Рыбный Мурман. 1987 г. Сентябрь.

Литературная страница Ж#\ Владимир Смирнов г ; □ Туманная баллада «И лиш ь б у кси ры ■ сонной ТИШИН* Кричали ртами, полными тумана...» В. ТИМОФЕЕВ. Чтоб отправить письмо, К пароходу мы вышли на dope. Да случилось несчастье: Движок почихал И затих. Белый-белый туман Опустился На Белое море. Где уж там пароход — Даже берега нам не найтц. У хозяина доры Ни компаса нет и ни карты. Пароходу — полегче, Ему не до наших забот. Штурман пеленг возьмет, Если надо, то включит локатор. А на dope движок — Впору только, как якорь, — 1 /А Ш Д Ы И по-своему от- ** крывает родину, милый сердцу край, без которого нет и не может быть великой гражданской любви к Роди­ не. И даже если в краю этом пересыхают речки детства, затягивает трясиной лебяжьи озера, рвутся снаряды ми­ нувшей войны — все равно простой цветок иван-чая, вы­ росший на пустыре, тебе до­ роже субтропических курор­ тов. Даже, если Стою один. И в горле ком. Боль прошлого храня, Здесь каждый крест И каждый холм — Как будто часть меня. Мой дядя... Брат... Л1ой мудрый дед... Как много здесь тоски! И ни одной березки нет — Лишь море да пески ... И все же ДеревниI Вы как родники страны, Клокочете на всем ее пространстве . В веселье — одинаково мутны, В печали — одинаково прозрачны... Вот именно отсюда для меня И началось открытие России. А для меня открытие Рос- фш, открытие Заполярья на­ чалось с этих строк мурман­ ского поэта Владимира Александровича Смирнова. Потом, походив и поездив по Кольскому полуострову, я как добрых знакомых встречал смирновские дерев­ ни с речной переправой, где Двадцать изб — на одной стороне, Остальных двадцать изб •— На другой. Или, устав после длинного За борт. Белый-белый туман, Шелковистый и вязкий, как вата. I I по борту дощатому Шлепает мягко вода. Моторист покопался в движке I I сказал виновато: — Даже если б работал, Неведомо, плыть-то куда?.. Белый-белый туман. Мы молчим. Говорить неохота. - Дору тихо несет Прибылой, Отливной ли водой. Мне почудилось вдруг: Я сейчас на борту самолета И лечу в облаках З а своею далекой мечтой. Полосует крылами Тугую небесную манну. Звук давно позади, Позади, как былые года. Сколько в жизни у нас Понапущено было тумана! Разобраться бы нам — Не прощались бы мы никогда. А теперь и не счесть, Сколько раз мы с тобою терялись И блуждали, слепцы, Не на голос — На эхо идя... Пнул движок моторист И сердито сказал: — Зря старались. Нам бы сильного ветра сейчас Иль хотя бы дождя... Прогудел пароход, отплывая. Письмо не увез он. Прогудел — и ушел. Значит, так было нужно судьбе. Но гудок — это ж курс! И мы дружно бросаемся к веслам. А письмо... Не беда, Я другое отправлю тебе. Из НОВЫХ СТИХОВ- Который день холодный ветер — веток. Который день на травах стынут росы . И пенистое море на песок Швыряет волны цвета купороса. Опять забиты турой невода. Опять придонной тины накромсало. Не эта ли зеленая вода — Извечное присталище руссиюк? Рука в воде пунцовая, как медь. И кажется, что, выбирая снасти, Я слышу голос тонкий, словно сеть, Поющий о безумии и счастье. Прочь, бредни! Гулко шлепаю веслом, Затягиваюсь глубже папиросой. Ведь счастье пахнет миром и теплом — Не стужей и не медным купоросом. Вновь вспенится зеленая вода. Уйдет, наш карбас морем или небом... И радостью за эти холода Нам будет рыба, пойманная в невод. « Человек за бортом!» Три продолжительных . звонка: Идет учебная тревога. Старпом из рубки свысока На палубу взирает строго. Лечу, как пуля, на корму. Вдоль борта волны хлещут косо. Там *— человек! Помочь ему — Закон для всякого матроса. Гремят по трапу сапоги. Секунды выверены мною. И то ль звонки, то ль матюги, Как крылья, бьются за спиною. А шторм грохочет что есть сил. Кто выиграет в этом кроссе7 Я добежал. Я круг схватил, —-■ ...Да некому его мне бросить. Имена на карте Белая Арктика... Красные даты событий... Это в крови у нас — острая жажда открытий. Тянет людей неприступность полярной пустыни , Где, если крикнешь, то крик сразу льдиной застынет. Н о к горизонту, не сломлены стужей и мором, В поисках нового шли в неизвестность поморы. Зубы торосов, коварные бездны пучины ,— Все проходили и все покоряли мужнины Из крепостных — подневольных людей, из дворянства... Северный путь, словно Млечный, в ночи растворялся. Шли на ботах, дирижаблях, упряжках собачьих (Ветер и ныне по многим над Полюсом плачет). Чтобы согреться, сжигали и лыжи, и сани И до земли, хоть ползком, ■ но карабкались сами. Спутников верных тела между льдин зарывали, К 50-летию мурманского поэта Владимира Смирнова «Цветок поморья перехода, на желанном при­ вале вдруг для меня по- смирновски Ветер тихонько подсвищет 1 в поленице, В заберег тонко звякнет волной. И снова от Кузреки до Оленицы Пахнет удивительной стариной... И после повторного от­ крытия увиденных ранее по­ этом мест, найденных до ме­ ня точных слов, пережитых ощущений — после этого никогда не появлялось чув­ ства разочарования. Наобо­ рот — я был благодарен Смирнову за его добрый взгляд, за его ненавязчивое желание помочь увидеть и прочувствовать вместе с ним увиденное. Вновь и вновь я открывал для себя родные и близкие поэту ме­ ста, где Лес к реке спускается полого. Среди зимней мягкой . тишины В темных комфортабельных берлогах До весны Медведи видят сны. Где, Как лиса нашкодившая, Ветер Спрятался куда-то и затих... Правдивый в мелочах, Смирнов никогда не опуска­ ется до простого описатель­ ства. В его стихах боль, внутренний протест, когда, сами не сознавая, что дела­ ем, мы губим легкоранимую -северную природу, а вместе с ней и все лучшее в чело­ веке... В свое время мне повез­ ло работать рядом с Влади­ миром Смирновым. И при кажущемся разнообразии его интересов, широком диапа­ зоне творчества поражает верность поэта раз и навсег­ да выбранной теме. Прежде чем попытаться сформули­ ровать ее, скажу о том, что стихи Смирнова, вырезанные из газет и написанные от руки, я видел в кают-компа­ ниях судов Северного бас­ сейна, о нем мне рассказы­ вали колхозники на одной из тоней Терского берега, где Владимир провел целое ле­ то, работая наравне с ры­ баками. Однажды варзугский рыб­ инспектор Валентин Забор- щиков показал мне тетрадь со своими шероховатыми, но искренними стихами. «Это где-нибудь печаталось?» — «Нет, вот только Смирнов читал их по телевизору»,— ответил Валентин. Да, теле­ передача • «Край морошко- вый», ведущим и создате­ лем которой был Смирнов, подарила зрителям области немало встреч с интересны­ ми, влюбленными в Заполя­ рье людьми. И в ней, как и во всем творчестве поэта, шла речь не об умилении красотами природы — это были яркие публицистиче­ ские выпуски, материал ко. торых впоследствии стал основанием для книги «Жи­ вое вокруг нас». И о чем бы не писал Вла­ димир — о бессонных ры­ бацких вахтах или дорогих сердцу русского человека пушкинских местах, о буд­ нях покорителей Арктики или людях забытого.. помор­ ского села — стихи поэта прежде всего гражданствен­ ны. Особого накала они до­ стигают в военной тематике. Это было. Не со мной, не с вами. Но и до сегодняшнего дня Намертво, как в грунт промерзший сваи, В память это вбито у меня. Дело даже не в том, что сын командира партизанско­ го отряда, Смирнов, каза­ лось бы, может лучше дру. гих своих сверстников рассказать об опаленном вой­ ной детстве. Не может, а должен. Должен, потому чго каждый настоящий поэт, от­ крывая для себя Родину, Россию, не имеет права не пережить вместе со страной все ее .горечи и поражения. И лишь после этого, стоя у Вечного огня, произнести не­ громкие слова: Я бы сам тропу пробил и выстлал гати... Да Россия-то — Не садик под окном! На планете нашей топлива не хватит Все могилы осветить таким огнем. ...Двадцать лет назад по­ эт написал, что До сих пор я знал хорей прекрасно, Различать в стихах его умел. Уважали* Пушкин и Некрасов Этот поэтический размер. Сами тяжелые веки без сил закрывали. Но и тогда, замерзая в прибойном накате, В гибельный час имена оставляли на карте Тех, кого в жизни земной они боготворит: Остров Надежды... Бухта Натальи... Берег .Марии... Правит ночь — ее величество — Полусонной тишиной. Нет в деревне электричества, Моторист ушел в запой. Старики ворчат: — Нет сладу с ним... Только как ни матерись, Н о е минутной этой слабости Не виновен моторист. У него жена уехала, Ох, неверная жена. Даже дочь, сочтя помехою, Не взяла с собой она. Мол, деревнею по горло я Попасытилась давно. Ну а там — квартира 4 в городе, И театры, и кино... Потому и запил горькую — Разогнать печаль-тоску, И теперь, дымя махоркою , Он сидит на берегу. Подперев ладонью голову, Отрешенный от всего, Он сидит и смотрит вголомень, Хоть не видит ничего. Что ж ты, деенка хваленая? Где о/с теперь сыскать тебя? Может быть, ветра соленые Всю печаль растеребят. Может быть, волной крученою Смоет боль его, как пот... Потому он думы черные К морю Белому несет. цвет» Но гнетущей заполярной ночью У оленеводов-лопарей Я впервые увидал воочыо. Что бывает и другой хорей. Даже в столь кратком слове о творчестве Влади­ мира Смирнова нельзя не сказать, что именно он от­ крыл для нас с вами — и для всей страны, всего ми­ ра! —- саамскую литературу. Переводы стихов Октябрины Вороновой — это своего ро­ да гражданский подвиг поэ­ та. Не будем бояться высо­ ких слов, хотя и не принято так говорить о нашем совре­ меннике. нашем земляке, с которым в любой момент можно случайно встретиться на мурманских улицах, зай­ ти в кафе, чтобы просто по­ болтать о жизни. Может быть, в этом и суть обаяния как Смирнова-человека, так и Смирнова-поэта, что он всегда с нами, всегда там, где он нужнее близким и да­ леким людям. Он как иван- чай, этот Цветок поморья — Добрый цвет. Растет его немало по лесу. Его любил я с детских лет З а красоту, Да и за пользу, За то, что он высок и прям, Не как малютка — горький лютик, За то. что он растет лишь там, Где до него бывали люди. с . ИГОШИН. РЫБНЫЙМУРМАН 9 25 сентября1987 года Л