Рыбный Мурман. 1988 г. Октябрь.
12 Социальная справедливость СТ 1111 РАЗУ IIЕ ВИДЕЛА ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА. Не Л знаю, как он живет, какого цвета у пего воло сы.Так уж получилось, что несколько месяцев мы с ним знакомы заочно. С инвалидом первой группы Михаилом Петровичем Ухиным* мы перезваниваемся по телефону. Я начинаю с обычного: «Как дела?». Он рассказывает. Дел у него много. Вот уже много лет живет один в инвалидной коляске. Два десятилетия назад трагическая случайность изменила течение жиз ни молодого солдата, только вернувшегося домой из армии. Сам себе готовит, стирает, моет пол. Все сам. Па это в основном и уходит время. Это в основном его дела и есть. Но по телефону он говорит охотно, старается не о своей жизни, а о мыслях, чувствах, Иногда мы заговаривались по часу. Не знаю, как он, но я иногда себя чувствовала так, словно я, слабый и беспомощный человек, общаюсь с сильным и мужественным. Иногда этого чувства не было. Но так или иначе мой собеседник никогда ни на что не жаловался, а просто сообщал порой такое, что становилось не по себе... Для меня это что-то непонят ное, чужое, незнакомое, страшное. Для пего — обыч ная жизнь. Вот и подумалось: а что мы все знаем о них, живущих рядом, порой за стенкой? Рядом, но не с нами вместе. Не одним миром. Что мы, здоровые, сделали для этих людей? Ведь инвалидов только в России 4 миллиона человек..» Звонок первый. «Как я живу?» Да нормально я живу. Пенсия 97 рублей. Это она уже выросла. В 1968 году мне назначили «армей скую» — 60 рублей 61 копейку. Через десять лет прибавили до 77 рублей. В 1985 — 95 с копейка ми, а сейчас вот 97 рублей. Почему вы думаете, что не хватает? Если жить рационально— можно про бить и еще откладывать. Л я даже на цветной те левизор накопил за все эти годы. Рационально — это почти не покупаешь одежду. Пока не износится. Вечером стираешь, утром она уже высыхает, моешь ся и на чистое тело одеваешь. И так до следующей стирки. Обхожусь без излишеств. Килограмма саха р а хватает на 10 дней. Сдобу не покупаю. Однажды из овощного магазина звонят: «Михаил Петрович, овощей не принести? Яблочек...» Я им: «Спасибо, Спасибо, не надо». Там такие цены. Обхожусь без Ъвощей и фруктов. Молоко, кефир, яйца, чай... Да, сам все делаю. Приходили тут ко мне .много лет назад парикмахеры. Толком не подстригут, а рубля два за приход выложить надо. Я сам подъез жаю к ванной, опускаю голову и подстригаюсь. Да нормально я живу. Почту мне почтальон при носит. Позвонит (мол, почту принесла) и уходит. Я подъезжаю, открываю дверь, забираю. Продукты мне иосят из магазинов. Если надо купить что-то боль шое, как телевизор, например, позвошо. привезут. 'Правда, телевизор привезли бракованный, но это другой уже разговор. Квартира есть. Дали десять лет назад. Помню, переезжал я в августе. Это был единственный за все рти двадцать лет мой вояж на улицу. Только успе вал смотреть по сторонам. Мурманск-то как изменил ся. Но было холодно, хоть и август. Заехал я в квартиру — и сердце сжалось. Стены темные, пол грязный, липкий. Надо же, думаю, переехал. Так и осталось какое-то предубеждение к этому жилью. А вообще, будь моя воля, я бы дома не такими делал. (Времени пофантазировать много, это у вас его нет, а у меня — предостаточно). Я бы строил дома под стеклянным колпаком — чтобы беречь тепло. Кры ша прозрачная. Свет бы от дома лился на улицу, за одно освещал, вот вам и экономия. Снег бы стекал, потому что специальным теплым воздухом крыша обогревалась. Высадил бы парники... Представляете, как в таком доме весело жить. И я бы выезжал под сводом на веранду. А то сидишь тут в четырех сте нах. Кстати, я против концентрации в одном доме боль, ных, инвалидов. Или, скажем, пенсионеров. Слышал, в Мурманске строится дом для ветеранов. Зачем? Сидеть вместе и свои болячки пережевывать? Мы же чувствуем себя нормальными людьми и хотим жить среди здоровых, нормальных людей. у МЕНЯ ОБЫКНОВЕННЫЙ ПОДЪЕЗД е обынно- венном доме, сданном в эксплуатацию сод назад. И намека нет на то, что архитекторы и строители учи тывали такую мелочь, как инвалидная Нфляска и че ловека, в ней сидящего. Никаких спускоё к выходу, нет ската и па крыльце. Позаботились о нас, здоро вых, сделав тройные двери, берегущие тепло, но все три дверных проема — с порожками, проезжать черев которые надо, применяя усилия. Ради интереса обо шла строящиеся дома в Восточном районе. Нет, и там все так оке. А ведь недавно созданное общество инвалидов в Москве для того и появилось на свет, чтобы контроли ровать и такие вот мелочи. Или до Мурманска эти ве яния еще не дошли? Кстати, почему так затянулось учреждение областного совета этого общества? Ведь время идет, а люди, волею судьбы оказавшиеся за ро ковой чертой, продолжают мучиться. Ведь если бы в том доме, где живет Михаил Петрович, можно было съе хать из лифта на улицу, разве просидел бы он еще десять лет после переезда среди стен? * Фамилия, имя и отчество изменены. 2) октября 1988 года В новых микрорайонах строят лестницы, а парал лельно дорожку для коляски. Есть такие скаты и в центре города. Но вспомните, видели ли вы хоть од ного человека в инвалидной коляске, пользующегося этими дорожками? Они узки и имеют слишком силь ный уклон. Настолько, что опасен для тех, кто отва жится спуститься, и безнадежен для тех, кто захочет подняться. Увы, приходится признаться, что и наш Мурманск — не исключение. И у нас планомерно не работают ме дики, архитекторы, строители, руководители города над тем, чтобы облегчить жизнь обездоленным людям. Звонок второй. «Я должен сопереживать» Значит, квартиру я получил в 1978 году. В 1985 сделал ремонт. Окна замазал. И с тех пор их ни р а зу не открывал. Так и живу закупоренный. Берегу тепло. В Заполярье климат — сами знаете какой. Иной раз лето, как осень. Поэтому мне рискованно распечатываться, могу замерзнуть в июне или ав густе. Может, потому, что я двадцать лет провел в помещении, все мое существо хочет свежего возду ха. Если тепло, сижу у форточки, жду, может, пах нет зеленью. К сожалению, чаще несет куревом. Но уж если ветер донесет запах листвы, какое блажен ство. З а это лето такая удача мне выпадала несколь ко раз. Од и н на один с бедой Книг я не читаю. То есть за первые десять лет начитался до одурения. Сейчас мне хватает газет, радио и телевидения. Книги тяжело читать. Я статью в «Труде» прочитаю, а потом буду несколько дней ее обдумывать, вспоминать, переживать (если статья, конечно, заденет за живое). А книга? С кем я поделюсь? Должен все в себе носить? Нет, мне это не по силам. Я целый день один... Да я всю жизнь один. Уже даже чувствую, что с людьми тяжело общаться. Ес ли кто зайдет — уже неловко, хочется, чтоб поско рей ушел. Чувствую даже, что говорить стал хуже. Ведь в основном думаю, думаю. Вслух не привык разговаривать. Поэтому иногда мысль точно выра зить трудно. Нет, и в праздники никто пе% заходит и не звонит. В праздники — тем более. Кто будет вспоминать инвалида. Да и знакомых у меня почти нет. Я же после армии на работу не успел устроить ся. Школьные друзья? Это было так давно. У всех своя жизнь. Конечно, к одиночеству, с одной стороны, привык. Но к состоянию тела привыкнуть невозможно. Я все думаю и мыслю так, будто здоровый. Да и в снах я себя вижу только здоровым. З а все двадцать лег Ни разу не видел себя в инвалидной коляске. И это приятно. Хоть во сне здоровый. Я где-то читал, что слепые тояге видят себя во сне зрячими. А вообще такое состояние убивает. Иногда и гово рить, и думать не хочется. Мозги изъедает, душу выматывает. -Становишься мнительным, неконтакт ным. Окружающим с тобой тяжело. Душа истонча ется... JC Щ Е ВОПРОС. Вы когда-нибудь видели в центре *-* города человека в коляске? На Дне города? В ки нотеатре? В Долине Уюта во время Праздника Севе ра? Я не видела ни разу. Возможно, это случайность. Хотя оговариваюсь я сейчас из чисто журналистской подстраховки. Если кто-то из вас и встречал тех, кому посвящается этот материал, это не значит, что систе ма работает на их приобщение к обществу. Все равно они изолированы. Их не видно, как будто совсем нет. Хотя они живут рядом с нами. • Во время Олимпиады в Калгари меня поразил та кой факт. Хозяева спортивного праздника устроили мини-олимпиаду для инвалидов. С каким энтузиазмом бежали слепые лыжники свою дистанцию! Все они не случайно попали сюда. Долго готовились, съехались, кстати, со всего мира. Были там наши (чуть не напи сала спортсмены)? Наших, по-моему, не было. Резон ный вопрос возникает: а нашему-то, нашему-то что? Меня могут упрекнуть: не слишком ли рано я ра тую за стадионы и секции для инвалидов, когда и здо ровым их не хватает. Когда больные пока как-то об ходятся