Рыбный Мурман. 1989 г. Октябрь.
8 Человек среди людей П ЕРЕБИРАЯ фотографии из конверта, который под клеен изнутри к облож ке пухлого, набитого са мыми разными документами «Дела», невольно ис пытываешь сложное, тягостное чувство. Кормовой участок палубы БМРТ — справа от слипа, по которому втягивается на борт добыча; двое матросов. Спиной стоит грузноватый мужчина в каске и проб козом ж и лете, он держит в руках трос, коренной конец трала. Провисший, давший слабину трос зацепился за рым (металлическую скобку), приваренный к планширу (попросту говоря, перилам) ограждения слипа. На вто ром снимке мужчина отступил на шаг, отпустив трос, который уже натянулся. На третьем трос сорвался с рыма. На четвертом -— ударил мужчину в предплечье. Последний, пятый снимок: человек навзничь распро стерся на палубе... И хотя отлично знаешь, что мужчина «не тот» — на его месте должен бы быть стройный юноша, что стальной трос на самом деле был натянут «не так», не слегка, для показа, а со свирепой силой; словом, хотя отлично понимаешь, что фотографии эти не документ в полном смысле слова, ведь запечатлена на них лишь реконструкция события, случившегося на борту трау лера месяцем раньше, — тем не менее отчего-то тя нется рука переложить снимки в обратном порядке. Человек лежит... Но вот он уже на ногах... А вот и трос отскочил на безопасное расстояние — обвис, вя лый и безобидный. Наивная, бессильная увертка. Как ни перекладывай, ни тасуй снимки, там, на борту промышлявшего у бе регов Перу БМРТ «Кронштадт», тогда, 25 мая в четы ре часа соро к пять минут по местному времени, не изменится ничего. Рухнет на палубу Олег Дементьев, девятнадцатилетний паренек, который впервые вышел в море матросом второго класса, — в порядке произ водственной практики от шестого СПТУ. А еще через четыре часа судовой врач подпишет заключение, и с борта «Кронштадта» в эфир потянутся точки и тире, складывающиеся в слово «гранит». Во флоте любой, пожалуй, знает, что скрывается за ним, однако кодом пользуются неукоснительно. «Гранит» означает смер тельный случай, а также тело покойного. С ОСЛУЖИВЦЫ сказали: «Отошла немного, успо кои лась...» Не знаю, решился бы я иначе потревожить Галину Николаевну Дементьеву. Наверное, нет. Все-таки, чтобы с легким сердцем допрашивать чело века, на которого обрушилось горе, как это непринуж денно проделывают западные репортеры , нужны осо бые, скажем , традиции и способности. И хотя у нас вошло в моду уверять друг друга, что там, на Западе, все хорошо (так и хочется добавить: прекрасная мар киза...), не уверен, что подобная традиция легко при вьется на отечественной почве. А если привьется, не уверен, что к добру. Однако с того дня, когда дома у Галины Николаевны объявилась целая делегация со служивцев с фабрики орудий лова, которая принесла ро ковую телеграмму, — с того дня прошло полгода. Полгода... Целых — или ВСЕГО? — Вы мне только скажите, он по своей вине погиб? — она напряженно смотрит на меня, комкая носовой платок в руках. — По своей или нет? Это едва ли не первые ее слова, и вопрос, честно говоря, огорошивает: — Неужели вам никто не объяснял? — Никто. Мне кажется, они что-то скрывают... Я ни чего не знаю! — То есть как — ничего?! — Они обещали, кто-нибудь придет, расскажет... Но никто не пришел. ...Чуть позже выяснится: люди приходили, и немало их было — с фабрики,, из училища, которое Олег не успел закончить, из «Мурманрыбпрома»... Зам. гене рального директора объединения приходил — с собо лезнованиями. И все это, конечно, было необходимо — и помощь, и соболезнования. Только всего нужнее оказалась правда. Нежданно-негаданно я очутился в роли человека, от которо го ждут вестей. И чувствую себя самозванцем. Потому что готовился задавать вопросы — и не гото вился отвечать на них. Потому что знаю обстоятельст ва из вторых-третьих рук и еще не видел некоторые необходимые документы . Потому что, наконец, вовсе не на такого вестника она надеялась. — Я вот тут записывала... Мне говорили, команда прилетит двенадцатого сентября. И с нею капитан, — Галина Николаевна раскрывает блокнот, з котором ко г да-то дрожащей рукой с двух попыток ей так и не удалось верно записать фамилию капитана. — Мне го ворили, он обязательно придет. Или кто-нибудь из эки пажа... Но никто. Никто. Не на такого вестника надеялась. Не на случайного. Но отступать некуда. — Понимаете, Галина Николаевна, пока было только служебное расследование, а прокуратура еще ведет следствие. Оно закончится в середине ноября. И до той поры вам никто определенно не скажет, чья тут вина. Только сам Олег не виноват. И я пересказываю то, что знаю со слов председа теля и члена комиссии, вылетавшей в Перу для рас следования, — технического инспектора труда ЦК профсоюза по Мурманской области А. С. Мозохина и помощника генерального директора БПО «Сезрыба» А. В. Демы. О ЛЕГ ДЕМЕНТЬЕВ оказался на промысловой палубе в общем-то случайно. Работавший там по штату матрос заболел, подменить его оказалось неко му. Молодого моряка проинструктировали, объяснили что к чему — было это за пять дней до рокового двадцать пятого мая. А з тот час начался подъем тра ла. Олег и еще один матрос по фамилии Ксендз долж ны были отсоединить от тралозой доски одни концы и подсоединить другие. Работа застопорилась, потому что два троса перехлестнулись. Мастер лова отошел распутать их. И когда сделал это, то работавший на лебедке матрос внезапно включил механизм. Судя по ответам, зафиксированным членами комиссии, — са мое большее на две секунды. Но этого оказалось до статочно, чтобы коренной конец, не отключенный еще от траловой доски и ненароком зацепизшийся за рым, натянулся... И выстрелил. Кто виноват? Мастер лова говорит, что не подавал знака включать лебедку. Лебедчик утверждает обрат ное: был сделан жест кистью. Но в любом случае матрос был обязан сдублировать команду по гр ом ко говорящей связи.... Кто виноват? Пожалуй, самое вер ное дождаться окончания следствия. Именно по этой причине здесь и не названы фамилии тех, кто непо средственно замешан в случившемся. Хотя, замечу, в «Заключении» служебного расследования ответствен ные лица названы поименно. Но между служебным и уголовным следствием дистанция весьма ощутимая, выводы их по-разному сказываются на судьбе людей. Еженедельник непременно вернется к обстоятельствам этого дела. Тем более что есть необходимость вообще серьезно поговорить о состоянии техники безопасно сти на судах бассейна. Ведь даже для «М урманрыбпро ма» это уж е не первый трагический случай в нынеш нем году. И, скажем, с заместителем глазного инжене ра объединения по технике безопасности Д . Н. Иваци- ком , который также принимал участие в работе комис сии, мне не удалось встретиться лишь по той причине, что в эти дни он вновь находится на промысле точно с такой же целью... Но тема этой статьи несколько иная. К ОГДА умирает человек, у тех, кто остается до по ры, возникает по отношению к нему долг. Он называется последним. Отдать этот долг — зна чит предать тело земле по заведенному предками обы чаю. И пока это не сделано, нет покоя родственникам и близким. Тело юного матроса Олега Дементьева путешество вало к родному берегу больше полутора месяцев. Почему столь непомерный сро к пришлось ждать родственникам? Двумя словами м ож но попытаться оценить этот факт. Но объяснить двумя словами не получится. Конечно, никто специально не ставил пал ки в колеса, чтобы затянуть время. Наоборот, по доб рой нашей традиции «все хотели как лучше». Передо мной копии нескольких радиограмм. Уже на вторые сутки после несчастного случая ТР «Память Ильича» получил из БПО «Севрыба» указание: «Принять гранит для доставки в порт Мурманск». Чтобы оценить ситуацию, капитану-директору транспортного рефриже ратора П. Я. Волошину понадобилось четверо суток, и обратно ушел ответ: «Принять не могу — впереди Па нама плюс заходы в Кюрасао, ГДР. На борту четверо иностранцев — граждан ГДР, могут быть сложности, наш представитель в Лиме отправит самолетом». Затем указание «принять гранит» получил ТР «Эрнст Тельман». Здесь нет необходимости перечислять доб рый десяток радиограмм на промысел и обратно. По началу капитан-директор рефрижератора В. Т. Марков отказал, «мотивируя заходом в инпорт», затем, под нажимом, сдался. Однако 22 июня с судна ушла радио грамма: «Гранит не принят, ввиду запрещения его пе редачи на наш борт властями в порту Кальяо». Дата упомянута здесь не случайно. Именно к этому дню ждала погибшего сына в М урманске Галина Нико лаевна, ждала ее сестра, прилетевшая из Тюмени, жда ли брат и мать, приехавшие из Костромской области. Так им было обещано: 22-го на борту ТР «Память Ильича». Хотя з объединении давным-давно знали, что этот вариант отпал. Назначенный день прошел. И еще один — никаких известий. А на следующий Галина Ни колаевна, не выдержав, отправила две телеграммы: од ну, как водится — в ЦК партии, вторую в ВЦСПС. Ка жется, она и до сих пор считает, что именно после этих телеграмм дело сдвинулось. Все не так просто. В рапорте капитана-директора БМРТ «Кронштадт» А. П. Беляцкого главному инжене ру объединения «Мурманрыбпром» говорится: «Из-за значительных потерь времени на оформление до кумен тов в порту Кальяо на передачу гранита, что вызовет простой транспорта, капитан транспорта отказался принять на борт тело погибшего». Оттуда ж е можно сделать вывод, что перуанские власти отнеслись к ситуации со всей серьезностью. Прибыз на борт судна, опросили свидетелей, осмотрели место происшествия и тело погибшего, затем забрали его на берег, чтобы произвести судмедэкспертизу. Что происходило дальше, можно представить лишь в той степени, в какой это известно упоминавшимся уж е членам комиссии по расследованию несчастного случая, которые как раз в это время работали на «Кронштадте». — Прибыли на судно — и первый вопрос: «Когда отправите?» — рассказывает А. С. Мозохин. — Тогда уже делом занималось представительство Минрыбхоза в Лиме. Назначили отправку самолетом на 30 июня, даже телеграмма ушла домой, а из «М урманрыбпро ма» в М оскву вылетел челозек встречать. Но перуан ские судмедэксперты что-то не сделали. Может, и не в том была причина, но сказали так. Перенесли на 2 июля, когда мы сами улетали. Встретились в аэропор ту с Даниловым, новым работником представительства Минрыбхоза, который только что принял дела, он го ворит: «Не получилось». Четвертого в М урманск при шла телеграмма: «Отправили». А через два дня из М о сквы: «Не прибыл». Оказалось, гроб задержали в Га ване. Вышла какая-то неразбериха с сопровождающими документами. То ли они где-то утерялись, то ли новый работник их оформил неправильно — поди узнай... Мне кажется, вот что еще сыграло роль: суда в Каль яо приходят все наши, Северного бассейна, а в пред ставительстве из десяти человек только один м урм ан чанин. И больше всех хлопотал, пожалуй, Станков, ви це-президент совместной компании «Совинка». Это вроде бы и не его забота, но он ведь сам бывший мурманрыбпромовец... Позже мы встретились с помощником генерального директора БПО «Севрыба» по охране труда А. В^^Де- мой. — Хотите мое мнение? Считаю, что капитаны обоих транспортов — и «Памяти Ильича», и «Эрнста Тельма на», могли взять товарища на борт, — хмуро покачи вая головой, он несколько раз в разговоре, имея в ви ду погибшего моряка, вставлял слово «товарищ» *— та кое, казалось бы, неуместное... и вместе с тем куда более верное, чем тот ж е «гранит». — Все могли сде лать, если бы захотели. Конечно, хлопотно, конечно, пришлось бы какую -то букву юридическую пересту пить, ведь такой случай... Да нет, по букве-то они пра вы, но — не знаю, не знаю... Д ОЛОГ оказался последний путь Олега Дементьева. Лишь одиннадцатого июля самолет, который так ждали родные, опустился на посадочную полосу. — В шесть вечера прилетел. А тринадцатого мы по хоронили его... — Галина Николаевна надолго замол кает. Потом с надеждой поднимает глаза: — Скажите, он не мучился? — Нет, Галина Николаевна, врачи говорят, все вре мя был в шоке, ничего не чувствовал. Не терзайтесь зря. — Я все думала-думала... У него губы были искусан ные... А скажите, куда его положили? — Как куда? В медицинский блок. — Нет, после! — В трюм , конечно. Нужно ведь, чтобы холод был. — Там крысы, да? * — Почему крысы? — Ну, мне сказали, там матроса ставят с палкой, и он их отгоняет, чтобы они не... — Кто вам такое сказал? — Не помню... Я все время на таблетках была... — И забудьте эту ерунду! Там ж е мороз, откуда крысы возьмутся? — убеждаю я, чувствуя, что она не очень верит моим словам, да и сам доверяя себе не вполне. Но, слава богу, оказалось, не соврал. Крыс на «Кронштадте» очевидцы и зовсе не видели. — Скажите, а это правда, что три машины рыбы уш ло, чтобы его выкупить? — В ка ком смысле? — Перуанцы не хотели его брать, — поясняет под руга Галины Николаевны, — и экипажу пришлось про дать тонну рыбы, три машины, чтобы уплатить за него. — Не верьте вы таким россказням! Это все какой -то очень недобрый человек придумал! Даже если м ор я к попадет в больницу в инпорту, за него платит пред приятие. А тем более — такой случай... Эти машины — просто злая выдумка. — А вы не знаете, можно мне получить его фото графию с паспорта моряка? Это последний снимок... Я спрашивала у Иванова, у человека, который его из М о сквы сопровождал, — он говорит нельзя. — Точно не отвечу, Галина Николаевна, но мне ка жется, это мож но устроить. — И еще... Мне бы очень хотелось знать, кто его снаряжал... в последнюю дорогу... Понимаете, ’Лле г давно хотел голубую рубашку, а нам все не попада лась. И я попросила по телефону, чтобы была голубая. Его привезли — в костюме и в голубой... Вы не знае те — кто? — Нет, Галина Николаевна, к сожалению, не знаю, — отвечаю я, понимая, что не цвет рубашки важен, а знак участия, деятельного сочувствия, проявленного кем-то. Надежда на то, что это именно такой знак. Т РУДНО дался ей разговор, Галине Николаевне. Очень трудно. Расшифровывать не буду — ни ко го это не касается. Но чем дальше он заходил, тем яснее становилось: нет, не успокоилась ничуть, не отошла. Разве только внешне. Потеряв старшего сына, будто мало самого горя, будто мало терзаний тех по лутора месяцев ожидания, — все это время жила она, мучаясь еще и неясными подозрениями, неизвест ностью, невесть откуда взявшимися слухами. «Если бы не фабрика... Я бы не выжила, если бы не наши». Разговор прервался внезапно. Слезы хлынули уже неудержимо : «Извините. Больше не могу!» Не знаю, простится ли мне. Не уверен. Но, глядя, ка к уходит она, чуть пошатываясь, закрыв лицо платком, я подумал, что, может, и правда, может, время действительно ле чит. Наверное, правда. Только ведь не залечивает. Ни когда не залечивает до конца. Особенно если времени не помогают люди. Каждый, кто может помочь. в. никоими. 27 октября 1989 года РЫБНЫЙ МУРМАН
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz