Рыбный Мурман. 1995 г. Май.
Ю р и й Е Г О Р О В - тоже давний д р у г "Ры б н о г о М у рм а н а " и автор статей. С е г о д н я мы зна комим читателей с Егоровым-литератором . В п р о ч ем , в этом качестве он тоже зна к ом нам да вн о , с п убликаций в "Пол я р к е ", "П р а в д е С е в е р а " , в др у ги х и зданиях . Ю р и й Е г о р о в в о е в ал , п ублик у емы й отрывок автобиографичен и тем б о л е е д о р о г сейча с , в ю бил ейном П о б е д н ом мае . Евгений К У Л А Ш Н - постоянный автор поэтических страниц "РМ" . Д о с ей п оры считалось, что е г о главная тема - м о р е , но вот и война про глянула и з кулагин ско го блокнота. Напомним : поэт начинал с в о й путь матросом в тралфлоте, затем служил в в о е н н о -м о р с к ом флоте. 41-Л! НА МУРМАНЕ ^ сколько тел пожрал тот пламень? А сколько душ умчалось в рай? За этот вот холодный камень, за этот наш суровый край. Здесь не гремели барабаны. Здесь под негромкий плач жены матросы шли и капитаны навстречу молоху войны. Для них война была работой. Здесь, проливая кровь и пот, сражался с вражеской армадой вчерашний рыболовный флот. Как крепостные стены, скалы вставали на пути врага. Здесь смертоносные завалы пришельцам строила пурга. ТУМАН На плес, под Кильдин, прикатила война, С Запада, по ветру, три буруна, Серая в свастику, строем уступа. В море на чудо надеяться глупо. Бился отважно вчерашний рыбак. Реял в руке окровавленный флаг, пока не ушел под волну полубак. Сражался “Туман4 и погиб, как 44Варяг4і. В след серым запела войны тетива. В базу Варангер дошли только два. В третьего бомбою ИЛ угодил, больше он к Мурману не приходил. ЗЛОВЕЩАЯ НАХОДКА Судьба ударила в висок. Жизнь безымянного героя уходит струйкою в песок... С истлевшим адресом пенал, качаясь в полосе прибоя, как слабый, дальний отзвук боя о той судьбе напоминал. 9- Р А С С К А З Ф Р О Н Т О В О Г О С А П Е Р А I. В начале марта армия генерала Белобородова, в состав сое динений которой входил и наш отдельный штурмовой инженер но-саперный батальон, вышла к Балтийскому морю. Готовился штурм Кенигсберга, столицы Пруссии, города-крепости (нынеш него Калининграда). Расположились мы недалеко от берега моря у залива с чуд ным названием Куришес-Хафф. Несмотря на усталость, настрое ние у всех было бодрое. Потому что близко маячила победа, была военная, но все же весна. Мы разожгли небольшие костры для обсушки. Задымили ротные кухни. Авиации немцев не опасались - слава Богу, не со рок первый год, да они еще и не оправились от поспешного драпанья. Терпкий, пьянящий запах сосен и талого снега смешался с прелью портянок, мокрых плащ-палаток и ароматом пшенной каши. Сидя у кухни первой роты, я принял предложенные стар шиной сто граммов и уже запустил ложку в котелок, как над ухом прозвенел окрик: - Егоров! - Я знал, что этот писклявый голос принадлежит ор динарцу начальника штаба батальона, юркому парнишке с весе лой фамилией Лихошапка. Не отреагировав, я продолжал выгребать куски говядины. - Срочно в штаб! - и Лихошапка ис чез, будто растворился в дымке кухни. Поднявшись в штабной автобус, я доложил, как положено. - Садитесь, - капитан Фельдман, молодой, но почти лысый и очень худой, подвинул мне деревянный табурет. - Хотите чаю, старший сержант, или водки? - Странный вопрос. Кто же будет пить чай, если предлагают водку? Но, выдержав марку, я с до стоинством взял кружку с чаем. - Смотрите, товарищ старший сержант, - начштаба придвинул ко мне карту, - линия нашей обороны тянется к берегу и прохо дит по высоте. Разрыв между немцами менее километра. На вы соте стоит каменный маяк. Автобус качнуло, как будто его задел слон, и в узкую дверь с трудом протиснул громоздкое тело комбат, майор Юдаев. - Сиди, - махнул он мне огромной ладонью, похожей на шты ковую лопату. - Значит, решил Егорова, Яков Семенович? Давай, ориентируй. Я понял, что готовится какая-то операция. Они говорили обо мне так, как будто я все уже знаю и хлопаю в ладоши от радо сти. Война же стремительно двигалась к концу, и мне, так же, как и остальным солдатам, очень хотелось вернуться в Россию с ногами и руками. Оставив эти мысли при себе, я изобразил на лице повышенное внимание. - Задача заключается в следующем, - Фельдман движением бровей усадил очки со лба на нос. - Сегодня ночью мы занесем в маяк примерно тонну взрывчатки, ящики с толом, противотан ковые мины, начинку от фугасов. На маяке артиллеристы-раз- ведчики, на высоте в окопах пехота. По нашему сигналу, лишь только последний солдат покинет оборону, вы должны будете взорвать этот маяк. - Ты вот что, Егоров, - пробасил комбат, разминая папиросу в пальцах-сардельках, - подбери из первой роты пару хороших ребят, знающих дело. Приказ командиру роты, я уже отдал. И еще вот что: на краю высотки, на нейтралке, недалеко от наших окопов торчит старая деревянная тренога, ее также надо сва лить, но пораньше, завтра под вечер. На верхотуре маяка - ар- тиллеристы-разведчики, поддерживай с ними связь, они в курсе. Понял? Чего уж там не понять! Я слабо представлял себе этот маяк, зато отлично знал, что означает сидеть на тонне взрывчатки под огнем противника... II. Сержант Сашка Логинов, командир отделения моего бывше го взвода, белобрысый, голубоглазый и быстрый в движениях парень, был знаменит тем, что после взрыва немецкой прыгаю щей мины отделался двумя шрамами на ляжках и порванными штанами. Две шрапнелины из смертоносной тучи по касательной задели его тощий зад. Две недели после этого Сашка работал ложкой, стоя на коленях или лежа на брюхе. Мне нравились его решительность и быстрая реакция. Молчаливого и сурового на вид ефрейтора Рената Гайфиева я выбрал потому, что знал: парень из тех, кто доводит дело до конца. Умрет, но сделает. Сейчас он спал на втором этаже мая ка возле штабеля взрывчатки. Всю ночь он проверял мины, кото рые затем унесли на маяк солдаты. Мы же с Логиновым складывали их здесь в надлежащем порядке. Час назад мы получили инструктаж вместе с полным сидором консервов и сухарей, флягу с чаем. Водки не дали, да я и не настаивал. Мы уже подготовили бикфордовы шнуры с капсюля ми-взрывателями, а несколько мин и ящиков с толом соединили детонирующим шнуром. Взрыватели упрятали под толстую пли ту. - Не забывай об артиллеристах-разведчиках, - напутствовал меня комбат, - у них радиосвязь. На всякий случай, команда продублируется через них. - Закончив эту длинную речь, он по гладил левой рукой свои калмыцкие усы, а правую, по- отечески, с пудовой тяжестью положил на плечо: - Ну, давайте, ребята. Капитан Фельдман, смущенно кашлянув, протянул мне три коробки "Казбека": - Возьмите, я ведь не курю. Покуривая ароматные после махорки папиросы, мы при ут реннем свете осматривали свое временное, а, может быть, и последнее в жизни, жилье. Основание маяка было сложено из толстых гранитных плит, выше шла кирпичная кладка. Вершина маяка разрушена прямым попаданием снаряда и бедолаги ар тиллеристы сидели на открытой площадке. В широкий дверной проем виднелась лысина высотки, изры тая воронками, и линия наших окопов. За ней метрах в пятиде сяти стояла высокая деревянная трехногая вышка. Для чего она тут торчала, нас не интересовало. Мы должны был^ свалить ее сегодня вечером. Это была плевая работа. Хотя кому-кому, а уж мне-то нужно было не забывать, что именно на плевых делах подрываются опытные минеры. В утренних сумерках, когда немцы обычно' дрыхнут, мы с Сашкой сползали к этой ходулине, прикинули расстояние между ее лапами и их толщину. По одной толовой шашке на каждую ногу будет достаточно. Этот несложный подрыв должен будет сделать Логинов, он занялся приготовлением взрывчатки. Я же поднялся на верхотуру маяка к артеллеристам. Их там было трое. Поговорили, я угостил их папиросами, посмотрел в стерео трубу на позиции немцев. Договорились о связи. Артеллеристов беспокоил главный вопрос: не оставим ли мы в заложенной в маяк взрывчатке взрыватели в минах? Я заверил их, что капсю- ля-взрыватели укрыты в надежном месте. Как говорят: блохи от дельно, бульон отдельно. Ill Навалились вечерние густые сумерки. С немецких позиций взлетели и повисли над нами первые осветительные ракеты. Ми нометный обстрел высотки прекратился, лишь иногда темное не бо прочерчивали пунктиры трассирующих пуль. Командир пехотной роты, я и Логинов стояли в траншее напротив смутно видневшейся треноги. - Ну, я пошел? - Обернулся ко мне Логинов. Я похлопал его по спине, где в вещмешке лежали толовые шашки и моток про волоки. - Взрыватели? - Не боись, в кармане, - Сашка указал на грудь. А я мгновенно вспомнил, как в вещмешок ефрейтора Гапка- ло, где находились взрыватели, угодила мина. От веселого па ренька из Чернигова мы нашли только окровавленный валенок с остатками ноги. Сашка стремительно метнул свое мускулистое тело на бруст вер и исчез в темноте. А через две минуты тяжело дыша, пере валился через бруствер назад. - Порядок, старшой, дай закурить. Одновременно взрыв трех толовых шашек был не из силь ных, но в его яркой вспышке мы увидели, как тренога слегка подпрыгнула и... вновь встала на все три ноги. Мы ошарашенно смотрели на эту картину. За эти секунды я успел мысленно об материть себя всеми известными мне выражениями. Ведь имен но я, хренов вояка, таскающий на гимнастерке боевые награды и знак отличного минера, велел Сашке подвязать заряды на оди наковой высоте... - Вот это цирк! - прервал наше молчание пехотный командир. - Что же вы, кроты (так на солдатском слэнге называли мине ров), будете теперь делать? - Я не успел ответить, тишина лопнула грохотом разрывов и воем летящих мин и снарядов. Немцы обрушили на высотку зал пы своих батарей. Ротный подпихнул ординарца: "Бегом к взводным - передай, чтобы никто не высовывался!". - Сашок! Дуй в маяк, тащи пару шашек, шнур и капсюля, - прокричал я Логинову в ухо. - Сейчас я эту паскудину завалю! - Старшой, давай подождем, может, ее сами немцы завалят. Будто в подтверждение его слов, над высотой раздался до тош ноты противный громкий скрип, будто открывали огромные ста рые деревянные ворота, все звуки поглотил оглушающий грохот и нас окутало вонючей пороховой пеленой. - Старшина, газы! - закричал кто-то в окопе. - Кончай блажить! - прервал его хриплый баритон. - Какие те газы! Шестиствольный бьет, а от него один шум да вонь. Сидеть спокойно! Я выглянул из окопа. В освещении разрывов проклятая вы шка стояла, как заколдованная. - Давай! - подпихнул я Сашку, он пригнулся и исчез в тран шее. Обстрел высоты продолжался, где-то громко позвали мед сестру. Внезапно над высотой раздался прерывистый вой, перешедший в пронзительный визг, и темное небо осветили яр кие молнии. От немецких позиций донесся глухой шум огненно го урагана и все стихло. - Это артиллеристы с маяка вызвали огонь. Дивизион "Ка тюш" сыграл, - услышал я голос Логинова. Он уже опять стоял рядом, протягивая мне тол и взрыватели. Нужно было действо вать быстро - опомнившись, немцы могли продолжить обстрел высоты. IV. Услышав характерный вой падающей мины, я с разбега рас тянулся на грязной земле и, словно африканский страус, попы тался засунуть голову и плечи в мелкую, вонючую от пороха, воронку. До треноги было не больше двадцати метров. Я решил подорвать одну ногу этой ходулине с таким расчетом, чтобы она кувырнулась в сторону немцев. Они же беспрерывно освещали высоту ракетами. Прижавшись к толстому брусу, стараясь слить ся с ним, я быстро привязал две толовые шашки на уровне своей головы, для надежности вставил в одну из них детонатор, во вто рую капсюль-взрыватель и поджег тридцатисантиметровый бик фордов шнур - за тридцать секунд я могу рвануть аж до самого маяка. Со скоростью чемпиона мира по спринту я домчался до на ших окопов и, уже переваливаясь через бруствер, почувствовал легкий удар и резкую боль под левым коленом. Ощупав ногу, я обнаружил, что ватная брючина распорота осколком, а сапог на полняется теплой кровью. - Сестра! - закричал я. И в это время прогремел взрыв. Я увидел, как тренога вздрогнула, чуть приподнялась и опрокину- лась-таки в сторону немецких окопов. - Везучий ты, старший сержант, - обрадовала меня симпатич ная рыженькая сестра. При свете аккумуляторного фонаря она туго бинтовала мне ногу. - Вижу, второе ранение в эту же ногу, и опять легкое. - Ты хочешь сказать, что третье будет тяжелое? - Поинтересо вался я с форсом. - Спасибо, сестренка, всегда любил рыжень ких. Сестра сердито отвернулась. Я же в знак благодарности хотел похлопать ее по аккуратной попке, но деликатно удержался. Пока я ковылял по траншее к маяку, нога налилась свинцовой тяжестью, да и болеть стала сильнее. - Все старшой, - твердо заявил Логинов, - здесь тебе делать больше нечего. Не боись, подорвем маяк и без тебя. Трясясь на повозке по дороге в медсанбат, я думал, что Логинов прав: при подрыве маяка нам пришлось бы рвать когти со скоростью пули, а для этого необходимы здоровые ноги. Через два дня я узнал о взрыве маяка, об этом заговорили даже в медсанбате. А еще через несколько дней ко мне заявил ся Логинов. Заметив мой взгляд, брошенный на новенький орден Отечественной, видневшийся из-под накинутого халата, он, будто оправдываясь, сообщил: "Тебя, старшой, тоже в приказе упоми нали". - Ладно, рассказывай. - Когда наши ушли, немцы сдуру поперли на высоту, тут мы и зажгли шнур. Там еще какой-то трамплин оказался, так мы по нему кубарем. А рвануло здорово, камни летели аж за версту. Рената по башке кирпичиной задело, шапка спасла. А так все нормально. Говорят, немцев после взрыва легло навалом. Через двадцать дней я забросил полученный по блату костыль и стал ходить с тросточкой, как одесский пижон, привлекая вни мание девчат медперсонала. Мне оставалось несколько дней до выписки, когда в медсанбат привезли раненного капитана Фель дмана. В приемной палате на топчане неподвижно лежал капитан, а двое врачей о чем-то тихо разговаривали в стороне. - Куда его? - так же тихо спросил я. - Осколок возле сердца, отправляем в госпиталь, - ответил один из медиков. Без очков длинный нос Фельдмана сиротливо торчал на блед ном осунувшемся лице. - Яков Семенович, - тихо позвал я. Брови Фельдмана шевель нулись. На меня глянули широко раскрытые глаза, в них были ребячье удивление и боль. - Это вы, старший сержант? - внятно произнес он. - Прошу вас, возьмите в кармане кителя конверт, там адрес моей мамы. Будьте добры, напишите ей, что я легко ранен. Прошу вас, имен но легко... - и устало замолчал, глаза снова закрылись. Я осто рожно открыл карман окровавленного кителя и достал конверт в рыжих пятнах. Кроме письма в нем была фотокарточка моложавой, с седи ной в волосах, женщины. Большие темные глаза. От этого взгля да в душе, огрубевшей от сиротской жизни, смертей и крови, что-то дрогйуло. В глубине ее глаз смешались грусть, беззащит ность, тревога и тихая ласка. Именно так смотрела на нас, детей, мать, когда новогодней ночью тридцать восьмого ее уводили из дома неведомо куда... Письмо заканчивалось словами: "Дорогой мой мальчик, береги себя, ведь ты остался у меня один." Я долго сидел, глядя на лицо этой женщины. И написал ей, что гвардии капитан Фельдман Яков Семенович ранен в правую руку. Что мы лежим вместе в медсанбате, он пи сать не может, поэтому пишу я. V. Стоя у двери канцелярии, я ожидал документы на выписку. - Егоров? - Высунул из-за двери голову в белом колпаке врач-очкарик. - Так точно! - я по-гвардейски выпятил грудь и подтянул жи вот, слегка пополневший от обильной медсанбатовской пищи. Врач, как-то странно оглядев меня с ног до головы, сказал: - Иди, там с тобой хотят поговорить. В комнате сидел подполковник в обычной армейской форме, голова была лысая, как биллиардный шар. - Садитесь, - кивнул он на табурет и замолчал, цепко вгляды ваясь в меня серыми, глубоко посаженными глазами. - Я из контрразведки, хочу предложить вам перейти на службу в СМЕРШ . Разумеется, после взятия Кенигсберга. Я ошарашенно смотрел на него. Меня, сына врага народа, в СМЕРШ! Потом дошло: они ничего обо мне не знают, иначе бы не предложили. В партию меня приняли перед форсированием Немана, даже не спросив, кто мои родители и где они. Я же, ра зумеется, не спешил сообщать об этом. Но ведь узнают, обяза тельно узнают. Что тогда? Мысли вертелись и жужжали у меня в голове, как комары на осеннем болоте. О том, что СМЕРшевцы занимаются ловлей шпионов и диверсантов, я знал, но как это делают, не имел никакого представления. - Если согласны, - прервал мои мучительные раздумья под полковник, - будете стажироваться при бригадном отделе. - Согласен, - сказал я. Говоря это, я не знал, что бросаю себя в гущу совершенно новых испытаний и что некоторые из них напрочь изменят мои представления о людской природе. Но это было потом. А тогда, получив свои документы, я вышел из флигеля, в ко тором располагался медсанбат, и уселся на ступеньку крыльца, подставив весеннему ветерку разгоряченное лицо. Возле меня, подобрав полы халата, опустился врач-очкарик. Я достал из бывшей фельдмановской коробки две папиросы, которые берег для солидности, и предложил одну доктору. - Вы ничего не слышали о капитане Фельдмане, его отправи ли неделю назад в госпиталь? Врач затянулся, выдохнул папиросный дым и сказал: - Капитан Фельдман умер. Юрий ЕГОРОВ, участник штурма Кенигсберга.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz