Рыбный Мурман. 1963 г. Март.
i СУББОТА, 16 марта 1963 г. Р А С С К А З Всякий раз, когда наше судно с полным грузом рыбы снималось с промысла и шло к чужим берегам, где, укрытые от непогоды, стояли наши Плавучие базы, мной овладевало смешанное чувство тревоги и радости. Рушился скучный промысловый распорядок дня: судно мыли, чистили, подкрашивали, по-походному натягивали шторм-лее;ра, разбирали сушить сети — эта работа на поминала переход в порт, радовала меня и возбуждала. Тогда сомнения в своем призвании, навязчивые мысли о расточительстве жизни, вызванные долгим нахожде нием в море, покидали меня, и я снова заряжался тем, без чего невозможно было бы работать. Но когда на моей вахте, в шторм, оборвало сети и мы с неполным грузом пришли к базе за снабжением, обычной перемены во мне не произошло. Напротив, чувствуя свою вину, по стоянную тревогу от не избежности наказания, сухое официальное отно шение штурманов и, ка завшиеся мне осуждаю щими, взгляды матро сов, я с большей силой ощутил тоску и одиночество. Мне надоели примелькавшиеся за три месяца физионо мии людей, до отвращения надоело однообразие работы и быта. Обиженный и оскорбленный отношением экипажа, я уединился в каюте за шторкой койки и, чтобы как-то скоротать время, решил занять себя чтением. Однако вапала на это занятие хватило у меня ненадолго: книга читалась медленно, внимание рассеивалось, мысли по мимо воли возвращались к злополучному случаю, раз жигая во мне зло и ненависть ко всему, что окружало меня. Раздражал постоянный шум дизелей, ожесточал смех в коридоре, а лай собаки, любимицы всего экипа жа , бесил. Тогда, точно подкинутый сильными пружи нами койки, я вскакивал, садился на диван и, закурив, делал несколько полных глубоких затяжек. Это удиви тельно успокаивало. Прилив нервозности исчезал вдруг так же, как и появлялся, но тогда я чувствовал страш ную усталость и апатию ко всему: к работе, к чтению, к жизни. ...У баз, после вахты, я сменил угнетающую коробку каюты на просторный верхний мостик и долго сидел там, равнодушно глядя на множество судов, которые, ожидая очереди под разгрузку, лежали в дрейфе и спо койно попыхивали едким черным дымом. Задумчиво плескалось море. Яркая голубизна его убегала к причудливым нагромождениям скал острова Ян-Майен, таинственного, необитаемого, всегда мрачно го и одетого в снег. Солнце, холодное и неласковое, се ребрило поднимающийся в небо кратер потухшего вул кана, за который, точно отбеленная вата, зацепилось легкое пушистое облако. Внизу, у подножия острова, да же в тихую погоду молочной пеной кипел прибой. Глу хие удары волн и приглушенный шум воды было един ственным, что нарушало тишину и величие острова. Знали б старики, куда занесла меня судьба! Я с грустью вспомнил тихие, уютные комнаты отчего дома, заботливую и хлопотливую мать... Она всегда возражала моему стремлению поступить в мореходное училище. Ее пугала морская профессия, связанная, как ей казалось, с опасностью и риском. Сама юрист, она очень хотела, чтобы я изучал гуманитарные науки. Но отец, в прошлом моряк, а теперь капитан порта, не противился моему желанию, утверждая необходимость «продолжать род потомственных моряков». Вспомнились лыжные прогулки за город, веселый, алмазными блестками искрящийся каток, воскресные поездки в отцовской «Победе» на лоно природы летом. Ярко в памяти всплыл на миг образ Нины, сначала просто подруги детства, потом девушки, к которой я питал вполне одределенные чувства. Теперь Нина заму жем. Я, оторзачный от м-іра, болтаюсь по три с лиш ним месяца в море, а на коротких стоянках от скуки посещаю кино, иногда — ресторан. Так из месяца в месяц, из года в год) Жизнь проходит мимо, я знаю это и ничего не могу поделать. Идиотская нерешитель ность! Сколью раз хотелось подать на расчет, но она путала планы, колебала желание уволиться. Думалось, как права была мать, когда советовала остаться в род ном городе! Тогда даже отец поддержал ее, обещая устроить штурманом на портовый буксир. Но у меня в кармане похрустывало заманчивое направление за Полярный круг, оно, мне казалось, увлекало, а, глав ное, в глазах родителей и сверстников поднимало до героя и даже жергченникаі Позор! С каким легкомыс лием и лицемерием отверг я то, по чему сейчас так бо лит и стонет душа! Надо бежать от моря, чем быстрее, тем лучше, прочь от одиночества, от глупого разбаза ривания своей жизли!.. С такими тяжелыми мыслями я уснул, а когда про снулся, разгрузка была в самом разгаре. Рядом возвы шалась стальная стенка борта плавучей базы; внизу об нее ласково терлись резиновые сигары кранцев, вверху слышался напряженный грохот лебедок. Матросы рас катывали по палубе бочки, открывали их, докладывали рыбой и, закупорив, устанавливали на стальную сетку. На борту базы стоял ухман и, дирижируя руками, уп равлял работой лебедчиков. Все это делалось быстро, как говорится, «ходом», я на минуту залюбовался сла женной работой, на миг позабыв свои треволнения. Не приятно резкий окрик капитана, с мостика подающего совет, вернул меня к действительности, в груди как-то заныло. Я встал и по отвесному трапу вяло спустился сначала на ростры, потом на главную палубу, которая после недавнего злополучного шторма зеленела медным купоросом от въевшихся в деревянный настил водорос лей. Море, такое покорное н тихое, точно безграничная васильковая степь, лежало у моих ног. Через шпигаты поднимались хрустальные фонтанчики воды; она ласко во растекалась по палубе, точно обнимала ее. Мимо меня, прошел человек с чемоданом в руке. Воз ле надстройки он поскользнулся на зеленых водорослях, негромко возмутился. Потом остановился у двери, ве дущей в жилые помещения, долго ударял ладонью по задрайкам и, не сумев открыть ее, растерянно спро сил: — Друг, а как же попасть в салон? — По тому борту или через верхний кап, — с неохо той объяснил я. Человек с чемоданом понимающе кивнул головой и повернулся. — Валя! — вырвалось у меня прежде, чем подума лось. Он глянул на меня своими маленькими, точно близо рукими глазками, сосредоточенно наморщил лоб, потом улыбнулся и спокойно протянул руку, как будто мы только вчера с ним (расстались. Е. ПЕСТУНОВ. — Юрка? Вот не ожидал! Здравствуй! — мне пока залось, что он более удивился, чем обрадовался. ...В каюте я усадил его на диван, он распахнул плащ, снял пыжиковую шапку и осторожно, словно боясь причинить себе боль, пригладил непослушные жесткие волосы. Мы не виделись и не переписывались пять лет, — с тех пор, как окончили училище и разъехались по разным портам. Я с любопытством разглядывал его продолговатое нервное лицо с густыми черными, будто подведенными, бровями. В маленьких глазах, когда-то озорных и любопытных, теперь затаилась грусть и уста лость. — Валька, я не совсем понимаю... Ты — как снег на голову в летний день. Откуда? Я ж ведь уверен, что ты на Каспии?! — Верно, был, — отвечал он с улыбкой, — а теперь здесь... по некоторым обстоятельствам. — За длинным рублем, — откровенно предположил я. Валентин посмотрел на меня с нескрываемым удивле нием, пожал плечами и усмехнулся. — Не знаю, я как-то об этом не думал. Просто мне подходит такой образ жизни. Учусь заочно, а времени в море не занимать. Я вспомнил, что у меня припрятана бутылка вина. Пить раньше не хотелось, а теперь, когда подвернулся случай, я торжественно поставил ее на стол. Валентин поднял бутылку, посмотрел сквозь те на свет и тоном знатока одобрил: — Хорошее вино, дагестанское. Правда, давно не пил и, слава богу, не тянет. Я разлил вино в Маленькие фарфоровые бокальчики, мы выпили за встречу, Валентин сразу закурил, я бро сил в рот дешевую карамельку, удивляясь тому, что мы, однокашники, не находим тем для общего разговора. И все же я был рад встрече. Она немного рассеяла меня, заставила забыть то, что не давало покоя мне все эти дни. — Хорошая каюта у тебя: теплая, уютная, как гнез до! — похвалил Валентин, блуждая по ней взглядом. —* Каюты везде одинаковы, — заметил я. — Нет, на судах первого выпуска тесно и ощущаешь себя зажатым в тиски. Мне бы такую каюту — и ничего не надо! Мне вспомнилось, какие превраще ния происходили во мне в этой каю те, я почувствовал снова поднимаю щееся раздражение, но уже против мелкого желания Валентина. МАТРОССКИЙ П Р И В Е Т В прошлом году мне в числе других моряков Северного флота довелось помогать труженикам рыбокомбината . У меня появилось много новых друзейг чей упорный труд заслуживает восхищения. За три года службы на Севере я по любил заполярный край . Пусть мое стихотворение будет приветом комсомольцам рыбного Мурмана. МОЛОДОСТЬ Когда мы годами молоды, Когда мы душою молоды, Мы дышим легко ц молодо, Мы пишем делами молодость. Одни на заводах и стройках. Другие в пшеничном просторе, Третьи — в сражении, стойко, С кипящей равниной моря. Мы пишем комбайном и молотом О силе творческой радости. Веками жить будет молодо Страна пебедившей молодости) В. ЛАВРОВ, матрос Север- . иого флота. •ЛѴѵ- —• Что касается меня, — сказал я жестко, — я согла сен отдать это «уютное гнездо» папе Карло, а взамен получить его «маленькую каморку под лестницей» на бе регу. По крайней мере будет возможность интересней проводить время. Валентин снова усмехнулся. — Скромное желание, если не шутишь... ^ — До шуток ли? Надоела однообразная жизнь! Вах та, салон, каюта, сон... Три месяца по замкнутому кругу и никаких надежд на лучшее! — Ого! А что ты считаешь «лучшим»? — внезапно перебил он. — Все, чем живут люди на берегу! Семь часов рабо ты, а там располагай временем, как тебе подскажет фантазия. Странно, у меня открылись по настоящему глаза после стольких лет беспросветного бродяжниче ства! — Да, но твое «бродяжничество» оплачивается «длин ным рублем», — съязвил Валентин. — Судишь так по тому, ч.то никогда на берегу ты не нуждался в день гах. —Деньги, деньги! Только и слышишь об этом! Смот ри! — меня возмущало то, что он не хотел понять: день ги — не главное в жиз ни. Я показал ему на переборку, где был при колот табель-календарь. Там все месяцы, за исключением последнего и трех отпускных в се редине, были перечеркнуты мною красным карандашом. — Смотри! Я каждый день в ноль часов при заступле нии на вахту, ставлю крестик, как мальчишка, радуясь, что день прошел. Но когда я смотрю на этот с виду безобидный листок с высоты года, мне становится страшно! Страшно потому, что я сознательно ставлю крест на свою жизнь! Прикинь пять на девять и ты по лучишь, сколько уже потеряно! Спрашивается: зачем же родился? Чтобы с восемнадцати лет изолировать себя от общества и всех земных благ? — ...Созданных тем же обществом, хочешь ты ска зать? — перебил опять Валентин и прищурился. —* Ловишь на слове? Знаю, сейчас скажешь: дешевая философия и прочее и прочее... А с меня хватит этой пресловутой романтики, выдуманной для оправдания жестокой скитальческой жизни! Хочется жить, как все: ни беднее, ни богаче, но полнее и ярче! Этот поток слов прорвался во мне, как вешняя вода через размытую плотину. Мне хотелось говорить, за ставить понять его, как глубоки наши заблуждения я как мы, не умея плавать и лавировать в житейском мо ре, тонем, погибаем, ничего не предпринимая даже! Валентин сидел, задумчиво глядя на розовый узор бокала. Не отрывая взгляда, точно это меня не каса лось, он сказал: — Что ж, это еще раз подтверждает прозорливость людей и удивительную справедливость и точность, с ка кой они дают клички. Помнишь, тебя в мореходке зва ли «Случайный»? Пошло это с того, как Мишка Торо- пов, увидев тебя, сказал нам: — «Заметьте, ребята, этот во флот попал случайно!» — И он был прав. Помнит ся, на третий день после зачисления ты спросил, когда же, наконец, будет выдана парадная форма. Я поразился. ~ У тебя феноменальная память! — Да, потому что Мишке из мореходки пришлось убраться. Кто-то из нас с твоим приходом должен был быть лишним. Мишке не повезло. Могло не поздоровить ся и мне, но в силу каких-то обстоятельств я уцелел. После этого начальника училища сняли за протекцио низм — ведь твой отец капитан порта, и, как впоследст вии выяснилось, «свой человек» бывшему начальнику. Он откинулся на спинку дивана и снисходительно по сматривал на меня своими маленькими блестящими гла зами, будто проверял, какое впечатление произведет его (Окончание на 4 стр.). -: ШЖШті к . і ЗИМНИЙ ДЕНЬ. Фотоэтюд Ю. Турчанинова.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz