Миссионерская православная газета. 2014 г. № 3. Март.

6 М иссионерская православная газета м з , м а р т 2014 Ц Е Р К О В Ь Х Р И С Т О В А ЖИТИЯ СВЯТЫХ Д е н ь памяти 17 ма р т а КНЯЗЬ ДАНИИЛ (евр. - судия Божий), младший из сыно­ вей Александра Невского, потерявший отца в два года, оказался истинным продол­ жателем его дела по сбере­ жению Русской земли. Имен­ но усилиями князя Даниила Русская земля была спасена от ордынского владычества и Русь стала впоследствии великой, свободной и мощ­ ной державой. В 1272 году по разделу князю Даниилу достался незавидный московский удел, Москва пред­ ставляла тогда из себя неболь­ шой деревянный городишко и не шла ни в какое сравнение с такими большими городами, как Владимир, Ростов или Новгород. московского князя находилось дело по его призванию и склон­ ности. Время правления князя Да­ ниила Московского - это время становления Москвы как рели­ гиозного центра. Начало этому было положено основанием мо- Благоверный князь Даниил Московский Трудно было даже предполо­ жить, что именно Москве сужде­ но стать сердцем Руси. Начало будущему величию этого города положил благоверный Даниил Александрович, ставший первым удельным князем Московским, родоначальником московской линии Рюриковичей - москов­ ских князей и царей. Конец XIII века, время княжения Даниила Московского, был одним из са­ мых мрачных периодов русской истории. Не только и не столь­ ко Золотая Орда, сколько меж­ доусобные войны за княжеские престолы опустошали Русскую землю и губили народ. Благоверный князь был по характеру миролюбивым чело­ веком, но в силу обстоятельств неизбежно вовлекался в брато­ убийственные междоусобицы. Всякий раз он старался прими­ рить ссорящихся князей, не до­ пустить кровопролития. Не раз военный поход благодаря его усилиям завершался не битвой, а миром. В характере князя кро­ тость сочеталась с мужеством и если его княжеству угрожала опасность, Даниил храбро защи­ щал свой народ с мечом в руке. Московское княжество при Данииле расширилось и укрепи­ лось не насилием и коварством, а миролюбием и милосердием святого князя. Без войны и враж­ ды, по доброй воле вошли в Мо­ сковское княжество Переяславль Залесский, богатая Коломна и крепкий Можайск. Это расши­ рение Московского княжества положило начало объединению Русской земли. Добрые дела Даниила Алек­ сандровича принесли ему лю­ бовь и уважение современников. К Москве потянулись люди из других княжеств: бояре, ремес­ ленники, земледельцы. Каждому новоприбывшему попечением настыря в честь преподобного Даниила Столпника. Свято-Да- нилов монастырь стал не только духовным центром княжества, но и важным звеном обороны южных рубежей Москвы. В 1606 году у стен обители войска царя Васи­ лия Шуйского разбили бунтов­ щиков под предводительством Болотникова. В 1610 году само­ званцем Лжедмитрием II, мона­ стырь был подожжен, но вскоре вновь отстроен. Его ограбили и осквернили французы в 1812 г. Обитель много раз пытались уничтожить, но каждый раз она возрождалась заново. Свято-Данилов монастырь был любимым детищем князя, в нем он завещал похоронить его. В 1303 г. Князь Даниил тяжело заболел и перед кончиной, по примеру своего отца Александра Невского, принял монашеский постриг. Промыслительно, что сын и отец были вместе прослав­ лены в лике святых в 1547 г.Уди- вительным образом совпадают и даты празднования в честь пе­ ренесения мощей святого князя Александра Невского и его сына святого Даниила Московского, совершенные 12 сентября в раз­ ные годы и в разных местах. Благоверный князь Дани­ ил Московский почитается как небесный покровитель нашей столицы. Частицы его святых мощей, помещенные в раку и ковчег, являются главной ре­ ликвией Данилова монастыря. В 1988 году был учрежден Ор­ ден святого благоверного князя Даниила Московского, которым награждают за заслуги в возро­ ждении духовной жизни России. Князь является святым покрови­ телем инженерных войск России, и в подмосковном Нахабино - историческом центре инженер­ ных войск - возведен Храм Да­ ниила Московского. Я прочёл в старинной книге Это чудное преданье, Записал безвестный инок Его людям в назиданье. Жил разбойник-душегубец, Атаман большой ватаги, Силы страшной, непомерной, Образец лихой отваги. И как только мы отправим В рай монахов, так, конечно, Там они за нас молиться Будут искренно и вечно. Вам услугою ответят Те монахи за услугу... Ну живей, живей, ребята, За кинжал и за кольчугу». «Так не скажешь ?Ах, проклятый!» И в порыве гнева диком В сердце старца он вонзает Свой кинжал с звериным криком: «К бесу в когти, в пекло ада Поскорее убирайся». И скончался тут же старец, Раз ещё сказав: «Покайся!» Сказание о лампаде Всё смелее становился Атаман тот год от года, Не давал чрез лес огромный Ни проезда, ни прохода. Не имел никто пощады, Кто бы той ни шел дорогой, Будь купец богатый или Странник сирый и убогий. С свистом, хохотом и криком, Жаждой крови пламенея, С каждой жертвой без разбора Расправлялися злодеи. А ограбив, принимались За разгул и пированье, И за вёрсты были слышны Песни их и ликованье. И творя молитву, путник Прибавлял скорее шагу, Зная злого атамана, И жестокость, и отвагу. За годами мчатся годы, Атаман всё свирепеет, При одном воспоминаньи Даже храбрые бледнеют. На совет сзывает шайку Атаман лихой: «Ребята, Погуляли мы отлично, Жили весело, богато. Хоть частенько рисковали, Под топор попасть на плаху, Но зато теперь такого Всюду задали мы страху. Что, кажись, лесная птица Пролететь давно боится Над той чащей, где дружина Наша храбрая таится. Вот почти уже полгода, Как ограбили палаты Мы боярские, что были Так разубраны богато. А с тех пор хоть бы копейка Перепала нам шальная, Уходить отсюда надо, Но куда, пока не знаю». «Ладно, батько, - отвечает Стройным хором вся дружина, - Только денег на дорогу Нет у нас - вот в чём кручина». «Это горе поправимо: Недалёко ведь отсюда Монастырь, а у монахов Постоянно денег груда. На святую-то обитель Мы дерзнём... ведь мы не бабы? Или вы уже раскисли, Стали немощны и слабы?» Монастырь - какая крепость? Эко струсили - монаха, Вы, которых не страшила Никогда петля и плаха?» Засмеялся ядовито: «Не хотите ли в святые Вы под старость записаться? Поздно, други дорогие! На остроты атамана Дружно все захохотали, И к походу на обитель Собираться быстро стали. Не пошёл один лишь только. Говорит: и так я грешен, И в пример другим сейчас же На берёзе был повешен. «Бей всех!» - в диком исступленьи Атаман кричал. Мгновенно Обагрились пол и стены Кровью иноков священной. На другой день, где стояла Эта бедная обитель, Куча мусора лежала - Видел это местный житель. Речка тихо омывает Берег сонною волною, А над ней стоит обитель С белокаменной стеною. Звонкий колокол монахов И весь лес окрестный будит, Братья в храм идут, не зная. Что последней служба будет. Тихий возглас иерея, Хора истовое пенье Нарушают свист и грохот, Крики злобы и глумленья. Беспощадные злодеи, Разъярённые, как звери, В храм врываются толпою, Выбивая окна, двери... Вот в алтарь бегут и всюду, Будто волки, так и рыщут, Денег, спрятанных сокровищ С нетерпеньем всюду ищут. «Эй, - кричат монахам бедным, - Где у вас все деньги скрыты? Отвечайте живо, если Не хотите быть убиты!» Братья иноки в ответ им: «Что вы? - всё богатство наше Для служенья Богу книги И серебряная чаша». «Лжёшь», - за бороду седую Взяв отца архимандрита И грозя ему кинжалом, Атаман кричит сердито. «Говори, где спрятал деньги? Говори, не запирайся!» И на грозный окрик старец Отвечает: «Брат, покайся! Ведь Господнего терпенья Не предвидится вся мера...» «Так тебя и буду слушать Я, седого лицемера. Отвечай скорей, где деньги? Увернуться не старайся!» Тот по-прежнему спокойно Говорит: «Молю, покайся!» Только с этого разбоя Атаман переменился, Мрачен стал он и задумчив И душой всегда томился. На устах его улыбки Не видала уж дружина, На лице его лежала Безотрадная кручина. Стали сниться атаману Им погубленные души И предсмертное: «Покайся!» Неотступно лезло в уши. И куда б ни уходил он, Всюду грозно и сурово Слух его больной терзало Роковое это слово. В лес уйдёт, где буйный ветер Ветви гибкие колышет, - В шуме леса: «Ты покайся...» С тайным ужасом он слышит. Выйдя на берег реки, Станет тайной грусти полный, Смотрит на воду: «Покайся!» - С тихим плеском шепчут волны. Пред глазами реет образ Всё того архимандрита, Мука смертная во взоре, Кровью мантия залита, На устах всё тоже слово Грустно-кроткое: «Покайся!» Ни минуты нет забвенья, Ну хоть в землю зарывайся! Атаман порою шепчет, Диким ужасом объятый: «Погубил меня навеки Злой монах, колдун проклятый!» Вот любовь жила какая В сердце том, что перестало Под ударом биться метким Беспощадного кинжала. И любовь та без границы Не осталась без посева, В сердце грешном заглушила Взрывы злобы, бурю гнева.