Рыбный Мурман. 1991 г. Июль.

Зеленая лампа «...ожидается парение губ и заливов при видимости менее пяти кабельто- • ^ых» (Прогноз погоды на пятое января) Б е л а я п р о с ты н я , белый потолок, за очном белое небо. Павел за­ крыл глаза/ но и с закрытыми глазами ему виделся белый туман, нависший тя­ желым парением над темной водой. Ту- ман слегка рассеивался, кажется, редел, а потом снова волной накатызал и за­ волакивал глухотой пространство во­ круг шлюпки. Белый цвет напоминал Павлу холод, от которого даже сейчас его охватывал озноб, начинали ныть оставшиеся пальцы на руках и ногах и все тело испытывало неприятное ощу­ щение холода. Павел старался останав­ ливать взгляд на чем-нибудь темном. Перевел глаза на синее одеяло соседа. Вспомнил вчерашний разговор со сле­ дователем. Почему он должен говорить этому человеку о том, чего не переска­ жешь? Объяснять ему, что губы-у тебя не отморожены| а обкусаны? Рассказы­ вать, как скулил — нет, не скулил, а выл по-волчьи в холодную белую пу­ стоту? От страха выл — не перед смертью, — а вдруг представил себе, ^п-о будет лежать окоченевший в шлюп- как лежит перед ним в корме Саш­ ка. Над темной водой будет висеть се­ рая, глухая пелена, не пропускающая ни сеета, ни звука... Разве втолкуешь, как обостряется слух, когда в течение двух суток напряженно ловишь малей­ ший звук. Ждешь этого звука, улав­ ливаешь даже колебание воздуха, и вот уже тебе кажется, что где-то далеко слышишь гудок. Гудок твоего судна! — и начинаешь ожесточенно грести. По­ том подымаешь весло и снова вслуши­ ваешься. Гудка не слышно, только с весел гулко срываются в воду тяжелые капли. Он кричал и слышал только свой крик. От одного такого крика можно сойти с ума. А в корме Сашка. Нет, уже не Сашка, а окоченевшее тело его, не­ естественно согнутое, на красном спа­ сательном жилете белая от инея боро­ да, а на ней возле губы сосулька. Па­ вел хотел обломить эту сосульку и вы­ бросить ее за борт. Она не давала ему покоя. Он все время думал, что со­ сулька мешает Сашке. Мешает даже мертвому. Но если встать, значит, вы­ пустить весло, а этого он сделать не мог. Позволял себе только один валек _^есла прижать под рукой, чтоб в оче­ редной раз подышать на замерзшие пальцы. Ему надоело сплевывать тягу­ чую, горькую слюну, и он стал глотать ее. Как обо всем этом расскажешь? ...П ЕРВЫЕ два-три часа они еще шу- надеялись, а были уверены, что вот сейчас из тумана появятся очертания берега, прибрежной сопки или камня. Сашка первым не выдержал: — А черт с ними, с консервами, да­ вай для сугрева. Здоровье дороже. Д у­ ша стынет. — Рукавом закусишь? — слабо воз­ разил Павел. Сашка выругался и развернул мешок. В мешке были две бутылки водки. Саш­ ка зубами вцепился в пробку. Она сра­ зу не поддалась, и он разгрыз ее. За­ прокинув голову, сделал несколько глотков и утерся ладонью: — Эх-ма, потекла, родимая, по жил­ кам, — Сашка засмеялся и передал бу­ тылку Павлу. Павел сделал несколько больших глотков. Водка была холодной, и он в первые мгновения не почувство­ в а л вкуса. Сашка вытащил из кармана ватника обрывок веревочки, скрутил его, заткнул бутылку и сунул за пазу­ ху: — Греби прямо. Где-то же она есть, эта грешная земля. Вот так, слышь, ка­ ждый раз в жизни: только разбежишь­ ся — и земля кончается, и опять мо­ ре, — грустно пошутил Сашка. Гребли и прислушивались. Потом опять тянули горькую из горла. Водка обжигала нутро, туманила мозги, но не согревала. — Говорил я себе, жадность фраера сгубила, — ворчал напарник. С ЛЕДОВАТЕЛЬ раскрыл папку и приготовился записывать: — Павел Степанович, расскажите, как все это произошло. Обыденность голоса, серый свитер и редкая бородка следователя делали его похожим на колхозного бухгалтера. Голубые глаза водянистые и спокой­ ные, и имя тоже спокойное — Николай Николаевич. Павел в эти минуты почув­ ствовал, что и им овладело равнодушие Вообщс-то Внкдан Синицын — поэт. Во всяком случае, стихами начинал и стихами вошел в литературные круги Заполярья. «Рыбный Мурман» как-то Д1же опубликовал песню на его стихи (всего же на счету Викдаиа Синицына четыре песни, написанные вместе с мурманскими композиторами). Стихи его помещены в сборнике флотских поэтов. Он участвовал в семинаре литерато­ ров-маринистов в Новгороде в прошлом году. Московский критик С. Золстцев и бывший мурманчанин, а ныне новгородский писатель Б. Романов рекомен­ довали рукопись не профессионального, но уже и не начинающего поэта жур­ налу «Север». А теперь вот предлагаем вам познакомиться с его прозой. Она лучше рас­ скажет об авторе, чем автобиографические даты и имена. Впрочем, несколько слов. Викдану Синицыну 57 лет, родом из Иркутска, учился и работал на Вологодчине: был автослесарем, рабочим геодезической партии, печатался в газетах. Потом служил на Мурмане во флоте. И остался здесь жить. Теперь работает начальником судовой радиостанции. Обыкновен­ ный, вполне прозаичный жизненный путь. Но и хорошая проза! Рассказ Белый холод — Викдан СИНИЦЫН ко всему происходящему. Только ныло и ныло в душе, что Сашки уже нет. А раз нет, то для чего рассказывать, во­ рошить больное... — Я не знаю, с чего начать, — Павел закашлялся. Начал с того, как они уговорились со вторым механиком после вахты сходить на шлюпке на пост наблюдения и свя­ зи, обменять кинофильмы. Когда спу­ стили шлюпку, был небольшой туман. Капитан дал «добро», но сказал, чтоб не задерживались. Боцман помог спу­ стить «двойку» и кинул два спасатель­ ных жилета. И они пошли. Он греб, Сашка сидел на корме и командовал, куда грести (гребец в шлюпке сидит спиной к носу, — следователь кивнул головой, что он понял). Павел продол­ жал: — Прошли полпути, видимость — ноль, вообще не видно ничего, туман накатил волной. Курс не меняли, так и гребли. Потом почувствовали: что-то не то. Берега не видно. Я сказал Саш­ ке: — Давай переждем, может, туман схлынет. Подождали — и опять грести. Реши­ ли, что просчитались и выгребли в от­ крытое море. Через пять часов услы­ шали гудки через равные промежутки времени. Не помню, сколько мы вы­ гребали на звук. Но потом гудки стали удаляться. Мы поняли, что это могло быть и проходящее судно. На вторые сутки мы опять услышали гудки и сно­ ва гребли. Уже стали замерзать по-на­ стоящему. Больше всего мерзли руки и ноги. Тело согревалось во время гребли, но силы были на исходе. При­ мерно в конце вторых суток Сашка стал засыпать. Я заставлял его грести. Он отказывался, я хлопал его по ще­ кам. Он отталкивал меня, но я все же заставил его пересесть за весла. Следователь ни разу не взглянул на Пазла. Он сидел и писал не торопясь. Казалось, что он записывает не показа­ ния, а свои мысли, совсем далекие от Павла, от Сашки, от холодного тумана. Потом Павел рассказывал, как их сняли со шлюпки моряки с ракетного катера, он уже был в полусознании. И все кричал: «Возьмите Сашку!» Даже здесь, в палате, когда отпустила боль и он задремал, то вдруг проснулся от собственного крика. Дядя Миша сказал, что он кого-то слезно просил: «Возь­ мите Сашку!» Следователь ушел. Равнодушный он человек, привык к чужим несчастьям. Павел лежит в белой палате, отводит вымученный взгляд от белизны и ду­ мает: «Что ему, следователю, Сашка? Разве он видел, как Сашка улыбался при жизни? Слышал его голос? Знал ли, как он любил жену Люду и сына?» Павел вспомнил: после того как они приложились ко второй бутылке, Саш­ ка сказал: «Давай споем «Как в туман глухой замерзал моряк». И запел: «Ты, товарищ мой, не попомни зла. Людке передай, как любил ее!» Потом, по­ молчав, сказал: — Пашка, ты выдюжишь, ты жирный, а во мне горячая кровь деда-татарина. Она быстро остывает, — потом, вско­ чив с банки, закричал: — Нет уж, я бу­ ду жить и доживу до Данилкиной свадьбы! Доживу! Давай буду грести, — и порывисто греб неизвестно куда. Г* УТКИ В БОЛЬНИЦЕ тянутся медлен- но: то боль в полудреме, то мыс­ ли о мертвом товарище. Собственного несчастья он, кажется, не замечал. Нет, он чувствовал физически, с горечью недостаток четырех пальцев на руках и всех — на ногах, но о том, что Евге­ ния уехала с дочкой к маме и навсег­ да, он не думал. Последний год все шло к этому. То, что он попал в боль­ ницу, ускорило развязку. Она пришла к нему сразу после ампутации, как только он пришел в себя. Боли у него еще продолжались, но он крепился. Она порывисто вошла и с ходу, как всегда, непоследовательно: — Как себя чувствуешь? Мама тяже­ ло больна. Ты знаешь, за ней некому присмотреть. У отца — служба. Я уже взяла билет. Павел понял, что это навсегда: — Подведи Марию поближе, — он смотрел на дочь и старался запомнить ее лицо. И вдруг впервые за три года понял, как дорого ему это существо с такими же, как у него, торчащими уша­ ми и белесыми, редкими бровями. Он заморгал, стараясь удержать слезу. Больше уже не на что было надеяться. Она уехала, а у него осталась одна цель — он должен рассказать всю пра- Еду Людмиле. Правду о гибели Саши. А она все не шла. Павел ждал ее каж­ дый день и каждый день боялся этой встречи, и облегченно вздыхал, когда кончались часы посещения больных. Однажды в палату вошла женщина, огляделась и направилась к кровати Павла. Это была не Людка. — Я жена капитана. Как вы себя чув­ ствуете! начала она обычной здесь фразой. Это была добрая, но чужая женщина. Она говорила много и ни о чем. Впрочем, Павлу было приятно. Принесла апельсины, молоко и вафли. Посидела, сдержанно посочувствовала, сказала, что судно скоро придет, и уш­ ла. А через день опять пришел следо­ ватель. Теперь он задавал вопросы и больше смотрел на Павла, чем писал. И Павел увидел, что глаза у него во­ все не водянистые, а светлые и при­ стальные, как будто тот хотел понять Павла: — Экспертиза установила, что смерть Александра Тухтарова наступила в ре­ зультате переохлаждения организма, но при вскрытии также была обнару­ жена большая доза алкоголя в крови. Что вы на это скажете? — Может, он после вахты еыпил — перед тем, как сесть в шлюпку? — Па­ вел понял неразумность и торопливость ответа, своей запальчивости. — В шлюпке под кормовой банкой была обнаружена пустая бутылка. Боц­ ман утверждает, что когда перед спу­ ском он заворачивал пробку, бутылки не было. — Да, у нес была водка с собой, — тихо произнес Павел, — хотели уго­ стить ребят на посту. — Павел Степанович, вы человек му­ жественный, благодаря этому, наверное, и выжили. А вот мужественно, честно признаться не хотите. Водка предназ­ началась не для угощения. — Водку мы взяли с собой, чтоб об­ менять на консерзы, — глухо прогово­ рил Павел. В палате воцарилась тиши­ на. Николай Николаевич записывал. — Извините, но меня интересует еще и моральная сторона дела. Бы, второй помощник капитана, командир, меняете водку на консервы у военных моряков. Короче говоря, спаиваете их и заби­ раете часть их пайка. Как вы это рас­ цениваете? — спросил следователь. — Не от хорошей жизни... — Извините, так можно оправдать любое преступление. У вас что, семья голодная? — повышенным тоном спро­ сил следователь. — Нет у меня семьи, — медленно произнес Пазел. — Извините, я не хотел вас обидеть, — осекся следователь. После минутного молчания он снова поднял голову: — При осмотре трупа были обнару­ жены в районе правого предплечья два синяка. За сутки до того, когда он сел в шлюпку, боцман с ним парился в ду­ ше. Синяков не было. Он вам жаловал­ ся на боль в руке? — Нет, не жаловался... он уже не мог жаловаться... Я его лейкой, это та­ кая деревянная, как совок-черпалка, в шлюпке воду вычерпывают... — Не надо объяснять. Я десять лет ходил помполитом в «Севхолоде», — помог ему следователь. — Я его несколько раз ударил лей­ кой, когда он засыпал. И опять долгое молчание в палате. А ЧЕРЕЗ ДЕНЬ пришла Людка. За тот месяц, который Павел не ви­ дел ее, она неузнаваемо изменилась. Круглое лицо ее стало продолговатым и бледным. К углам рта пролегли две морщины, нос стал похож на притуп­ ленный клюв старой птицы: — Как ты тут? У Пазла защемило в носу, он с тру­ дом сглотнул. — Помолчи. Потом все расскажешь. И не кляни себя, я сама виновата. Бог наказал. Знала же, зачем беру водку. Очередь отстояла за своим несчастьем. По талону взяла. Позарилась. Лучше б с голоду сдохнуть... Павел положил свою забинтованную руку на ее колено. Людка замолчала и погладила его руку выше бинта: — Был следователь. Хороший мужик. Просил к тебе не приходить, пока ты в себя... а я не удержалась. Ты-то вот сстался жиз... Павла как будто ударили. Он вздрог­ нул и убрал руку. — Ты прости меня. . Я рада, что ты жив. Это для меня поддержка. Ты ни о чем не думай. И Евгения еще вернет­ ся... — Она была у тебя? — Да, я брала у нее, раньше еще, денег в долг. Перед отъездом она за­ шла, пришлось у соседки перехватить. Выздоравливай. Я буду к тебе прихо­ дить. Кроме тебя и Данилки у меня здесь никого нет. И сама-то для себя... Будто умерла в той жизни... а как даль­ ше... Они помолчали, каждый думая о своем, и не стеснялись этой паузы. — Ты мне только одно скажи: он на: вспоминал в последний час? — голос у Людмилы дрогнул. — Он любил вас, — внезапно ©хрип­ нув, ответил Пазел. Когда Людмила ушла, Павел заоин- товенной рукой поправил белую по­ душку, посмотрел на белый потолок, перевел взгляд на белый подоконник. Странное дело: теперь от белого цве­ та он не испытывал холода. l i ЫБНЫИМУРМАН 13 12 июля 191 года