Рыбный Мурман. 1968 г. Сентябрь.
tllllll!MIIIII!l!l!lllilllllilllllllli!l!IIIHIIIIIililllinillM!lllll!IIIIIIIIIIIIIIIII!!llllllll!!lllll!ll!ll!li!f! (I?' U lllllilllin illlllllllM llllllliltnn in illl .................................. . В КУПЕ было четверо: двое нас, командирован ных, молоденький флот ский лейтенант Дима с круг- лым, как луна, лицом и узки ми монгольскими глазами и Людмила Павловна, миловид ная женщина лет тридцати в короткой-; значительно выше колен юбке и нейлоновой по лупрозрачной блузке. Людмила Павловна отчаян но кокетничала. Мы наперебой ухаживали за ней, приносили конфеты, журналы, угощали пивом. И вдруг вошла она. ...Нет, теперь таких старух почти не бывает. Глядя на нее, я невольно вспомнил свою прежнюю квартирную хозяйку Alaрню Николаевну: пенсион ного возраста, - всю в морщи нах, а волосы завиты, туфли на полувысоком каблуке, губы подкрашены. Каждое утро она делала массаж лица, пудрила его .и быстро, по-птичьи говорила: — Нельзя иначе, на людях, работаю. Мария Николаевна была би летером в кинотеатре. А эта вошла в длинном тем ном сарафане, седые волосы венчиком под пестрым полу шалком, величавая, как цари ца. Лицо ее со следами былой красоты, никогда н€ знавшее косметики, было властным и даже надменным. Видно по всему: в доме она полная хо зяйка. Сохранились еще такие дома на Севере Руси, деревян ные, просторные, где полы до бела вышорканы голиком да речным песочком, а на высо ких полках золотом блещет де довская медная посуда. Рядом со старухой присела девушка лет семнадцати в простом ситцевом платье н красных босоножках. Русая, словно ржаная, коса оттягива ла назад голову, румянец, ка жется, никогда не сходил с уп ругих щек, васильками свети лись глаза. И вся она была та кая молодая, красивая, кре пенькая, что наша Людынла Павловна в соседстве с иен в сгсем наряде стала казаться какой-то каракатицей. — Далеко ли едешь, бабуш ка? — подмигнув Людмиле Павловне, вот, мол, сейчас бу дет что-то смешное, — спро сил Дима. Сгаруха, поджав губы, по смотрела на него пристально п вдруг спросила: — А тебя кто, сынок, научил так разговаривать со старымн- то? Уж не матушка ли твоя? Дима смутился. — Ну вот, — шепнула мне Людмила Павловна, — такая веселая компания была, а эта старуха всем испортила на строение. Теперь слова пе ска жи! Но через час все наше купе пило по-особому заваренный старухой чай, и тот же Дима за обе щеки уплетал ржаные калачики на соде. — Ешьте, ешьте, — угощала нас рыбниками Наталья Анд ронов на (так звали старуху). У нас в поморье говорят: рыб ки не поешь — чайку пе по пьешь, а чайку не попьешь —- не поработаешь. — Село-то у нас очень ста рое, на самом берегу моря сто ит. А люди все сильные да гордые. Сказывали старики, приехал раз к нам царь (спра ведливости ради следует ска зать, что Наталья Андроиовна произносила чарь), собрали женок, мужики-то все на кар басах в море ушли. — Он и кричит: " — Здорово, бабы! А те ни слова. Он опять свое. А ему в ответ: •— Какн мы те бабы. Мы поморски женки! — А прозвище-то мое Ко решковна, — продолжает На талья Андроиовна, — весь род наш корешковичами кличут. Это за то, что отец мой боль ше всех корюшки ловил. Спро си по фамилии, не каждый скажет, а к Корешковнчам лю бой парнишка проведет. — Да, так я говорю, гордые у пас люди. Вот хотя бы Лю- бгву взять да Федора. Это еще до Октября было. Служи ла Любава в кухарках у бо гатого мужика — заводчика Данилы Одолдона ... (лесопиль ня-то прямо в селе была). А у Данилы два сына — Матвея да окнами простаивал, да она с ним и не заговорила. Корешковна долго молчит, потом, допив чай из чашки (своей, из дому взятой), про должает: — И Федор сгинул куда-то. Объявился только в семнадца том году, когда белых скинули. Пришел злой, худой, и первым делом с красными гвардейцами отца арестовывать. Когда стали у Данилы отби рать все богатство награблен ное, Федор-то и указал, где щикатулка та самая упрятана. Данила в него из нагана паль нул. - Это- отец в сына — на прощанье грудь ему продыря вил. Я уж взамужем была, когда Федора схоронили. От чахотки помер. Любава к нему напо следок приходила, да теперь он не принял ее. А как умер, письмо нашли: «Прощай, моя лог дает, вроде как слово, значит.- Вынесла я потихоньку нигку жемчужную * да полушалок свой. А ночью слышу, свист тихий. Оделась, поклонилась родному дому на все четыре угла да и в сени. Вижу, обочь дороги Иван с каким-то пар нем да конь. Кинулись в санн — айда! А отец-то в погоню. Копь у него был быстрый, Степкой звали. Догнали бы, но Иван догадался бросить уп ряжь и в лес свернуть. Потом простил отец, звал вернуться. Я бы и рада, но Иван не захо тел. Свои дом, говорит, поста вим, скоро дети пойдут. . — Да уж и нарожала я ему, — обращается к покрасневшей от смущения студентке Ко- решковна, — поверишь ли, де вять сынов и ни одного мень ше пяти кило не было. И вдруг Наталья Андронов- Федор, погодок Любавы. Мат- вей-то в отца, зол да прижи мист, а Федор ну что. голубе нек, худенький да ласковый, волосы золотые веночком на голове. И полюбил он, значит* Любаву.^Да уж и было за что ее полюбить: стройная, ровно свечечка, ясноглазая. И она к Федору не была равнодушна, только знала: не женит Дани ла на ней сына, ведь Любава* то из самой наибедной семьи. Ну, подошло время, оженили Матвея, черед приходит Федо ру невесту сватать. А он Лю- бьь е одно говорит: убежим да убежим. • — Нет, — отвечает Любава, — против воли родительской не пойду. А сама все вздыхает. ' * Высмотрели Федору невесту в богатом селе, места он себе не находит, по Любаве сохнет. Раз сидит Любава одна в горенке, косы ко сну распле тает. Вдруг слышит шорох. Ис пугалась, знала, что в доме ни кого нет. Глядь, а это Федор, упал перед ней, колена целует. Шепчет: — Хоть раз будь моей. : А сам щикатулку от Пале шан перед ней раскрывает. Зо лото там, жемчуга да каменья. — Бори, все твое, — гово рит. Вскочила Любава, йогой щи катулку оттолкнула да и отве чает: -— Нет, Федор Данилыч, не продажная я, а только скажу, что с этих пор ноги моей в ва шем доме не будет. И ушла к матери. Уж как ни ходил Федор к ней, по три ча са в самый лютый мороз иод голубушка сизая, одну-единст- венную пуще всего на свете любил я тебя, а что не при нял, прости, не хотел, чтобы болесть к тебе перешла». Корешковна умолкла, утом ленная долгим рассказом. По том прилегла, задремала. Мы вышли в тамбур — теперь в купе никто не курил. П ООБЕДАВ в вагоне-ре сторане, мы вернулись в купе. Что за диво: наша старуха не спала и даже слов но помолодела. С посветлевши ми глазами она рассказывала что-то двум студенткам. Я прислушался. «— А как взамуж-то вышла? А лихо вышла) Батюшка-то мой, средней руки- хозяин, не взлюбил Ванюшку. Что, гово рит, в нем толку, ни кола, ни двора, разве что кулаки по пу ду. Да эти кулаки грызть не будешь. =- Иван-то и вправду бога тырь был. Давно мы загляды вались друг на друга. А раз до калитки проводил да и спрашивает: — Пойдешь за меня? — Пойду, — отвечаю. ■— Ну неси залог. У нас обычаи такой был: ес ли парень уводит девушку по тихоньку, сна ему заранее за ма как-то стихает, плечи ее сгибаются, сухонькая рука кон цом полушалка вытирает гла за. — Всех съела проклятая война. Один остался, вот к не му и еду, капитан теперь, в от ца пошел. Отец ее, — кивает она на девушку, которая вдруг заботливо обняла старческие плечи Корешковны. — Вот, пива выпейте, — су етливо предлагает Дима, отк- рыеая бутылку. — Отродясь не пила, — вдруг сурово отвечает Ната лья Аидроновиа, — от зелья s tore одно горе. Вот послу- шайте-ко про питье это. Д АВНО, годе, наверно, в три дцатом был у нас в селе капитан Лопарев. . Море знал лучше своего дома. В Норвсгу ходил и на Грумант. А без рюмки ни дня прожить , не мог. Раз как-то собрался Лопарев в море. А с ним четверо пар ней из нашего села ходили. И среди них Семка-гармоиист, Нефедовны кривой сын. Ну, ушли. А в море Лопарев возь ми и напейся. Так море-то у нас сурьезное, с ним не шути. А шли шхерами, штурманок-то молодой. Вот и налетели на скалу. Все спаслись, кроме Семки. Утонул Семка. Лопаре- ву суд был, отправили его ку да-то. Только не легче от это го кривой Нефедовне. Все вы ла. У нас в домах по покойни ку воют в голос. Сама сколько перенесла, а как вспомню Не- федовну тогдашнюю, волосы на голове поднимаются. Как начнет причитать: «Ой да ты, соколик мой ясный, ой да иа кого ты меня, сынок, по кинул !>, а сама все головой — об стейку, об стенку. Ни разу не прошла она ми|во дома Лопаревых, чтобы не плюнуть. А он где-то осужден ный сидит да все родным пись ма пишет, чтобы помогали кривой. А тут война. Лопарев-то за явление за заявлением высоко му начальству пишет, чтобы на самую, что ни есть передо вую его простым солдатом от правили. Поверили ему, нако нец. Ушел воевать. Смерть мужик искал, во, видно, не суждено было. До са мого городу Кенигсбергу до шел. А тут его к начальству. Бы, говорят, пятно свое кро вью смыли, а у нас корабли, судоводителей не хватает. — Her, — отвечает Лопарев твердо, — покуда у Нефедов- иы прощения не попрошу, не коснусь трапа. Поругали его, посмеялись (не поняли, видно) да и отпу стили. А тут демобилизация. Как-то под вечер летом гля дим: по селу мужик идет. Весь в пыли, в шинельке и прямо к дому Нефедовны. Ахнули: Ло парев это, после стольких лет воротился. А он дверь в сени раскрыл да прямо в ноги ста рухе. Чего-то с груди сорвал. По столу .медали да ордена покатились. — Вот, — говорит, — это за службу мою, а это, — на на шивочки показывает желтые да красные, — это ранения, кро вушка моя пролитая. Прости ты меня, Нефедовна, сними тяжелый грех с души. Ну, простила она его. А он, как был, идет к морю, по ко лена, по пояс, по грудь зашел в воду, малиновую от заката. И лиио-то моет и пьет ее, со леную. горькую, родную. — А что! — задумчиво за ключает Корешковна. — Ведь он моряк, помор. II больше ни капли вина не пил, даже на сыновьей свадьбе! ...Была непривычная для Мурманска, прямо-таки вол*- шебная сентябрьская ночь, ког да поезд подошел к перрону. Мы наперебой бросились помо гать старухе. А она степенно попрощалась со всеми за руку и сказала: — Меня сын с невесткой встречают. А вы вон дамочке помогите, — и кивнула на оди нокую склонившуюся над тя желым чемоданом Людмилу Павловну. Потом в толпе еще раз кив нула нам из толпы с царствен ным величием и скрылась, про стая русская женщина, много рожавшая, много поработав шая на своем веку. tt!l!ll»lkf!!ltll!l!llll!illtl!!lll!iltll!llll!llilllliilli4SUS!il!lllitl!ll!t!l!l»IK{t!UISiUilflt!III!llllitl(l!!lll!lllU!lt»tlll!litlttlt!I!U ш ш т НАШИХ ВЫСТУПЛЕНИИ «С КОШЕЛЬКОВЫМ НЕВОДОМ В OKtAHEs Так называлась статья, опу бликованная в номере «Рыбно го Мурмана» за 25 августа 31)68 г. Зам. начальника отде ла добычи «Мурмансельдк» гов. Максимов сообщил редакции, что управлением флота прини маются меры по устранению недостатков, указанных в ней. Улучшается конструкция ко шельковых . неводов, свинцовые грузики делаются весом по 500 граммов, а ребра силовых бло- .ков — металлическими. Организовано обучение командною состава судос-ко- шельковистов. Проводятся се минары, стажировка на пере довых СРТ, даются рекоменда ции по вооружению неводов, технике обмета косяков и т« д* Д Р У З Ь Я М О Р Я К И Жизнерадостный одессит механик Александр Чебан не только внешне, но своим характером не походит на всегда серьезного и сосредоточенною моториста Николая Семченко. Но это им не ме шает быть большими друзьями. А дружба прове рена годами совместной работы в морс на кораб лях Карелии. Я сфотографировал Александра и Николая во время перекура перед выходом на подвахту. В БАБУРО, наш внештатный корреспондент* ?llllllllil!l!ll!l!!l!M lllllintlt!llllll!llll!lllllllllll!!!tlllll!IIUlH!ltlllllH!l!lltl!lll!l!llllll!MIII!lll!l!ll!!llllllllllll!lllllllllt!llllllli!ll{llll!ll!l!!lllllll!lllllinill!l!llltllll!lUlllilll!llllH!l!ll!lllllll!!lllllllllll!]ili|!l|||IllV^illi>uii|]i4iji
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz