлеба ми для печек, и, бывало, под валивало счастье, когда плот ники, рубившие жилье, позво ляли взять щепу или отпилен ную чурку. Но счастье было изменчиво. В последний раз здоровый мужик в добротном полушубке отобрал у Матвей ки и щепу, и новый холщовый мешок, который отец дал Ма твейке специально ходить за щепой. При воспоминании об этом Матвейке стало уныло. Он даже замедлил бег у того до страиваемого дома, зиявшего глазницами еще не застеклен ных окон, но, вспомнив, что у магазина очередь прибавля ется, припустил через улицу Горького, срезая угол у fie- давно выстроенного к/iy ба, прямо к магазину. На широком, низеньком, в одну ступеньку, крыльце при земистого грязно-зеленого магазина копошилась бесфор менная очередь. Матвейка за нял за полной хмурой жен щиной в допотопном пальто, укутанной старой, уже изно шенной шалью. — Вы за кем? — робко спросил он неприветливую ба бу. — А вон за тем в бушлате, — вяло показала она на мо лодого дядьку в черной мор ской форме без погон. — Вот пацан, — живо от кликнулся тот. — Мороз, а им все нипочем. Шея голая, хоть бы шапку завязал — щеки от морозишь. — Мне не холодно, — за- храбрился Матвейка, а сам вспомнил, как мать не так давно повязала ему поверх шапки свой полушалок. Заняв шая тогда за ним очередь бойкая молодуха спросила его: «Ты за кем, девочка?» Матвейка побоялся признать ся, что он не девочка. Так и простоял полдня «девочкой», опасаясь разоблачения и на смешек. Магазин открывали в ео- семь. И ближе к его откры тию очередь сгрудилась у дверей, уплотнилась, превра щаясь в плотную толпу, охва тывающую флангами закры тую на большой висячий за мок дверь, словно готовилась к штурму вражеского дота. Над толпой клубился пар, вы дыхаемый на морозе десятка ми людей. Люди притопывали, пытаясь согреться, и жались ■и... .. . . Анатолий БЕЛЯЕВ. .............. продукты по карточкам. О многом думает Матвейка е длинной и долгой очереди, но больше всего он думает о маме, братиках и хлебе. Хле бушке, как называет его ма ма. Мама такая маленькая, щуплая, что Матвейка того и гляди догонит ее ростом в свои девять лет. Все-то она в хлопотах. В войну они с ма мой жили в деревне в эвакуа ции. Ромки тогда не было. Отец всю войну спужил в Мурманске в пожарных ча стях, а мама одна выхажива ла их да работала няней в колхозном детсаде, куда при строила и их, троих малышей. В войну в деревне было луч ше. Там картошка из своего огорода, а из картошки — та кие вкусные лепешки! При мысли о лепешках у Матвейки заурчало в животе, еще сильнее засосало под ло жечкой, а во рту появилась противная слюна, судорогой, до щипоты, свела язык, нё бо, щеки. А здесь, в Мурманске, на всю семью получают они в день два кило сто пятьдесят граммов хлеба. Всего одна буханка с небольшим дсвес- ском. Или без него. А при варок какой? Крупы, сахара, растительного масла дают по карточкам — кот наплакал. Вот и плачет по ночам Ромка, терзая пустую материнскую грудь. И хнычет Герка: есть хочу. Матвейка с беспокойством поглядывал на то и дело от крывающуюся дверь магази на. Он ждал Мишку Живото- ва из соседнего дома. Миш ка, как и Матвейка, учится во вторую смену. В четвертой мужской школе. Только Миш ка в третьем классе, а Ма твейка — во втором. Вчера . у Матвейки был большой до- . весок. Он не хотел его есть — грешно такой довесок сло пать одному! Но Мишка уго ворил его съесть пополам этот довесок, а в следующий раз они съедят довесок Миш ки. Мишки не было, и мысли Матвейки вновь унеслись в горьких думах о хлебушке. В прошлую зиму за хлебом ходила мама — Матвейка учился в первую смену. Но в конце лета родился Ромка и ходить за хлебом стало делом Матвейки. «Кормилец растет, вую тряпку и сунет эту «сос ку» в сморщенный, кривящий ся Ромкин рот. Высосет Ром ка подслащенные хлебные со ки из марли и вновь начинает кричать. - Вспомнил Матвейка, как по просил Герка пожевать для Ромки хлеб. Как-никак часть хлебных крох оставалась во рту жующего. Дай я пожую, блестели Теркины глазенки. Сжалился Матвейка, подста вил блюдце с песком Герке, чтоб тот, пожевав хлеб, вы толкнул изо рта хлебную ка шицу подсластить. Но увлекся хлебного вкуса, не рассчитал Герка, жадным вдохом стара ясь втянуть в себя глоток силенок и проглотил послед ний мякиш. Дал тогда Матзей- ка Герке хорошего подзатыль ника, заревел Герка благим ревом, а в качке пуще того орал Ромкэ... Нет уж, лучше с утра до вечера стоять в очереди за хлебом, чем нянчиться с Ромкой. Матвейка не заметил, как появился Мишка. Он увидел его, когда тот стоял в конце очереди, в середине магазина напротив двери. — Я на тебя очередь занял, пойдем, — заговорщически зашептал Матвейка Мишке. — Да не-е, я здесь постою... Заругаются. чг- Б школу же опоздаешь. — Не опоздаю... А уроки я все выучил. Матвейка потоптался около Мишки и пошел в свою оче редь, размышляя, будет ли сегодня довесок у Мишки. Странно ведет себя Мишка: говорит нехотя и глаза бега ют. «Хлеб везут!» — заволнова лась вдруг очередь, разбира ясь и выстраиваясь вдоль длинного прилавка. Зашезели- лись продавцы, открывая око шко для приема хлеба. У подъехавшего вплотную к не му фургона распахнули двер цы, и ловкие руки подающих совали в окошко дурманяще пахнущие буханки. А в мага зине, за прилавком, продав щицы так же ловко и сноро висто укладывали принимае мый хлеб на полки стелла жей. Еш.е не закончилась Еы груз- ка, а хлеб уже начали отпу скать. Одна продавщица, ору дуя ножницами, отстригала от карточек купоны сегодняшне го числа, брала деньги и гово рила напарнице, сколько надо взвесить хлеба, а та, вторая, большим ножом быстро реза ла хлеб, бросала на одну ча шу весов гири, на другую — хлеб, и каждый очередник уходил со своей пайкой, мо жет быть, единственным про питанием на длинный и хо лодный день. Матвейка был близорук и порой не успевал заметить, какие гири кидала на весы продавщица. Вот и сейчас он только удивился, когда пред назначенная ему буханка пе ретянула чашу весов с гиря ми. Продавщица отрезала угол от буханки, вновь бросила ее на весы и — попала в точку. Матвейка не пошел домой, а стал ждать Мишку. — Я подожду тебя, вместе веселей идти, — сказал он Мишке, подходя к нему с бу ханкой под мышкой. — Чего ждать, может, мне и хлеба не хватит с этого фургона. — Я уроки тоже вечером сделал — мне не к спеху. И с школу вместе пойдем, — доверчиво посмотрел Матвей ка Мишке в глаза. ...Хлеба Мишке хватило, и буханку его дополнял соблаз нительный аппетитный дове сок. Правда, раза в два мень ший, чем вчера' у АЛатвейки. И Матвейка предвкушал, как сейчас они с Мишкой разде лят его и драгоценный кусо чек ржаного хлебушка усми рит неумолимое урчанье в животе. Мишка шел быстро, и Мат вейка едва поспезал за ним. На том обугленном и засне женном пустыре, где нет люд ских глаз, они съедят обещан ный Мишкой довесок. Но, выйдя на пустырь, Мишка ни словом не обмолвился о до веске. Он только, словно в оправдание, сказал: «Мать ве лела быстрее приходить до мой». — Миша, а, Миша, ты вче ра говорил, что сегодня съе дим твой довесок... Давай здесь съедим, здесь никого нет. — Мамка заругается, — Ты же говорил... когда мы ели мой довесок... — Мамка заругается, от нее ничего не укроется, она сразу заметит что к* чему. Подлый обман обескуражил Матвейку, все его тело как- то сразу обмякло, ноги пере стали слушаться, и понурой, неуклюжей походкой он еле- еле поплелся за быстро уда ляющимся Мишкой. Худое, бледное лицо Матвейки еще больше осунулось, а по впа лым щекам скатывались и па дали в снег тихие и горькие слезы обиды. Как мог он вчера сожрать такой большой довесок хлеба! Он украл его, этот хлебушек, у маленького Ромки, так над рывно кричащего по ночам оттого, что в доме никогда не бывает молока, а груди матери тощи от недоедания. Он украл его у Веньки и Гер- ки, каждый день встречаю щих его из магазина жадными голодными глазами. Нет, ни когда не простит себе этой подлости Матвейка! РЫБНЫЙМУРМАН 13 4 января 191 года
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz