Рыбный Мурман. 1986 г. Октябрь.

1 . Думая о семидесятилетии Мурманска, несколько раз уже в поисках определяющего слова натыкаюсь на эпитет: отеческий возраст. Понятно, я вкладываю в это определение свое ощущение отрезка времени в семьдесят лет. Такова судьба: город настолько стар­ ше меня, что годится мне в отцы. Кому-то — в деды. (?огда и ощущение будет другое. 1 Ощущение отеческого возраста возникло, разумеет­ ся, не просто от сопоставления десятилетий. Мурманск как бы усыновил меня на моем переходе из отроче­ ства в юность, усыновил и, как мог, поставил на но­ ги. Так что не испытывать благодарности к нему я не могу. Со временем благодарность переросла в еще более глубокое чувство. Углублению его способствовала и сама жизнь. Давно отстаивается в памяти мысль, что особенно близкими для нас становятся два типа горо­ да: те, на глазах у которых мы выросли, и те, кото­ рые вырастают на наших глазах. Но ведь Мурманск такой город, что для многих тысяч его граждан под­ падает и под первую, и под вторую категорию. Го­ род нашей юности, он, сколько существует, сам не­ удержимо растет. Чтобы было ясно, какой лично я примеряю отрезок, скажу, что живу тут ровно три­ дцать лет. Целую книгу понадобилось бы написать, чтобы рассказать, что в нем появилось нового за эти три десятка лет. Если же говорить одной фразой, то не будет преувеличением сказать: рядом с Мур­ манском, городом середины пятидесятых годов, по­ явилось два или три новых Мурманска, новых, даже {^иых. Память за это время так прочно свыклась еще и с другими, более ранними образами Мурманска, что мне порою кажется: я жил не только в сегодняшнем, бе­ локаменном Мурманске, не только во вчерашнем ба­ рачнокрупноблочном, в позавчерашнем бревенчатом, с дощатыми тротуарами, но и в том, с фотографии сорок второго года, который обгорелыми трубами шлет проклятья небесам; и даже в том, что в канун революции, едва проклюнувшись несколькими десят­ ками оконец, вдумчиво смотрит а туманную даль не­ предсказуемого двадцатого века. И в этом еще одна опора для сильного чувства. В биографии Мурманска — и надсадный труд землеко- пов-первостроителей, и кровь матросов революции, и отчаянье рыбаков с рыболовных траулеров первой по­ ловины тридцатых годов, с тех, которые погибли в штормовом Баренцевом море. В той же биографии слезы погорельцев сорок второго года и стоны за­ живо погребенных в развалинах во время бомбежек. Много страданий выпало на долю молодого города, натруженными и обмороженными руками цепляюще­ гося за каменистую шестьдесят девятую параллель. Однако и состраданием не исчерпать всего чувст­ ва к Мурманску. Останутся еще гордость, восхищение, даже удивление. Терпеливость и сноровка рабочего сословия, -мужество и пытливость морезнатцев, само­ отверженность защитников города, в целом — досто­ инство и бывалость мурманского многоцветного люда. А ведь еще и о женском подвиге мурманском нужно сказать. Да, о женском подвиге. Сколь сил души по­ ложено в многонедельные, а позже — в многомесяч­ ные ожидания мурманскими рыбачками, морячками. Да не о праздном, досужем ожидании речь а о подвижнической работе, поднимающей на ноги детей и создающей береговой душеисцеляющий уют для тех, кто надсадил душу морскими скитаниями. 2 . С годами, укрепляясь в чувствах к Мурманску, заме­ чаю: становлюсь ревнивее. Попривык, было, принимать как должное. Где ни появись, — в Москве там или Ленинграде, в каком другом крупном городе или на черноморском представительном летнем ристалище, гда и не обязательно на больших людях, порой в глу­ бине архангельской или в рабочем поселке донбас­ ском — где ни появись да скажись мурманчанином, тут к тебе и толика, пусть капелечка дополнитель­ ного внимания, уважения. Как же! С мурманского края человек! А иной раз, кто не- очень разбирается в географии с историей, и перепутают: произносят — с муромско­ го края. Что ж, и это лестно. Пусть кто-то думает, что Мурманск появился как отголосок одного из древней­ ших русских славных названий, от Муродла. Когда я вспоминаю об этой параллели в просторечном вос­ приятии, то даже огорчаюсь, что народная молва на­ шего богатыря на Зеленом мысу не Муромцем нарек­ ла — Ильей, Ильюшей. Так бы это самостоятельно вы­ шло, не в подражание уже имеющимся именам. Ко­ нечно, если подумать, что Алеша стоит только в Болгарии да у нас, в Мурманске, то куда ни шло. Но ведь и североморцы своего Матроса — тоже Але­ шей называют! И многие другие... Как заметил уже, становлюсь ревнивее. И не то чтобы я всамделишно считал, что мурманчане — действительно особенный народ. И все же есть что­ -то у мурманчан (ради справедливости, оГзжу, что, на , .мой взгляд, и у всех северян: в Дудинке, в Тикси, в ' Пезеке) — есть что-то у мурманчан выделяющее или, лучше сказать, объединяющее их. Это прежде всего бывалость, затем — меньшая суетливость и боль­ шая невозмутимость, потом — коллективизм, ну и наконец сдержанность и чувство собственного досто­ инства. Все это, понятно, моя доморощенная социология, которую называют еще вульгарной, имея в виду — примитивной. Пусть так, но я в названные мной ка­ чества мурманчан — верю, более того — убедился в них на многих примерах. И закономерность знаю: чем больше человек живет в Мурманске, тем более явст­ венно обнаруживаются в нем названные, лично мне симпатичные качества. Но ближе к ревности. Заныла однажды царапина в душе, когда встретил мурманчанина в повести у Ва­ силия Ивановича Белова. Промелькнул он среди других, нормальных героев повести этаким один раз бахва­ лом, в другой раз гулякой-выпивохой. Потом такой же геройчик и у другого писателя крупнейшего, Федора Александровича Абрамова, обнаружился. Скова саднит царапина. У набирающего силу талантливого прозаика Влади­ мира Николаевича Крупина в маленьном рассказе объ­ явился мурманский торгашин, король левых (если вы­ ходить из Кольского залива) рейсов, ценящий все за- морье за возможности контрабанды. То ли еще будет! В печатающемся сейчас новом ро­ мане всемирно авторитетного Чингиза Торекуловича Айтматова на сцену выходит молодой мурманский нарноман Петя, участвующий в групповой уголовной экспедиции в среднеазиатскую полупустыню «за трав­ ной», за анашой. Хотел было обидеться — и один раз, и второй, и третий. Как же так! Да мурманчане — труженики, каких еще поискать! Да у них, может, самый честный хлеб на столе! У них, возможно, и руки, и мысли — самые чистые. Однако горечь эта неожиданно сомкнулась с дру­ гой горечью. Вспомнились — только по мурманским публикациям газетным привожу! — баббитовая конт­ рабандная «фирма», платиновая «фирма», фарцово- спортивный «синдикат», автоспекулянты и квартирно­ гаражные деятели. Удвоенная горечь и помешала дальнейшему возмущению, трепыханию гордости. Не лучше ли нам, мурманчанам, на себя, на свой дом 3. ВОЗРАСТ попристальнее взглянуть! Конечно, в семье — не без урода. Но ведь речь не об одиночках идет. В этих «фирмах», «синдикатах», «концернах» счет на многие блудные души ведется. А сколько вокруг них таких, что пока только учатся или крохи подбирают, а за ними таких, что знают и молчат или знают да завиду­ ют! Уже и тысячи! Да ребятишки их рядышком в тех же домах подрастают — тоже определенный взгляд на жизнь с полунамека схватывают. Вот какая ревность получается. Не знаешь, куда с ней деться. То ли на своих, то ли на чужих кидаться. То ли выискивать скрытое, то ли обрушить гнев на видимое, в накой-то мере даже по­ верхностное. Вот поверхностное. Сколько толковых, трезвых мур­ манчан, дельных, начитанных. В домах сидят, беседы ведут. Знаю, как много в Мурманске отличных домаш­ них библиотен! Но ведь не видно их со стороны — скажем, юному мурманчанину десяти — двенадцати лет. Как не виднт он утренний пятитысячный поток через проходную рыб­ ного порта. Как не дано ему увидеть сто восемьдесят суток работы без выходных промыслового экипажа в рейсе. А вот очередь в водочный магазин ему видна. Каждый день! Длиною в сотню метров! Поверхностное? Для города в целом — да. Для сотен ребят, скажем, живущих вокруг продмага «Чайка», эта очередь — отравленная игла, которая на полную глу­ бину навсегда войдет в их сознание. Таким образом, получается, что ревность оборачива­ ется сама к себе, готовность защитить достоинство мур­ манчанина неизбежно продолжается болью за него. Где вы, еще сохраняющие человеческое достоинство жители улицы Софьи Перовской? Где вы, педагоги три­ дцать пятой школы? Где вы, жрецы знаний из област­ ной научной библиотеки? Возвысьте свой голос: любым способом очередь должна быть ликвидирована! Введе­ нием талонов? Закрытием магазина? Открытием десят­ ка других? Или — одного, за городом, в промзоне, а то и еще дальше, такого, чтоб все заменил. Любым спо­ собом! Я бы обратился и к самой очереди. Да боюсь, что ее-то убеждать придется очень долго. За это время, насмотревшись на нее, вырастут нынешние ребята, за ними новые появятся, начав жизнь с созерцания все той же очереди. И еще боюсь с нее начинать, потому что не знаю ведь, вдруг кто-то там стоит за жид­ костью для компресса больному. Такого-то человека нельзя обижать, стыдить или изгонять из этой злопо­ лучной очереди! Еще один круг ревности. Никуда не деться от особого пристрастия к морской стороне Мурманска. Люди и суда, суша и океан, вода и камень, встречи и разлуки, приходы и отходы, рей­ сы и стоянки, работа и отдых, дети и взрослые, муж­ чины и женщины, семья и одиночество, высота неба и глубина моря, корабль и планета, горечь и радость — в морской жизни, как в мире, построенном на ка­ кой-то особенной геометрии, все понятия, явления, состояния вдруг обретают более резкое, жесткое раз* граничение. Все это полной мерой включает в себя морская мурманская дорога. Ложится она на наше чудо — на Кольский залив, который и .один достоин оды или гим­ на, а если не сбережем его — то великого океанско­ го плача. Что был бы Мурманск без своей океанской дороги? На этот вопрос и отвечать неловко! Он звучит как не­ кий абсурд. Гораздо менее абсурдно звучит другой, казалось бы, вовсе нелепый вопрос: что есть Мур­ манск и где он располагается? Даже если ответить, что Мурманск — часть океана и располагается на йсех почти морях! И подвижен он, как сам океан! Понимаю, что это все сложные построения. И что не­ обходим переход к простоте и ясности. Помогут два- три абзаца воспоминаний... Во Владивостоке — а это, на мой взгляд, единствен­ ный город-порт, способный соперничать с Мурман­ ском, — меня пригласили на первую обзорную про­ гулку Vi привели на Морсное нладбнще. Да, тан возвы­ шенно в дальнем городе мореплавающее сословие. При­ том — давно. Притом место весьма ухожено, возведе­ но народным отношением в ранг зоны для прогулок, размышлений, воспоминаний. И еще меня там порази­ ла высокочелозечная деталь: на Морском кладбище устанавливается знак в память о каждом погибшем в море судне и в память о каждом моряке отдельно. Во вторую обзорную прогулку меня привели на свое­ образную аллею героев мореной работы. Аллея-тропа улиткой поднимается к вершине сопки, где установлен на постаменте-вс на врезанной в которой унрепле мейстеров, капи ского Труда и Названиями орд< Идя по аллее, мансельдевского деева, великого Героя Труда... У лер его имени, ся. Но ведь скс Двадцать пять л лишь те, кто в | нил Ардеева, перешли на бор у них дублеров А третья прог душа затрепетал ших на дорогах центрального мо тальные плиты, ние судна, цель снолько членов тыре-пять десят ■yiHpa координат! тал потрясение, ло, и ледовитое, море, и Черное, ре, и Беринга, Щие сороковые широты Карско Морской кру размышления, ё(юва напорис «Гольфстрим», рестораны «М< гат». Или: газеты рикмахеров, к боцманов, тр( Или: даже истории горо и нет. Ни npt ведь в горо, сячи четыре. В заверше дится, все в. экономикой, тем».. ( ...п-т п . мостью полярного порта для выхода из тупиков цар­ ской России в первую мировую войну, то рыбным де­ лом, то снова военными заботами, то еще более масштабным рыбным интересом, то арктическими ра­ ботами, а теперь и нефтегазоразведочными? Конечно, все эти пружины работают, поднимают го-* род. Экономика страны, серьезно оценив морские пру­ жины да присовокупляя к ним пружинищи геологии Кольского полуострова, все более и более заинтересо­ ванно поощряет Мурманск к развитию. Но все же хочется думать, что есть и другие пру­ жины, поднимающие Мурманск. Они в людях. Любо­ знательность, жажда познания и открытий, поиск ин­ тересного дела, которое, если не находят, то создают, любовь к движению, просто — самолюбие и даже тщеславие. Все эти свойства людей тоже становятся пружинами, которые взводят Мурманск. Думать имен­ но так — отрадно. Ибо если бы приходилось думать иначе, опираясь только на жесткие, механические за­ коны экономики и рационализма, то скучно было бы жить в таком городе и уж совсем невозможно было бы любить его. В. ТИМОФЕЕВ, поэт, ответственный секретарь Мурманской писатель­ ской организации. Линогравюра М. КИРИНА из серии «ПОРТОВЫ 'Е РИТМЫ». № ч 41 1Л йш т 3 октября 1986 года