Рыбный Мурман. 1973 г. Май.

S . s НОЯБРЬ Находясь на юге во время ремонта корабля, штурман Петр Волошин вел поэтический дневник. Сейчас он уехал в Мо­ скву на! очерёдную сессию в литинстйтут, где он учится за­ очно. Несколько дней Петр Во­ лошин находился' в Мурманске и оставил для нашей газеты стихи. Ниже мы их помещаем. Здесь время тянется безмерно. Неделя— год. Минута час. А а добром Мурманске, наверное. Снега на улицах сейчас. И, занесенные снегами, Застыли солки д о весны. За днями ночи пробегают, С собой захватывая сны. Свистят ветра в снастях безвредно. Поземкой улицы метут, Стоят суда на внешнем рейде, Как часовые на посту. Окошки стали одеваться В узоры — инея дары, А а Севастополе — плюс двадцать, Оно понятно — это Крым, иду по талому асфальту. Алеют клены, как заря. Я реалист и верю факту —- Тепло в начале ноября! С асфальта голуби взлетают, И пахнет, вроде бы, весной, И весь бульвар кипит цветами. Как разноцветною волной. Цветы к в Мурманске — не новость, Сказал, подумаешь — цветы! Но тут ИХ МНОГО/ слишком много. Огромных, солнцем налитых. Смогу ли объяснить вам это! Через минуту на краю С тягуче пахнущим букетом На Графской пристани стою! А на другой моей ладони. Вбирая солнечный поток. Лежит увядший, посторонний, С проспекта Ленина цветок. Измятый, бледный, не картинный, — Такой, какие берегут. У магазина «Буратино» Был сорван тот цветок в снегу. Поплыл в широкой теплой сини За ярким тем букетом вслед. ...Так принял южный край России Далекой Арктики привет. Первое, что видишь в Сева­ стополе, — это море и воен­ ные корабли. Куда-то идущие, грозными силуэтами врезан­ ные в горизонт, в нулевой го­ товности стоящие у пирсов. Сменила осень летние наряды На золотой и пламенный разлив. И только вдоль причалов стройным рядом Отсвечивают сталью корабли. И цвет менять им вовсе неохота — Пускай цветы сияют что есть сил. Для кораблей в любое время года Их грозный вид достаточно красив! Как мало смысла в красках попугая. Как много в этих, тающих в волне. В них — красота. Но красота другая: Серьезнее, решительней, скромней. Корабль — воин. Мужеством и силой От цвета стали веет на меня. Вот он идет — что может быть красивей, Чем целеустремленная броня! Второе, что видишь в Сева­ стополе, — это море и торго­ вый порт. Светлеет ночь. По морю — зыбь искристая. Слегка колеблясь а такт дыханью ветра. Доверчиво суда прильнули к пристани И дремлю т в ожидании рассвета. \ Вчера пришли, притихшие, усталые. Они на отдых в порт свой путь стремили. И бредят беспокойно и постанывают: Им снятся растревоженные мили. Вздыхают механические легкие. Бормочет пар испуганно-сонливо, И помнит борт все жесткие и хлесткие Пощечины Бискайского залива. I I I А И Но только приглядевшись внимательно, понимаешь то главное, что составляет сущ­ ность Севастополя, города с не­ высокими каменными домами. Приземистый город, дома низкорослые. Гранитные плиты под ветром поют О тысячах русских солдат и матросов, За Родину павших в неравном бою. Здесь улицы города кровью политы. На каждом шагу, где ни ступит нога, И память о каждом гранитные плиты Хранят и поют на святых берегах. Льет сотни огней современным потоком На мостовые неоновый свет. Старый и юный герой' Севастополь. Город сражений. Город побед. Сколько же раз над притихшими улицами Пели сигналы тревожной трубы! Есть от чего граниту нахмуриться В городе трудной военной судьбы. Здесь обелиски стоят, как охрана, И берегут погибших покой. Я к одному прикоснулся — странно — Теплый гранит ощутил под рукой! Времени немало прошло, пока мне Стало понятно в городе том. Что согреваются стылые камни Добрым теплом Принесенных цветов. Памяти этой в веках не замерзнуть. Хоть к чистому небу город привык, И.лучший, мне кажется, Памятник мертвым — Большое и мирное счастье живых! У памятника погибшим но- раблям всегда людно. Даже ночью часто можно увидеть — кто-то стоит на влажном бето­ не, смотрит на море, думает о своем. В дождь и снег, весною и зимою. Когда берег вывалян в снегу. Одиноко люди ходят к морю Постоять на мокром берегу. Чем-то озабоченные лица. Радостью блестящие глаза; Горем и удачей поделиться. Счастьем и обидою в слезах. И, как пациентов, принимая. Море их врачует и бодрит, Море их отлично понимает И на равных с ними говорит. В разгулявшем говоре прибойном Сила убежденья такова, Будто говоришь с самим собою И находишь нужные слова. Вылечило, поняло, простило. Разогнало тучи в голове. Ободренный, полный светлой силы, С берега уходит человек. Если вдруг беда подкараулит Или радость хлынет через край, Я пройду сплетеньем тихих улиц. Переполнен злости иль добра. Выйду к морю. Пусть муштрует ветер Волны на распененном плацу! Только мы вдвоем на белом свете. Шторм и я. Лицом к лицу. Все исчезнет. Будет только зто — Только счастье знать, что я могу Воротник поднять И д о рассвета Простоять на мокром берегу! Сегодня кто-то буркнул: •Разве это зима?» Второй до­ бавил, вздохнув: «Тоже мне — ‘ январь!» Огромное солнце и синее небо. Вот только еще бы хоть чуточку снега. Летящего белой счастливой бедою В глаза, и улыбки, и в наши ладони. Снег не кружится, не бьет, не летит, А взял бы да с тучи вон той припустил! Но туча протопала, как бегемот. Бесснежье. Тепло. Севастополь. Ремонт* «...Какое оно, море? Я никог­ да его не видела. Неужели это просто много воды?..» Ты не верь, что оно простое: Только небо и волны-горы. Говорящие так, не стоят Изумрудного блеска волн. Оно очень большое, очень, Оно очень доброе, море, Ты полюбишь, хочешь — не хочешь, Его песен охрипший звон. И услышишь в напеве шторма Грубоватые зовы шквалов, Кораблей утонувших стоны На глубоком спокойном дне. И. почувствуешь запах соли, И морячкой сойдешь бывалой На . гудящий причал бессонный. Чтобы в руки упасть ко мне. Чтоб попасть в переплет упругий Из привыкших м тебе ладоней. Очень нежных, совсем негрубых. И устало закрыть глаза, И погладить погон щекою, И стоять со мной долго-долго. И, меня провожая в море, Что-то важное мне сказать. Первое марта. Финиш зимы. ' Празднуют солнце, море и мы» На улицах работает весна. Зацвел миндаль. И пахнет март апрелем, И в суете ремонтной канители Весна стабильно настигает нас. Не скоро нам луна свой след расстелет. И даст гудок сигналом знак — пора! Не скоро засвистят еще метели На северных стремительных ветрах. Сидим после работы допоздна. А ветер пахнет мартом и апрелем. Над Мурманском работают метели, А здесь уже работает весна. Ностальгия • - особый недуг. Врачи бессильны. Никакие таблетки не помогают. Это — тоска по Родине. Условно это. Я ведь понимаю: Одна страна и города одни, Но почему-то здесь в преддверья мая Совсем иные светятся огни. Наш порт приписки — северянин Мурманск, Мой город океанский и земной... Я возвратился. Небо было хмурым. Оно бывает хмурое весной. Не знаю, что там чувствуют Другие, — Быть за других ■ ответе не могу — Но есть болезнь такая — ностальгия, И горло как стянул пеньковый жгут. Вновь о парнях с широкими плечами, О девушках прекрасных, как родник, Опять пишу стихи о мурманчанах И о себе. Ведь я один из них. Я снова прохожу в потоке судеб На стрежне человеческой реки По городу, когда его разбудят Судов разноголосые гудки. Чтобы постигнуть северное братство, Не нужно жить здесь долгие года. Но надобно с метелями подраться И выпить мировую — навсегда! Глотнуть тайги задорнейшую свежесть. Проститься с солнцем в сумраке ночи. Чтобы весной, от радости опешив. Встречать его веселые лучи. Найти красу ■ размытых красках вьюги. Напевах штормового ветерка, И — тосковать и маяться на юге, В командировках или отпусках! И снова возвращаться под влиянье Безбрежности, одетой в белизну. Чтобы опять полярному сиянью Восторженные руки протянуть! I Чтоб, уходя, оставить за кормою На острие кильватерной струи * Распахнутые летом и зимою, Полярный город, улицы твои. И, возвратясь, стащив неловко шапку, Забыть шторма, услышать — порт гудит, И на причал сойти спокойным шагом, Как будто никуда не уходил! П. ВОЛОШИН, четвертый помощник капи­ тана ТР «Александр Иванов». Р и с у н к и А. Ганина . Р=3 51 ! 13