Рыбный Мурман. 1961 г. Декабрь.
(Окончание. Начало см. в №№ 143, 146). — Все логично, сказал, точно гвоздь вколотил, Коно нов и уже прощаясь с Боковым у дверей салона вдруг вспом нил: 4— Да, что это ты в послед нее время каждую свою про мысловую сводку этакой победной фанфарой заканчи ваешь? — Какой фан фарой? — Сначала идет все честь по чести: курс, местонахожде ние, количество выметанных сетей, улов на сетку и прочее. А потом вдруг ни с того ни с сего: «На борту порядок. На строение отличное». Кононов снова весело засме ялся и дружески сжал локоть совершенно растерянного капи тана. — Да я не в осуждение, а так, к слову пришлось. Мы ведь и так не сомневаемся, что у такого капитана всегда на борту порядок и настроение у людей отличное... На свое судно капитан вер нулся, как все заметили, чем-то расстроенный и сразу же про шел в радиорубку. Гера, насвистывая веселый мотивчик собственного сочине ния, сортировал пластинки: од ну поближе к себе, другую —■ в сторону. — Покажи журнал! — хму ро сказал капитан. Гера достал из шкафчика свой бортовой радиожурнал и молча подал капитану. Перевернув первую же стра ницу, Боков сразу увидел то, о чем говорил начальник экспе диции, на другой странице —> то же самое, каждая промысло вая сводка за последнюю неде лю промысла заканчивалась короткой, летящей фразой: «На борту порядок, настроение от личное». — Это что такое?! — угро жающе тихо, закипая гневом, спросил капитан. — Что это за заячья самодеятельность, я спрашиваю? — и ткнул паль цем в раскрытую страницу журнала. Гера молчал. Круглое, маль чишеское его лицо, с задорно вздернутым носом занялось румянцем. — В сводках, которые тебе вручали вахтенные штурманы для передачи и занесения в журнал, были эти слова? — Нет. Не были. — Так откуда же ты их взял? Гера молчал. И что он мог сказать? Отку да он взял эти звонкие, летя щие слова? Как будто трудно догадаться! Да они и ' сейчас еще волнуют и тревожат его душу, эти бессмертные слова, посланные его тезкой, Герма- воч Титовым, вз таинственных глубин космоса: «На борту порядок. Настроение отличное, отличное настроение...». А как случилось, что, пере давая в этот день обычную промысловую сводку, он тоже выстукал ключом эту, все вре мя звучащую в его душе фразу, он в сам не помнит. А когда опомнился, было уже поздно — слова улетели в эфир, приш лось их записать в журнал. По чему же он повторил то же са мое и на второй, и на тетин день? Трудно сказать. Может быть, потому, что эта обычная, сухая, передаваемая изо дня в день промсводка, только с но выми цифрами, законченная такой^ великолепной, бодрой фразой, зазвучала уже совсем по-другому. И передавать ее стало как-то интересней, увле кательней. Гера молчал. И что говорить? Капитан, конечно, человек хороший и справедливый, его все любят и 9 декабря 1961 г. г Н а б о р т у п о р я д о к : Мурманску Мой вьюжный город пламенно любя, Я в этом не клянусь, когда, не скрою, И двух недель не прожив без тебя, Истосковался черною тоскою. Считает мили пройденные лаг И тает берег в белых клубах дыма... Поверь мне, город, я тоскую так Лишь по одной, единственной, В. ХРЯШКОВ. любимой. И. Гагарин уважают. Но разве он такое поймет, для него это просто нарушение правил, мальчише ская выходка, самовольство. Он может объявить выговор, от странить от работы и будет, конечно, прав. Но капитан на этот раз не сделал ни того, ни другого. Он долго и как-то задумчиво смот рел на стоявшего перед ним молодого радиста, и сам с удив лением чувствовал, что заки певший было внутри гнев ос тывает и, больше того, уступа ет место совсем другому чувст ву. Что-то в этом чудном парне есть и в самом деле подкупаю щее. И кого-то он ему сейчас напоминает, определенно напо минав!. Может, того «зелено го» штурманца, о котором го ворил Яков Алексеевич? Но капитан не любил преда ваться воспоминаниям и раски сать. Он встал, застегнул верх нюю пуговицу кителя и, не глядя больше на Геру, строго отчеканил: — Сводку передавать слово в слово и никакой... самодея тельности! Ясно? — Ясно, — невольно вытя нувшись, ответил Гера. — Вот так, — уже в две рях сказал капитан. — И за помни: на борту у меня всегда порядок, так должно быть е у тебя в рубке. На этом разговор был окон чен. Впрочем, капитан сам од нажды еще раз как бы продол жил его, но уже по другому поводу и совершенно при дру гих обстоятельствах. Вторые сутки бушевал шторм. Вторые сутки Гера Сме танкин почти не выходил из радиорубки, неся свою бессмен ную вахту. Он заметно осунул ся, похудел, на верхней губе и на подбородке появились жидкие, смешные кустики ра стительности, которые только при большом воображении мож но было принять за отрастаю щие усы и бороду. Он даже ел и дремал в сво ем кресле, положив голову на край столика, не снимая науш ников, хотя нужды в этом не усыпном бдении, пожалуй, и не было. Была, конечно, возмож ность во время обеда и ужина спуститься в столовую, отдох нуть часок-другой на своей койке в каюте, но Гера упря мо, наперекор всем своим доб рожелателям и советчикам, оставался на своем посту в ма ленькой, тесной радиорубке. — Ведь сейчас не твое вре мя, тебе не надо являться в эфир, — сердито, по-приятель ски убеждал его, приоткрыв «форточку», соединявшую штурманскую рубку с рацией, третий штурман Володя Поро- шин. — Так какого же ты черта торчишь у приемника? — Шторм же, Володечка. — Ну и что, пусть штор мит. — Как что? — возмущался Гера, — а вдруг сигнал бед ствия, а я в это время в сто ловой компот буду пять! — «А вдруг», «а вдруг»! — передразнивал его Володя. — А вдруг тебя родимчик хватит, сосунок ты малосольный! ■— От малосольного слышу, огрызался Гера и решитель но захлопывал «форточку». Нет, его не собьешь ни ла сковым словом, ни дружеской руганью, он знает свой долг и свое место. Сейчас, когда для радиста только и началось са мое главное, самое захватываю щее дело, он не имеет права отойти от рации, как солдат не может без приказа покинуть свой пост. А вдруг, в самом деле, в этой какофонии звуков, в пронзи тельном писке морзянок, в об рывках тревожных слов, звуча щих в его наушниках, он пер вый поймает раздирающий ду шу сигнал бедствия. И вот «Компас» уже спешит на по мощь гибнущему судну и под бирает тонущих людей. Капи тан крепко пожимает мужест венную руку молодого радиста и благодарит его от имени все го экипажа затонувшего кораб ля. А Володька Порошин по- дружески обнимает его и гово рит: «Ты, молодец, Гера, и не сердись на меня за «малосоль ного». Я был неправ». И он, конечно, великодушно прощает своего приятеля. Так фантазировал порой Ге ра и его не надо осуждать: гедь он шел в свой первый рейс в Атлантику и он был все го-навсего практикантом-ра- дистом, хотя и самостоятельно нес вахту. И, кроме того, он был немножко фантазер и ро мантик. А этот свирепый шторм был первым штормом в его жизни. И он, в сущности, не видел его, а только слышал. И то больше через наушники. В эти штормовые часы, казалось, каждая радиоволна была нака лена грозовым напряжением и тревожно, надрывно гудела на тысячу ладов. По обрывкам разговоров, по коротким доне сениям Гера догадывался, с ка ким мужеством и отвагой моря ки промысловой флотилии бо рются с разъяренной стихией, какие грозные опасности их поджидают каждую минуту: на одном судне страшным ударом волны разбило и унесло шлюп ку, на другом в трюме появи лась вода, а у какого-то пои скового траулера- в смотровых окнах в штурманской рубке не осталось ни одного целого стек ла — шторм тяжелой, грозной поступью шагал по океану. Но странно, почему-то за всю эту долгую, бессменную вахту Гера ни разу не испытал ни малейшего страха, ни чув- ств^тревоги за свое судно, как будто бы шторм его вовсе и не касался. Но шторм трепал «Компас» так же жестоко, как и все остальные суда. Даже сквозь наушники Гера слышал иногда грозный рев моря, глу хие удары волн, сотрясавшие весь корпус. И все же трево га ни разу ие заползла в его душу. Может быть, потому, что за стенкой, в штурман ской рубке он слышал отрыви стый, властный голос капита на. Иногда капитан неожидан но появлялся сам и тогда вме сте с ним в радиорубку вры вался грохот моря и надсад ный посвист ветра. Он тороп ливо пробегал глазами послед нюю запись в журнале, бросал два—три коротких нетерпели вых вопроса и, рывком распах нув дверь, уходил. Гере поче му-то казалось, что в коротком взгляде, брошенном на него в последнюю минуту капитаном, таилоеь одобрение. Р А С С К А З ...Он очнулся и медленно поднял свою тяжелую, словно распухшую голову. Рядом с ним стоял капитан и легонько по стукивал ладонью по его плечу. — Извините, малость вздремнулось, — виновато улыбнувшись, сказал Гера. — Спать полагается в каюте и на койке, — назидательно сказал капитан, но в тоне, ка ким были сказаны эти слова, не было служебной строгости. — А сейчас настраивай-ка свою музыку. Нас наверное уже ждут, не дождутся. И верно, только Гера поймал свою «рабочую» волну, как в наушниках раздался знакомый, беспокойный голос Виктора Друзина: — «Компас», «Компас»! По чему не отвечаете? Почему не докладываете обстановку? Вас ждут, «Компас», «Компас»! От вечайте! Перехожу на прием. Гера протянул капитану микрофон. — Говорите, Виталий Ки риллович! — Говорит «Компас». Док ладывает Боков, — начал сво им обычным спокойным голо сом капитан. Доложив подроб но обстановку, сообщив коор динаты судна, силу и направ ление ветра, силу волны, тем пературу воздуха и воды, ка питан, к немалому удивлению Сметанкина, продолжал: — С 13 часов 20 минут до 14 часов 45 минут в результа те повреждения штуртроса суд но было лишено управления, машина была остановлена. Суд но развернуло лагом, крен до стигал 44 градусов. Благодаря принятым мерам через час 25 минут рулевое управление на чало действовать. Отмечаю са моотверженную работу всего экипажа', особенно боцмана Чупрова, механика Тахонова, рулевых Омельченко и Васе нева. Капитан немного помедлил. И, скосив глазом на смущенно го и растерянного радиста, улыбнулся и твердо закончил свой рапорт: — Сейчас на борту порядок, ■— и еще раз повторил. — По рядок на борту!.. — Что же это такое? — ра стерянно произнес Гера, когда сеанс был окончен. Губы у не го дрожали, на лице проступи ли красные пятна: —= Вы ходит, главное-то я и проспал. — Ничего ты не проспал, чудак ты этакий, — с непри вычной ласковостью сказал капитан. — У тебя, брат, еще все впереди. И глянув на Геру, на его об мякшие вдруг плечи, на покрас невшие, подергивающиеся ве ки, строгим и властным тоном добавил: — А вот недеы радисту на до держать в узде. Кго тебе разрешил вторые сутки без выходно торчать в рубке? — Так шторм же, Виталий Кириллович. — Ну и что же? Разве ты один дежуришь в эфире? А ее- ли шторм зарядит*на целую неделю? Что тогда? Гера молчал растерянный и смущенный. — А после шторма? — все также строго и неумолимо на ступал капитан. — Кто за тебя работать будет? И какой из те бя будет работник! Нет, исте ричных и восторженных бары шень море не выносит. Запом ни это. А теперь — марш спать до своего срока в эфире. — Есть спать! — покорно вздохнул Гера. — Вот так, Герман... Как тебя по батюшке-то? — вне запно спросил капитан. — Степанович, — вспых нул Гера. — Да ну? — удивился ка питан. — Герман Степанович? Здорово! Как по заказу. И уже, открывая дверь, сов сем ласково: — Кстати,-твой тезка, там в космосе и спал, и ел в поло женное время. У него. брат, во всем был порядок на борту. Выйдя на крыло рубки, ка питан чему-то улыбнулся н покачал головой. — «Бродят в парне романтические дрожжи», — подумал он. — «И пусть бродят. А парень подходящий, верный парень». Потом посмотрел на темно свинцовое небо, все в рваных лоскутьях облаков, низко несу щихся над косматыми седыми гривами волн, и по каким-то особым признакам определил, что шторм к утру нетеменно стихнет, а после обеда, пожа луй, можно снова выметывать сети. И только в эту минуту почувствовал усталость и вспомнил, что он тоже не спит уже вторые сутки.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz