Рыбный Мурман. 1986 г. Апрель.
• Публицистические заметки• О Н ОТКРЫЛ ДВЕРЬ. Ждал за порогом. Те, с кем здоровым и сильным ушел он тогда на рыбалку, с тех пор не перешагнули этот порог ни разу... Вер нее, было однажды. На ноябрьские, поднабравшись изрядно, забрел Володька. Что его тогда принесло сю да... О том разговора не велось. Жена разливала ко фе. А после сказала: «Если б знала, что из тех...» Не хватило слов. На ковре детские гантели. Хотел, чтоб ребятишки, ■Ванюшка и Павлик, мужчинами росли. А они, дош ко лята, знали: отец у них моряк, сильный и добрый. И вот самую малость еще подрасти, отправятся вме сте на рыбалку... Но та, последняя, рыбалка уже год как позади. Может, причиной их совместных поездок на озера стал его «Москвич»? Хотя... Когда Виктор Петрович приходил из очередного рейса, друзья встречали с радостью: «Ты! Наконец-то!» ...Собрались на озеро. Оставив позади больше ста километров, вышли из машины, размяли затекшие ноги. «Москвич» Виктор приткнул, как обычно, тут же, у дороги. Вещмешок за спину — килограммов 50—60 рыбац кого снаряжения. И на лыжи. Засветло добраться до озера. Сергей влез на дерево... До сих пор не может взять 8 толк Виктор, почему крикнул ему тогда Сер гей: «Озеро слева!» Тогда и проложил он первую лыжню к своей беде. Сейчас невольно лезут мысли и мыслишки: ребята — давнишние рыбаки, у них свои секреты. А тут он навязался... Может, и брали-то лишь из-за «Москвича». Ведь он машину не жалел — и по пять человек, бы вало, набивалось... Услышал так ясно — «озеро сле ва». Может, и кричали потом вслед, предупреждали, что не туда идет. Да слишком поздно, когда уже за шел за сопку. — Кому-то надо было первому лыжню топтать, — скажет после Виктор Петрович. — Почему бы и не ему, сильному, здоровому, с флотской закалкой. Лы жи сами несут. Первый распадок прошел, второй... По нему и к озеру прямехонько. Часа два уж отмахал. Нет озера. Еще час... Вот оно! Значит, впереди, часах в полутора ходу, землянка. Тепло. Чай. Виктор быст рей заработал лыжами. Последние километры, вот сейчас... Елки-палки! Нет никакой землянки! А озеро- то — точно такое же... ...Да, не до рыбалки ему было. Мысли. Они и теперь не отпускают. Вопросы. Воп росы без ответов. Зимний день скуп. Смеркаться на чало. Позади, оглядывайся не оглядывайся, никто по твоей лыжне не спешит. Почему Володя и Сергей пошли совсем в другом направлении? Об этом теперь не узнать. Не передохнув, в обратный путь отправлять ся нечего и думать. Повезло еще, что погода нормаль ная — градусов 16— 18 мороза, и невдалеке остро вок — несколько сосен. Наломал старого лапника, колкого, душистого. Чуть отхлынула от сердца обида, отпустило будто бы, когда ободряюще залопотал огонь. Привычные хлопоты успокоили. Стянул сапоги, с удовольствием влез в валенки. Разогрел банку ту шенки. Чаю хлебнул. Решил заночевать. Но спать не пришлось. То и дело подкладывал ветки, в костер. Да и как ни загонял это в себе Виктор в самые дальние закоулки, как ни запрещал себе об этом думать, но словно вода в тонущее судно, хлынуло в душу не доброе предчувствие: искать не будут. Утром (было уже воскресенье) срывался ветер, на чалась поземка. Так и не поспав, настроение — из рук вон, Виктор вышел все же на нужную лыжню, добрался до желанной землянки. Там ночевали Сер гей и Володя. Объятий, само собой, не последовало. Друзья были хмурыми: «Где «был? Мы тебе вслед кричали». В субботу порыбачить не удалось — бур был у Виктора. В воскресенье раздобыли другой, и все же наловили нормально. Сейчас готовились до мой. Опускаясь на лавку, Виктор выдавил виновато: «Отдохнуть бь!-..». «У меня есть отгул», — сказал Сер гей неуверенно. У другого, Володи, отгула не ока залось. Ну и решили обратно двигаться. Стало тем неть. Пурга разошлась не на шутку. Но раз Володь- ке надо... ...Двинулись туда, где оставили машину. Прошли ки лометров двадцать. Он от них отстал,часа на полто ра. Всю дорогу проклинал себя: куда поспешил тог да, рванул влево. Подождать бы, пока Сергей с дере ва слезет... Тем временем Ш евчук и Петров тоже поустали. Скинули лыжи, чаю у костра напились. До места их привала он уже еле дотащился. Сделать бы пересох шим горлом глоток этого волшебного, горячего, это го спасительного для него сейчас напитка.,. Но чаю оставалось — одна заварка. «Набери в ручье, если хочешь», — предложили ему. Ничего он уже не хо тел. «До машины бы только дойти», — бросил и по валился на снег. Минут через двадцать Володя засо бирался. Поднялся и Виктор, тяжело двинулся за ним. Сергей — сзади. По лыжне растянулись. А ноги уже не несут. Упираясь в палки, чтоб не шататься, стоял Виктор, когда обогнал Сергей: «Что стоишь?» — Не могу больше... Прошел мимо Сергей, не останавливаясь, только про бурчал что-то на ходу. Виктор остался один. Изму ченный до предела, неизвестно каким усилием пере двигал свинцовые ноги. От мороза сели батарейки в фонарике. Когда ис чезла луна, некоторое время шел по сиянию. Внезап но выплеснулось оно в небо разноцветными полови ками. Пурга успокоилась. М ороз ударил градусов под сорок — такой, что замерз на груди спиртовый ком пас. Когда до места, где, по его подсчетам, должна быть машина, оставалось километра два, лыжня не ожиданно раздвоилась. И он выбрал не ту. Повернул по ней в обратную сторону. ...Жив был один пульсирующий комок, его сердце. Гонит кровь к вискам, и она колотится в них так, что Виктору кажется, что каждый удар слышен в промерз шей тишине. До машины он не дойдет. С каждым взмахом отя желевших рук он уходит все дальше и дальше. Он еще сядет через год в свой «Москвич». Но ощутит, недоумевая, машина непривычную тяжесть на своих педалях. Тяжесть протезов. ...Когда то, с чем не хотел смириться, стало беспо щадно ясным, тогда понял — нет сил и нет выбора. Спасет костер. Дождаться утра, чтобы сориентиро ваться. Поставил лыжи, снял рю кзак. Налегке, как был, в свитере, пошел за дровами. Затрещал наст на по ле. Утопая по пояс, принес первую охапку. Задохнул ся. Надо бы набрать еще... Шагнул — и провалился в темноту. Было около двух часов ночи с воскресенья на понедельник. Минус сорок. С этой минуты от него не зависело уже ничего. Все было в руках тех двоих, что ушли вперед, что ночеза- ли в землянке и пили на привале чай, несли домой неплохой улов и не хотели опаздывать на работу. Все, что случится после, было предопределено в самом начале, когда, встретив Виктора после рейса, Шезчук и Петров сказали ему: «Наконец-то ты!» Очнулся — в глаза ударил свет. Стрелки будто оста новились. Показывали те же два часа. Но не ночи — дня. Понедельник. Шелохнулся — и замутило от стран ного ледяного звона. Звенели руки. «Делать что? Или уж замерзать дальше?» — такая до нелепого трезвая мысль пришла тогда первой. Раньше об этом читать приходилось, а теперь и впрямь в несколько мгновений вспыхнула, пролетела перед глазами жизнь. Тамара — жена... Виделась она в пестром домашнем халатике. Подает ему на руки уакающий кружезной конверт. ...Сыновья. Сергей в октябре демобилизуется. Этот, считай, на ногах. А его «детсад» — Ваня да Павлушка — они-то как? Ох и трудно придется поднимать па цанов Тамаре. Елки-палки! До чего глупо вот так за мерзнуть! Как мог он потерять сознание? Видно, пос ле недавней (полтора-два месяца) операции ослаб. Его это вина, его — и никого больше. И никому не придется за нее расплачиваться. Врачи потом скажут: «Не может быть. Кто-то тебя толкнул. Замерзая не просыпаются. Это как после наркоза». Кто толкнул? Может, они это были — Тама ра, Сергей, Ванюшка, Павлик?.. Еще до того как потерял сознание, одолело тя гостное предчувствие, тоска какая-то, одиночество, что ли? Он не мог дать ему точного названия. Но оно было, теперь оно материализовалось — АМПУТАЦИЯ. Что это неизбежно, Виктор понял сразу. И он начал бороться... Теперь уже только за то, чтобы выжить. Ноги не сгибались. С трудом дополз до рюкзака. Впился зубами в обледеневшую тесемку. Развязал, а может, разорвал. Теперь достал нож... Униженный собственной беспомощностью, выкатил его из рю к зака и, зажав обеими руками, срезал с сапог голени ща. Еле втиснул в валенки ноги. И опять — тот же звон. Взгляд упал на засыпанный снегом хворост. Ко стер! У меня же резина есть — голенища. Спички! Стиснул зубами пучок, коробок зажал руками. Отсы рело все. Да и не приходилось таким вот способом... Половину вычиркал, но подпалил-таки резину. Зажав хворост под мышкой, ударом рук наломал веток. Боль шой развел костер, протянул к нему не чувствующие огня руки. Есть не хотелось. Но все равно, с трудом достав круж ку, загреб снег. Чай вскипятил. В той же посудине сварил несколько кусочков мяса. Заставил себя проглотить. «Когда ночевал день назад у кост ра, не ел, не спал — вот и потерял силы, — думал теперь Виктор. — Да еще когда увидел, что Сергей и Володя мирно переночевали в землянке, не кину лись искать, не потеряли драгоценного времени, от пущенного на отдых, — тогда еще словно землю из- под ног выбило». ...Часа на три растянулся тот завтрак. Потом вле зал, как в чужую шкуру, во второй свитер. Негнущиеся растопыренные пальцы цеплялись за рукава. Шубу было надеть уже легче. В своем решении — сопротивляться — не сомне вался больше ни на минуту. Но само слово «сопротив ляться» приобретало теперь странный смысл. Сопротив ляться — значило ждать. Еще когда очнулся, понял, что шел в противоположную от машины сторону, что обратно пцрползти по глубокому снегу километров пять не сможет. Оставалась надежда, что. будут ис кать. Но почему-то она никак не связывалась в его сознании с Шевчуком и Петровым... На работе ки нутся. Тамара всех поднимет. С этой мыслью встретил он следующий день, а по том и следующую ночь. Теперь старался не спать, да и не спалось. Думал, как же будет жить дальше. Надо было беречь дрова. Костер зажег только ночью. Хоть имел уже горький опыт, опять перело мал уйму спичек. А огня не хватило и до половины ночи со вторника не среду. Спички кончились. Угли уже остыли, когда часа в два ночи Виктора оглушил треск. Так оглушительно для него трещал снег под ногами людей. Склонились над ним — Сла вик Клишин и Алексей Прохоров. Стянули валенки, растирали ноги. «Выпей», — протянули поллитровую круж ку. Он не почувствовал, водка это или вода. Трудно сказать, почему, оставив товарища один на один с бедой или (допускаю и это), проявив порази тельную, подлую беспечность, сделав первый шаг против совести, почему и теперь не задумались? Не ужели недостаточно было ночи, чтобы понять — пре дали человека. Пусть даже не закадычного товарища, не друга, просто человека. А может, и не было ни какой бессонной ночи? Заснули, едва добравшись до дому, до тепла? Им бы на помощь звать, ехать-мчать- ся на поиски. Им бы зайти к нему домой, спросить... Почему не сделали этого? На дно чужой души не заглянешь, не берусь ут верждать, но не потому ли, что проявить беспокойст во значило признать, что Виктор нуждался в их по мощи и что они об этом знали. Притворяться было удобнее, я бы сказала, целесообразнее. Как говорит ся, ни сном, ни духом... Ведь не было же, могу в этом поручиться, у них на сердце спокойно... — Когда со мной это случилось, сына со службы от пускали, а средний мой, Ваня, хоть и семь ему, по нял все. Плакал... И внезапно рвет нить рассказа: «Врач гозэрил — с рыбалкой распрощайся. Как удочки держать бу дешь?.. А я ведь после того уже был на рыбалке. В октябре. И еще пойду. Вот Сергей отслужит... Младших приучу. Сейчас, правда, из дому редко выхо жу. Зимой трудно на протезах. Да и неудачными ока зались, плохо фиксируются. Заменить бы, только не удобно в мастерской надоедать... А на машине уже пробовал. Ничего. Нужно только теперь специальное разрешение ГАИ — на вождение. А уж не сам себе хозяин, не встанешь да не пойдешь...» ...Когда говоришь с Виктором Петровичем, о его беде забываешь. Уверенный в своих силах, молодой еще мужчина. Отец и муж, опора семьи. В который раз напоминает: «Вы фамилий в газете не называйте. И так им несладко. Дети у них тоже. Зла не держу. Не потерял бы тогда сознания... Одно не дыходит из головы Почему так и не зашли с тех пор? Трудно им, зиаю, но поговорить... просто по-человечески. Нужно мне это... В больницу тоже не пришли...» ...В больницу доставили его уже в шоковом состоя нии. Когда пришел в себя, у кровати собрались вра чи. «Ты парень мужественный, поэтому врать не бу ду, — сказал хирург, — придется ампутировать сто пы, кисти...» Первое, что услышал, когда проснулся после нар коза: «Радуйся, рыбак, что жив остался». А ему все думалось, что отрезали больше, чем обещали. А ему все казалось, что болят несуществующие стопы. А то вдруг палец зачешется. Руки же и теперь, спустя год, будто в кулаки сжаты и туго-натуго перебинтованы или под прессом каким. Пальцы высвободить хочется. Видно, к такому человек не привыкает... — Когда лежал в больнице, думал, придут двое, ну, трое. С работы. И то хорошо. Характер у меня жесткий. Восемнадцать лет в море старшим мастером обработки. (В трудовой книж ке Виктора Петровича Иванова благодарности заняли даже вкладыши.) Ре зок бывал, работать — так работать. Кого и обидел под горячую руку..- А нет, все пришли — и из отдела обработки, и с кем когда-то в море ходил. Всю жизнь благодарен им буду. Кровь они сдавали. Больше да же, чем понадобилось. В больнице шутили, что план по донорству только благодаря им перевыполнили. Есть в отношениях м ежду людьми, в отношениях человеческих, законы, которые не писаны никогда и никем. Но от того они не менее справедливы и не менее суровы к тем, кто пренебрегает ими. Когда Ш евчук искал попутчика на рыбалку, ответили, слов но ударили: «С тобой — нет»- Друга испокон веков проверяли меркой надежности. — Приходите, — сказал Виктор Петрович, провожая меня до двери, — поговорим... Времени у меня сво бодного много. Т. ЗОРИНА. ШЛШ1 нп И апреля 1986 года
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz