Рыбный Мурман. 1995 г. Январь.

Малая родина № 4 (4552) 27 января - 2 февраля 1995 года о о о о о о с IBСЕ 34 ГОДА работы на флоте не помню такой удачи: прошлое лето с мая и до сентября провел я в своей родной деревне. Пусть и далека она от материка цивилизации, пусть и разухабисты там дороги - по грязи весной и осенью не пройти ни пешему, ни конному, пусть зимой заметает деревню снегом по самые крыши, а в январские морозы трещат углы и простенки от лютого холода и кажется, что не натопить печи, не удержать тепло в избах, померзнут люди и скот... Пусть! Все равно ты - моя любовь, моя боль, печаль и память... Здесь я родился. Здесь школа, где учился на одни пятерки. Была работа на полях и по домашнему хозяйству, и еще в леспромхозе, где я впервые познакомился с техникой и по­ любил ее навеки. В деревне впервые влюбился в семиклассницу Люсю, веселую, строй­ ную сероглазую девочку с каштановыми волосами, чуть-чуть с конопатинками на лице и нежными тонкими руками, любовь к которой пронес через всю жизнь. Из деревни ушел в армию, закончил школу артиллерийской инструментальной разведки. Со мной всегда бы­ ла любительская фотокарточка, запечатлевшая нашу деревенскую улицу и маленького мальчика верхом на старой лошади. Это фото и карточка девочки Люси - моей будущей жены - согревали и успокаивали сердце, не давая ему ожесточиться и захолодеть в столь раннем возрасте... После службы я отчаянно ринулся по зову комсомольского сердца с пу­ тевкой в кармане на Крайний Север. Но строг оказался режим пограничной зоны в знаме­ нитом городе Заполярный, где строился гигант цветной металлургии. И решил испытать себя морем. ...Жизнь прошла трудными дорогами морей и океанов, какую-то пользу я приносил людям, что-то делал для них, а для себя не искал особой выгоды. Так что не суди меня строго, моя малая родина! Наша деревня ко времени моего рожде­ ния насчитывала 63 личных хозяйства, до- вольно-таки еще крепких. Каждое подворье имело 25 соток земли, держали коров, раз­ ную мелкую живность. Все это объединя­ лось в колхоз “Красное Любино“ . Красное - это понятно. Тогда все было красным: крас­ ный пахарь, красный обоз, красный стан и т. д. А вот почему Любино? Предание гласит, что в трех километрах от деревни на северо-восток до 1905 года на­ ходилось процветающре помещичье имение. Земель помещичьих было не так уж и много, но удачно выбранное место для усадьбы по­ зволяло содержать большое стадо дойных ко­ ров, овец, всевозможную птицу. Прислуги и прочего наемного люда было, говорят, всего лишь 7 человек, но восемь крепких девок - дочерей помещика - восполняли нехватку рабочей силы. Продукция из поместья шла на внутренний рынок России; масло с при­ митивного маслозаводика доходило даже до Франции. На запад от усадьбы прямая, как струна, шла насыпная 4-километровая доро­ га к реке Кубина, к водяной мельнице-кру­ порушке. Добавочный агрегат позволял толочь в ступах пропаренный и высушенный овес на толокно. Вниз по течению реки рос­ ли могучие хвойные леса с грибными и ягод­ ными местами, лосиными лежками и глухариными токами. В полноводной, чуть ленивой реке водились щука, окунь, язь. Вверх же по течению реки на ее широких берегах и поймах на пять километров про­ стиралось густое разнотравье, куда по весне из омшанников доставлялись ульи и колоды с пчелами. Мед был удивительно вкусен, на­ поминал нежный запах цветущего клевера. В июле устоявшиеся травы скашивались на чал отец. Помещик любил своих дочерей за их расторопность, силу и красоту. Особенно выделял младшую Любу. Шли годы. Когда Любе исполнилось 19, отец предложил: “Поезжай, Любушка, в Питер. Сестры твои там все живут своими семьями, тетка Марфа совсем стара, поживи с ней, присмотрись, да и ищи себе жениха. А я здесь еще поживу немного, потом продам усадьбу и приеду к вам“. - “Папенька, не гони меня, не продавай усадьбу“ , - плакала Люба. Отец удивился, но сделал так, как хотела дочь. Вскоре он заболел, поехал в Санкт-Пе­ тербург, где и скончался. Из многочисленно­ го семейства помещика эти места больше никто не посещал, а Люба сделалась полно­ правной хозяйкой имения, навсегда похоро­ нив мечту об этикете и замужестве. Была молодая помещица набожной, часто ездила помолиться в г. Великий Устюг, но хозяйст­ во вела исправно. Занялась благотворитель­ ностью и чем могла - помогала селянам. Крестьяне все заботы в поместье в полевую и сенокосную страду брали на себя, обеспе­ чивая тем самым устойчивый ритм жизни почти пустой усадьбы. Изредка наезжали купцы, забирая масло, мед, лен. Остальная же сельхозпродукция оставалась безвозмез­ дно крестьянам. Помещица Люба совсем пе- сено поденщиками из крестьян соседней де­ ревни. Девки-дочери, заневестившись, проси­ лись: “Папенька, отправь нас в город, под­ учимся этикету да и замуж выйдем “ . “Милые мои, потерпите, отправлю вас скоро в Санкт-Петербург, там и подучитесь, и же­ нихов красивых найдете. А пока что не гото­ ва тетушка Марфа принять вас, затеяла перестраивать свои апартаменты, чтобы вам было где жить весело и привольно, “ - отве- рестала быть барышней, наравне с крестья­ нами ухаживала за коровами, носила про­ стые одежды. Ей казалось, что этот ритм жизни нерушим, что другой жизни просто не существует. Все было подчинено великому служению Богу и его заповеди - помоги ближнему... Эхо революции 1905 года прямым бу- лыжниковым трактом С.-Петербург-Вологда докатилось до здешних мест. Нашлись ок­ рест вожаки и заводилы, стали помещице уг- Юрий ДЕНЬГИН, механик автохозяйства - Г-7 * « ■ -V рожать. Начал ни с того ни с сего падать скот, стала загораться усадьба. Не дожида­ ясь худшего, Люба уехала в Санкт-Петер­ бург, где и затерялись ее следы. И не сыскать уж их ни в одном архиве. В то время ей не было и сорока... Осталась только па­ мять людская. Усадьба же вскоре была раз­ граблена и дотла сожжена со всеми ее пристройками. Красивую мельницу-крупо­ рушку разобрала по бревнышку шастающая по берегам реки разная братия, а три глубо­ ких коледца - один питьевой и два для скота - завалили нечистотами и трупами племен­ ных коров. Но как же велики память честных людей и их глубокое уважение к помещице! В 1931 году при организации первого колхоза назва­ ли его “Красное Любино“. Как бы незримо поделили его между красными и помещицей, словно бы приняв заочно Любу за ее почита­ ние крестьянского труда в свои ряды строи­ телей новой колхозной жизни, сделав ее тоже красной... С таким вот названием колхоз и дожил до 1953 года. А потом произошло слияние мел­ ких колхозов в крупные, и он перестал су­ ществовать. Но память об удивительной помещице Любе жива и до сих пор, переда­ ваясь из поколения в поколение. • II Во времена всеобщего подъема новой эко­ номической политики заметное оживление произошло и в деревне. Жизнь выявляла предприимчивых и находчивых людей среди крестьян. К таким относился и мой дед Олекса, он же Александр Андреевич. Это были самозабвенные труженики, которым уже стало тесно в обычных крестьянских рамках. Их энергия искала выход и достой­ ное применение сил в новой жизни. Впос­ ледствии моя мать вспоминала: “Я не знаю, спал ли когда твой дед, мой свекор! Ложимся спать - он работает, мастерит то кадушки, то ушаты, то еще что. Ночью проснемся - он все работает. Все из-под его рук выходило ловко и красиво, любая деревянная вещь бы­ ла легкой и казалась воздушной". Решил дед со своим товарищем построить на паях маслозавод и мельницу. Взяли кре­ диты, построили. Купили и завезли необхо­ димое мукомольное и маслобойное оборудование, установили все и запустили мельницу и маслозавод в работу. Все это в полном смысле слова заводом назвать было нельзя: труд весь был ручным, а для охлаж­ дения молока и масла служил большой лед­ ник, набиваемый льдом весной, его хватало до первых заморозков. Качество чистого мас­ ла было отменным, его раскупали далеко за пределами губернии. После продажи масла в деревню завозился весь необходимый про­ мышленный товар: от табака и пуговиц до подковочных гвоздей. Все это по доступным ценам. Жизнь в деревне все заметнее креп­ ла. Дед построил новую высокую и простор­ ную избу, сбил печи, перебрал и утеплил зимнюю избу, купил нового молодого мерина и кое-какой сельхозинвентарь. Подрастали дочери Анна и Елена, сыновья Николай и Дмитрий. По хозяйству всем находилась ра­ бота. Но грянул гром коллективизации 1930 года с ее загибами и перегибами, мучитель­ ным разорением крестьянства. В деревнях ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ все чаще и чаще стали появляться уполно­ моченные в кожаных куртках и с наганами на боках. Дни и ночи гудели крестьянские сходки, утопая в облаках сизого табачного дыма. Спорили до хрипоты, до драк. Но сила сталинских указов была непобедима../И ре­ шено было обобществить сельхозинвентарь, земли, крупный рогатый скот, лошадей. По­ шла волна раскулачивания более крепких хозяйств, трудовое крестьянство сводилось под корень. “Раскулачили “ и моего деда. Каким образом? А просто. Он все добро­ вольно отдал: коров, мерина, мельницу и маслозавод. Все это стало общим, ничей­ ным. Так как семья большая - избу не тро­ нули, баню тоже оставили. Руководил раскулачиванием бедняк, а попросту лодырь и пьяница из местных - Кочнев Михаил Ми­ хеевич. Помощниками ему служили такие же никчемки, пользующиеся всеобщим пре­ зрением у трудового крестьянства. Мама го­ ворила, что Кочнев Миша после коллективизации и создания колхоза какое- то время руководил им, потом под косыми взглядами жителей деревни перебрался жить на ст. Коноша Архангельской губер­ нии, где якобы нашла и успокоила его быст­ рая пуля. Так и был организован наш колхоз, име­ ющий в своем арсенале 360 га пахотных зе­ мель, 250 га сенокосов, 60 голов лошадей, 50-60 голов дойных коров, водяную мельни­ цу, маслозавод, пасеку пчел на 20 семей да набор сельхозинвентаря. А дед мой, Александр Андреевич, не смог вынести столь дикой несправедливости: осенью, покончив со всеми работами, на­ всегда покинул родные места, перебрался в Архангельск. Там он купил лошадей, сбрую, двуколку с бочкой, на оставшиеся деньги снял каморку. Зарабатывал на жизнь чисткой помоек и прочих отхожих мест. Только через четыре года он вызвал к себе бабушку, рассказал ей все про работу, про то, как хочется организовать ему большой кооператив по очистке города, про то, как напишет письмо Калинину. “Великий тру­ женик был твой дед Олекса, царство ему небесное44, - часто говорила мне бабушка. Но не осуществил свои мечты дед Олекса: в очередной раз зимой, чистя помойки, упо­ тел, а пока добирался до свалки, весь про­ дрог и заболел воспалением легких, от чего и скончался в год моего появления на свет, т. е. в 1938 году. По православному обычаю похоронила его бабушка на архангельском кладбище. ...Боль и печаль надолго поселились в се­ верных вологодских деревнях, боль и печаль за свою деревню поселилась и в моем серд­ це... В суровые годы войны деревня отдала фронту 64 крепких молодых мужчин. Вер­ нулось всего лишь 30,. да и то половина ис­ калеченных, непригодных к труду. И все-таки в послевоенные восстановительные годы деревня снабжала рабочей силой вели­ кие стройки коммунизма, подпитывала ка­ менщиками, землекопами, плотниками строительные бригады Ленинграда и Мур­ манска, Череповецкого металлургического комбината. Еще совсем зеленых своих сы­ новей часто провожала на рыбацкие нивы Баренцева моря. Деревенские пацаны-море- маны смертельно бились за план, не вы­ искивая славы и почестей, а находя нередко упокой в штормующем холодном море. Все было. А теперь с чем ты осталась, деревня? Лишь немощные старички и ста­ рушки. И как жить... Боль и печаль... (О кончани е следует.) Село Вожега Вологодской области . — ГГ.-- - \ ѵ •-I V . Г. :-.Ѵ