Рыбный Мурман. 1983 г. Март.

• ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА • Владимир Семенов Владим ир Семенов (Владимир Петрович Смирнов) родился в 1939 году в Новгород­ ской области. В Мурманске живет и работает с 1966 года. Здесь же выш ли его поэтические сборники аПороги» (1968), «Ау-у» (1974), «Отражение» (1975), «Контуры» (1981). Труд рыбака знаком В. С еменову не пона­ слы ш к е — не раз вы­ хо д и л он в море на суд а х промысловых флотов «Севрыбы». Сейчас В. Семенов учится на Вы сш их л и ­ тературных курсах в Москве. П О Э М А Э го истинная истерия, а если изм енены некоторые дета­ л и , то ради п р а вды 1души... О т Мурманска и далее везде колышется соленое пространство, готовое перед тобой раздеться, но и сомкнуться... свойственно воде. Матросы любопытствуют не зря еще до первых дружеских объятий и даже до, заметь, рукопожатий: — Скажи, дружок, ходил ли ты в моря?.. Вот Кононов — налей, дружок, налей — по шапку погружен был в это дело. Его, наоборот, спросить хотелось: — Вы, капитан, бывали на земле?.. — Вывал, бывал, — смеялся капитан. — Спроси, чего со мною не бывало. За исключеньем, правда, капитала... — Но остальное — чем не капитал! Ну чем не капитал хотя бы то, что Кононов на редкость постоянно сверх плана вынимал из океана, как будто океан — его садок? Ну чем не капитал хотя бы то, что флот пестрел его учениками, которые лихими моряками и «маяками» числились потом... Но за кормою сплыло тридцать лет. У Кононова, как это ни грустно, на сердце накопилась перегрузка, из-за которой, он и заболел. Весною в сорок первом в сорок семь кончалась капитанская дорога; Виновница-душа была здорова, а сердце ослабело насовсем... Навалилась война. Черны» крест зачеркнул рыболовстве, поэачеркивал все, чем жила молодая страна. Приняв новые званья, РТ уходили бороться, в основном уповая на гнев моряков и таран, В сухопутных боях помогли заполярные сопки, подставляя высотки, с которых способней стрелять. К октябрю из фашистов заметно повытекли соки. Немец сел в оборону, попробовал землю копать. Но южнее снегов наступали фашистские глыбы — непомерно, нежданно война на народ налегла. Не хватало всего. Не хватало и мурманской рыбы, коль в блокадном кольце голодал побратим Ленинград. Сколотив экипажи в предельно короткие сроки, решено было выйти за рыбой во имя детей, несмотря на войну, несмотря на подводные лодки, несмотря на бомбежки и скопища минных полей... А больной капитан — он, конечно, прознал это дело и поднялся с постели, больничные склянки круша. Сердце — ладно, а тут и душа заболела, и в такой обстановке могла надломиться душа. Но врачи — хоть кричи. Их ничем не проймешь, окаянных: «Нет души, — говорят, — раз не можем ей сделать разрез», И тогда капитан написал самому Микояну: мол, товарищ нарком, разрешите отправиться в рейс. Накажите врачам высочайшим наркомовским словом! Если я не пойду — мне до смерти себя не простить. Ну а если пойду, то вернусь с небывалым уловом. Мне не сердце теперь — мне теперь лишь бы душу спасти... Вскоре прибыл ответ, И вот., тут «окаянные» свяли. Задушевный ответ капитану прислал Микоян. Вслед за этим врачи с медицины ответственность сняли, и уже через сутки РТ уходил в океан... Капитан наконец-то спустился в машину погреться и в охотку хлебнул добольничных наваристых щей. Показалось ему, что больное невинное сердце было тож е довольно таким поворотом вещей. Судно входит в залив. Судно в воду по палубу врыто, и шатает его после длинных вчерашних валов. Всюду рыба на нем: и в трюмах, и на палубе рыба, и, как рыба, команда молчит, не глядит на улов... О х, ребята, ребята, сработали вы капитально. Капитана блюли, понимая его с полуслов. А вот как бы теперь разбудить своего капитана, разбудить, оградить от подземных кладбищенских свов?.. Виноватого нет. Не винить же в содеянном бога. К небу нынче взывать — все равно, что взывать к потолку. Да и сердце винить... Ведь оно потрудилось неплохо, на последнем траленье последнюю кровь протолкнув. Можно душ у винить, но и это, ребята, не средство. Капитан не винил ее в самом жестоком бреду. Если душу спасал он за счет невиновного сердца, — значит, чувствовал, знал молодую ее правоту! И молчание ваше весомей иных доказательств говорит, как сильна и прекрасна душевная власть. Смерть нащупала сердце. Здоровой души не касалась. 14 душа капитана отныне вселяется в вас... ЭПИЛОГ ...Металось море в поисках лица, и слабый звук, закладывая уши, все звал и звал: «Спасите наши души!» Заметьте — души. Д у ш и . Не сердца. ГОРОДСКИЕ СТИХИ Что чувствует город, лицо потеряв в кварталах из бройлеров-зданий, когда номера на углах, на дверях единственным именем стали? Что чувствует город, продутый насквозь холодной метелью расчета, когда по нему ни хозяин, ни гость не выйдут гулять безотчетно? Что чувствует город, исполнив ' кульбит г,од дудку двадцатого века и вдруг осознав, что не может любить, но может убить человека? Дочна моя Дочка моя в затененном углу не спеша стелет постельку — готовит для куклы местечко,.. Сколь идеально устроено в. детях сердечко! В маленьком тельце — такая большая душа. Всех без разбору готова ена полюбить. Любит заранее? Верит словечку любому, Знает: за молнией быть обязательно грому, за обещанием — фактам обещанным быть! В этой душе и понятия нету о зле. В ней от рожденья — сознанье добра и покоя... Детские души — намек на призванье людское. Вечный призыв к воцаренью любви на земле! Их подготовленность к миру всеобщей любви чудом считаю и чуда не знаю превыше. Жаль, что в реальности этому чуду не выжить, и ради чада я вынужден чудо убить. Я убиваю... Я дочке читаю на сон жуткую быль, из которой малютка усвоит: бабу Ягу ей любить, очевидно, не стоит, да и Кощея, пожалуй, любить не резон. Песня Черная качнулась вода — дышит утомленный Гольфстрим. Врезанная в скалы, над ним дышит городская страда. Врезанная в лето зима Сыплет внеурочный снежок... Иа душе сегодня свежо, словно на вершине холм*. Значит, наступила пора глянуть на судьбу с высоты: в прошлое проверить мосты, встречные послушать ветра. Видно, нам с тобою пора выбрать уточненный полет — радости уже не несет песня, что звенела вчера. Скалы заполярной земли смотрят исподлобья на нас. Сотни испытующих глаз светятся в морозной пыли. Словно сами камни и лес здесь заговорили с людьми, чтобы вечно помнили мы, как нам нужно жить на земле. И 1 Д И 12 марта 1983 года