без элементарных вспомогательных и компен сирующих устройств, то есть без удобных протезов, слуховых аппаратов, книг со шрифтом Брайля... Да, мы только начинаем подходить честно к пробле мам инвалидов, еще столько предстоит сделать элемен тарно, что о многом и мечтать не приходится. Напри мер, об участии в чемпионатах мира по теннису (сре ди больных), всемирном Майамском марафоне на ин валидных колясках, постоянные участники которого утверждаются в спорте, завоевывая новые награды и титулы, новички — преодолевают комплексы, Рано? Ну что ж, давайте тогда хоть как-то изменим им жизнь. Предлагаю в распоряжение бюро путеше ствий и экскурсий выделить мини-автобус. Раз в ме сяц он бы возил на экскурсии по городу инвалидов. Можно — в порт, в лес. Просто в лес. Разумеется, этот «рафик» должны обслуживать сильные люди, способные передвигать инвалидную коляску с чело веком. Почему бы на этом мини-автобусе раз в неделю пе доставлять (по очереди) людей в кинотеатр, в театр?.. Давайте думать. Звонок третий. «Я— с вами» Я тут сижу и все, что вижу, слышу и читаю. — «перевариваю». Жизнь кругом ключом бьет. Хочется что-то свое внести. Переживаю за вас. думаю, полу чится ли у вас перестройка. А вот третьей мировой войны, мне кажется, не будет. Если только случай ность какая. Люди поняли, что и так жизнь на гра ни. И войны не надо — что с природой делается. Про предприятия с их хозрасчетом читаю. Знаете, наверное, потому «на плаву» и держусь (двадцать лет — не шутка!), что тем и живу только— что там у вас, в вашем, «потустороннем» мире делается. Я с вами, теми, из «той» жизни вместе живу. Вы этого <не замечаете и не знаете. А я живу. Вот для меня лично нет разделений в жизни на выходные, на праз дничные и предпраздничные дни. Делаю я свои дела каждодневно, ежедневно борюсь со своим телом. Но все равно праздники для меня радость. Я счастлив тем, что все в эти дни счастливы. Особенно в Новый год, 1-е Мая. Парад люблю смотреть. Вы вот меня спрашивали, как я живу, сколько получаю, приходят ли ко мне. Это все ерунда. Эти мелочи (пусть порой неприятные) не гнетут, нормальные люди и хотим приносить обществу ноль, зу. Работать. Вот самое главное. Тогда как бы ты ни был плох, ты не будешь чувствовать себя ущем ленным. Но, как правило, таким, как я, парализован ным, ведущим жизнь в коляске, подходящей работы не подыскать. Я один раз пробовал, не получилось. Больше со мной возиться никто не стал. А я, знае те, обидчивый, просить не люблю. Так и остался не У дел. С ЕЙЧАС МЫ ГОВОРИМ о демократизации ‘ Нашего общества . Но почему-то имеем в виду приобретение новых свобод и гарантий для себя. А ведь инвалиды — они тоже хотят социальной Справедливости. Пет, жить пе лучше всех, подняться до общего уровня. По нашего. Чтобы так же гулять в солнечные дни, что бы иметь право самим что-то выбрать в магазине, что бы, как все, сходить (съездить) в кинотеатр... Не знаю, может, перемены вызывают обострение чувства справедливости и несправедливости, по по следний наш разговор был не из приятных. Михаил Петрович вообще не посчитал нужным эту статью печатать. «Не надо нас описывать, не лшдо жалостливых слов, сюсюканья. Это раздражает^ О проблемах писать можно. А конкретно — нельзя*. При всем уважении к своему собеседнику я с ним пе согласилась. Не с ним одним я знакома, приходи лось видеть других людей в таком оке положении. Все они, как улитки в своей раковине. Одинокие. Гордые. Несчастные. Я считаю, что о них, об их проблемах писать надо. Несмотря ни на что. Может, тогда мы вспомним, что рядом с нами жи вут другие люди. Может, для того, чтобы хотя бы че рез несколько лет слова Михаила Петровича переста ли быть горькой правдой: — Почему у инвалидов ничего нет? Да и не толь ко у нас. Нет у детей из детских домов. Нет у пен сионеров, брошенных своими детьми. Нет у молодо женов жилья, поэтому и распадаются семьи. Нет предохранительных средств — и женщины гробятся в абортариях, нет медицинского оборудования — поэтому и страдают больные. Дело не в нас, инва лидах. Это вы все больные. Общество нравственно больно. Если бы наше общество было морально здо ровым, не было бы брошенных детей и престарелых родителей. Инвалиды бы не чувствовали себя изгоя ми. И статью бы вам писать не надо было бы. Вог так. С. САВИНА. РЫБНЫЙМУРМАН
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz