Рыбный Мурман. 1984 г. Февраль.
• ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОНКУРС • B. Стецюк, работник тарного комбината. ЗДРАВСТВУЙ, С0ЛНЦЕ1 Выть ветры еще не устали, Метели по трубам гудят, Укутавшись в снежные шали. Кусты и деревья стоят. И вряд ли нужны убежденья, Что хоть и не скоро весна, В природе идет пробужденье От долгого зимнего сна. Как счастье, уловишь мгновенье, Когда из-за цинковых туч, Светило своим появленьем На землю пошлет первый луч. Какое в тот миг у нас чувство, Южанам понять не дано. Ведь это природы искусство, Какого не встретишь в кино. Полярная ночь, не злорадствуй, Мы жить не привыкли во мгле. Идет уже день. Солнце, здравствуй! Ты жизнь даришь всем на земле! 1В. Галюдкин, студент Литературного инсти тута имени А. М. Горького. Над моей голубою рекой— Только черные тучи! Вода Никогда не была голубою, Голубой ей не быть никогда! Тут и ветер осенний — как выстрел, И патроны, и каски на дне, И опавшие красные листья — Захлебнулись в угрюмой волне... И на том берегу — комья глины, И блиндаж, и свинцовый камыш, И — рябина! Рябина, рябина, Для чего на краю ты стоишь? C. Цветков, электрик управления «Севрыб- холодфлот». Говорят: «Молчанье — золото». Говорят: «Слова — вода». Выражение не молодо, только верно не всегда... Не шумят березки с кленами, смотрит в озеро луна. Молча замерли влюбленные *— золотая тишина. Поутру при расставании У знакомого крыльца От согласного молчания негой полнятся сердца. На заре вечерней встретятся у рябиновых стволов и молчат, улыбкой светятся, им понятно все без слов. Но когда разлука страшная (а разлука всем страшна) душу рвет тогда на части нам гробовая тишина. И молчанье заунывное вынет сердце из груди... Не жалей, моя любимая, слов своих живой воды. 1 «Время — деньги», только бренкы мы, так что денег не жалей; в душу, раненную временем, лей бальзам словесный. Лей! Знай, источник твой пополнится, если я тобой любим. Нам при встрече все припомнится, вот тогда и помолчим. Пашка камнем влетел в кварт ф у. — Где батя? — Случилось ли че? — спросила баба Оля. — Да! Где батя? Война идет)! Пашка побежал в комнату отца. — Вставай, батя, вставай! Война! — Что? Какая там еще вой на?!.. — Не дури, батя. Война, говорят... — Пива принес? — Принес... Там все об этом говорят. — Правду говорят или так — болтают? Как ты думаешь? — Правда, батя, правда... А как же там мамка с Витькой? ...Во вторник, 24 июня, на городском стадионе собра- Отец не удивился появле нию сына, но сразу повеселел, и они вместе зашагали к тор говому порту. — Ну все, сынок, дальше нельзя... Ты же мужчина, дол- жон понять... Ты жди меня, лады? — наклоняясь к само м у уху, горячо зашептал отец, — и никому в обиду не да вай ни бабулю, ни мать, ни брата... Да и себя тоже. Зная войну не понаслыш ке, я давно уже собираю материал о тех, кого се годня называют подранка ми войны. Хочу написать о них повесть. Предлагаемый отрывок рассказывает о первых не делях войны в Мурманске. АВТОР. лось много народа. Пашка пришел сюда с отцом. Бабу Олю оставили дома! отец упросил ее не ходить на сборный пункт. — Ну, мать, давай про щаться... Да не плачьте вы, ей богу, не на век же ухо жу... С коро вернусь... Сказа но ведь: пару месяцев каких- то, и все. — А ты, — обратился он к Пашке, — оставайся здесь за старшего. Не давай в обиду никого. Вернется мать без меня, смотри за Витькой, по могай ей во всем. В общем, будь в доме мужчиной. Да и соседей не забывай. Вместе всегда легче... Ну... Я пошел! Лады?.. В суровых глазах отца бле снули слезы, и Пашке стало горько и обидно. Он нагнул стриженую голову: — Лады... Солнце светило тускло. Над заливом, со стороны Росты, на город двигались свинцовые тучи. Пошел м ел кий холодный дождь. На стадион пришли в тот момент, когда уже начали строить мобилизованных. На тужно играл духовой оркестр. Шум, гам, слезы, толчея. Бе гали люди в военной форме, хрипели осипшими голосами; волновались нестройные ряды новобранцев. — Ну, сынок, давай здесь простимся... А то, вишь, что твориуся. Ты не переживай за меня, я скоро вернусь... Ни чего со мной не случится... Лады? Отец сжал в сильных р у ках Пашку, поцеловал его в мокрые щеки, поправил вещ меш ок и стремительно втис нулся в плотную гущу толпы. Пашка забрался на баскет больный щит, тоскливо смот рел на мелькавшую непокры тую голову отца. Вскоре новобранцев пове ли в торговый порт. Пашка протиснулся к колонне и по бежал вдоль нее. Отец шагал твердо, уверенно, но по тому, как он поглядывал в сторону Жмлстроя, Пашка понял, что отцу тяжело. — Батя, — позвал он. Отец не расслышал. — Кого зовешь? — спро сил шагавший рядом с Паш кой немолодой мужчина. — Вон там батя, второй слева... — А ты мимо меня шасть — и к нему, пока никто не видит. Оказавшись рядом с отцом, Пашка тронул его за руку. — Батя... Н. Л и в эд ни й , проректор М урманского пединститута по заочному обучению. Слезы закипали на Пашки ных глазах. — Пиши нам, батя, лады? — Обязательно, сынок! Отец обнял Пашку, поднял над землей: — Ждите! Они простились у широко распахнутых ворот торгового порта. Пашка увидел, что на свинцовых волнах залива у деревянного пирса одиноко покачивается пароход, серой громадой своей готовый по глотить спешащих к нему бойцов. Моросил мелкий хо лодный дождь. Пашка стоял у ворот до тех пор, пока хвост колонны не скрылся за пор товыми постройками. — И ты здесь? — подбежал к нему Лешка. — А где же мне быть? — Да... Проводили.., — ска зал тихо Лешка. — Собирал ся мой в море, а угодил на войну. Они стояли, каждый охва ченный своими переживания ми и общим горем, мокли под дождем, не замечая это го. Дождались, когда корабль включил ревун, и, подчиняясь этому мощ ному приказу, мед ленно побрели домой. — Что теперь делать бу» дем? — спросил Лешка. — Воевать. А что еще? — Как и чем? — Лешка не довольно сплюнул. — Придумаем... В ватной глуби низких туч надрывно и пугающе ревели моторы невидимых самоле тов. — Наши? — спросил Леш ка с надеждой. — Д олж но быть... В июле М урманск исходил пожарами, кипел взрывами, задыхался гарью. Жарко пы лали деревянные дома, вспу чиваясь, вскипала земля, брызгала гранитными глыба ми, жидким торфом, облом ками дощатых тротуаров, д о мов, железнодорожных и пор товых построек. Все это. взле тая в мертвое небо, б е зж из ненно возвращалось обратно. Пылала Роста, пылали ж елез нодорожные поселки, пылала Петушинка с городской неф тебазой, пылал Пашкин Жил- строй. А по проспектам Ленина и Сталина, через весь город, шли и шли терпеливо и осто рожно, как по краю земли, колонны бойцов. Пашка ежедневно отправ лялся на площадь Пять Углов ловить шпионов и диверсан тов. Вчера на Жилстрое заме тил одного. Но не удалось за держать. Тот все ходил и хо дил по дощатым тротуарам, будто бы кого-то искал. И очень часто закуривал. Паш ка следовал за ним неотступ но и заметил, что у того вме сто папирос в портсигаре, ко торый он всякий раз доста вал из фуфайки, лежит блок нотик. Только Пашка хотел подойти вплотную, как шпи он быстрыми шагами напра вился к кинотеатру «Северное сияние». И был таков. Это было вчера, а сегодня? Да, так и есть: вот он, субчик, на виду у всех. Пашка — Лешке: — Беги за милиционером. Поищи, где-то тут должен быть. А я — за этим типом. — И ты беги, — обратил ся он к Галочке. — Беги пря мо в отделение. Знаешь, где оно? — Да, вот тут, на Ленин градской. Пашка продолжал смотреть на проходящих мимо бойцов, на пушки, на машины: вот, громыхая грозно, прокатились три танка, за ними — опять пехота... Пашка не спускал глаз с подозрительного, кото рый тоже как будто бы прос то смотрел на проспект, а р уки тем временем делали какие-то отметки в блокноти ке. «Ну, ты сейчас допишешь ся у меня, фашистик», — ра довался Пашка. Но посланных за милицио нерами Лешки и Галочки все не было и не было. Пашка злился. Подозрительный спря тал блокнотик во внутренний карман фуфайки и быстро по шел. Пашка — за ним. Тот нырнул куда-то и исчез. Паш ка растерялся. Расталкивая людей, побежал туда, где только маячила спина шпио на. И вдруг столкнулся с ним нос к носу: тот стоял на ко ленях, шепча жалобно: — О, мамочка, ой, роднень кая, очки разбил, что же мне теперь делать, я ж ничего не вижу без них. — Ах ты, гад! — вырвалось у Пашки. Он поднялся во весь рост, подпрыгнул, но ни Лешки, ни Галочки, ни милиционера не увидел. И как назло — ни од ного военного рядом. А ко г да обернулся, незнакомца уж е не было. — Ну и шляпа! — обмер Пашка. А колонны все шли и шли, и Пашка решил, что шпион непременно побежит в торго вый порт. Внезапно Пашка вздрогнул: объявили воздуш ную тревогу. И в ответ — вой сирен, рев паровозов и паро ходов, глухие взрывы: опять Росту? В считанные минуты площадь Пять Углов опустела. Волна фашистских самоле тов накатилась на М урманск со стороны залива. Самолеты зависли над ж елезнодорож ным вокзалом, торговым и рыбным портами, и, торопли во сбросив бомбы, воровски исчезли во мраке туч, А Пашка продолжал бежать в торговый порт. — Куда? — остановил его у стадиона военный с суро вым лицом. — Да понимаете... — Все понимаю и потому — марш домой! Ну! Послышался свист, потом— оглушительный шлепок и взрыв. Пламя полыхнуло где- то в районе торгового порта. — А ну марш домой! — заорал военный и расстегнул кобуру. Делать нечего, Пашка побе жал домой. Всюду крики, гул, дым, пламя. Д орога домой шла вдоль залива, и Пашка видел: горят станция, оба порта, рыбный и торговый. Пароходы плясали на волнах, готовых поглотить их, но, уди вительно, суда не только не переворачивались, а еще умудрялись по вражеским са молетам стрелять. Уже забыт шпион, который так ловко его обманул. Все мысли — о ба бе Оле и Галочке. «А каково там бате?» О божженный этой мыслью, он останрвился на миг, перевел дух и снова по бежал. С трудом добрался до ки нотеатра «Северное сияние». Устало привалился к стене закрытого пивного ларька, где когда-то отцу брал пиво. Но в это время раздался страшной силы взрыв, пламя, ослепляя, полыхнуло совсем рядом. «Неужели — в дом?» — ужаснулся Пашка, и, за быв об усталости, рванулся туда, где уже слышались треск загоревшихся бревен, плач и крики. Он бежал что есть силы по чудом уцелевшему дощатому тротуару, а навстречу ему спешили обезумевшие от ужаса две старухи. «Куда они?» — удивился он, но не было сил и времени спросить их об этом. Завернув за угол, где начиналась его Рабочая улица, вздохнул: дом их был цел. Он продолжал бежать дальше. Неожиданно опять рвануло так, что его швырну ло на тротуар. Падая, он больно ударился коленом о валун. В глубине домов по слышались истошные крики. Пашка поднялся, потирая ушибленное колено. Из пере улка со стороны горящего дома выбежал мальчик. Он отчаянно кричал, размахивая окровавленной рукой, и вдруг застыл на месте, и его звон кий голосок прорезал воздух: «Мама!». И — снова, но уже тише и умоляюще: «Ма-ма». Еще какое-то мгновение он стоял с открытым ртом, а по том медленно, будто нехотя, повалился на тротуар. Пашка узнал в нем Ванятку, млад шего Лешкиного брата. А когда подбежал к нему, то увидел, что сраженный насмерть Ванятка лежит на грязных обугленных досках тротуара и на раскрытых пу хленьких его губах застыл безмолвный кр ик: «ма-ма»... Кровь тонкой, чистой струйкой сочилась из-под лопатки по белой Ваняткиной рубашке на тротуар, где между досками зеленела трава, еще не успевшая стать мертвой. Какая-то женщина, бежав шая мимо, испуганно накло нилась над безжизненным тельцем ребенка, поспешно перекрестила его и себя и закричала так пронзительно и горько, что Пашка испугался. Ему впервые стало жутко, за хотелось куда-то спрятаться, исчезнуть, раствориться, чтоб не видеть, не слышать всего этого... Но он медленно встал, с трудом поднял маленькое те ло Ванятки и понес в дом. И М п я и и й и и и 3 февраля1984 года
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz