Миссионерская православная газета. 2018 г. № 7. Июль.
Миссионерская православная газета №8, АВГУСТ 2018 П Р И З В А Н И Е Художником он стал просто потому, что после школы надо было куда-то посту пать. Он знал, что работа должна приносить удоволь ствие, а ему нравилось ри совать — так и был сделан выбор: он поступил в худо жественное училище. К этому времени он уже знал, что изображение пред метов называется натюрморт, природы —пейзаж, людей — портрет, и еще много чего знал из области избранной профес сии. Теперь ему предстояло узнать еще больше. «Для того, чтобы импровизировать, сна чала надо научиться играть по нотам, —объявил на вводной лекции импозантный препо даватель, известный худож ник. —Так что приготовьтесь, будем начинать с азов». она. Влучшую сторону. Как на портрет посмотрит —челове ком становится. А так, между нами, сколько ее знаю, жаба жабой... Художник невольно фыр кнул: не ошибся, значит, точ но увидел. — Ну дык я тебя спросить хотел: можешь ее в масле на рисовать? Чтобы уже навер няка! Закрепить эффект, стало бы ть. За ценой не постою, не сомневайся! —А чего ж не закрепить? Можно и в масле, и в марина де, и в соусе «майонез». Только маслом не рисуют, а пишут. —Во-во! Распиши ее в луч шем виде, все оплачу по выс шему разряду! Художнику стало весе ло. Прямо «портрет Дориана Грея», только со знаком плюс! вымученные, словно выпла канные. Наверное, умер у нее кто-то, или еще какое горе. — Рисую. Десять минут — и готово. Вы свой портрет хо тите заказать? —Нет. Дочкин. Тут он увидел дочку —по перхнулся, закашлялся. Ре бенок лет шести от роду был похож на инопланетянчика: несмотря на погожий теплый денек, упакован в серый ком бинезон, и не поймешь даже, мальчик или девочка, на голо ве —плотная шапочка-колпа чок, на лице —прозрачная ма ска, и глаза. Глаза старичка, который испытал много-мно го боли и готовится умереть. Смерть в них была, в этих гла зах, вот что он там явственно узрел. Он не стал ничего больше КОГДА ЖИЗНЬ НАПОЛНЯЕТСЯ СМЫСЛОМ Он начал учиться «играть по нотам». Куб, шар, ваза. Свет, тень, полутень. По становка руки, перспектива, композиция. Он узнал очень много нового —как натянуть холст и самому сварить грунт, как искусственно состарить полотно и как добиваться тон чайших цветовых переходов. Преподаватели его хвалили, а однажды он даже услышал от своего наставника: «Ты ху дожник от Бога». «Аразведру гие —не от Бога?», —подумал он, хотя, чего скрывать, было приятно. Но вот веселые студенче ские годы остались позади, и теперь у него в кармане был диплом о художественном образовании, он много знал и еще больше умел, он набрался знаний и опыта, и пора было начинать отдавать. Н о . Что- то у него пошло не так. Нет, не то чтобы ему не творилось. И не то чтобы про фессия разонравилась. Воз можно, он просто повзрослел и увидел то, чего раньше не замечал. А открылось ему вот что: кругом кипела жизнь, в которой искусство давно ста ло товаром, и преуспевал вовсе не обязательно тот, кому было что сказать миру, скорее тот, кто умел грамотно подавать и продавать свое творчество, оказаться в нужное время в нужном месте, с нужными людьми. Он, к сожалению, так этому и не научился. Он знал: часто творцы опережали свою эпоху, и их картины по лучали признание и хорошую цену только после смерти, но это знание мало утешало. Он устроился на работу, где хорошо платили, целыми днями разрабатывал дизайн всевозможных буклетов, ви зиток, проспектов, и даже по лучал от этого определенное удовлетворение, а вот рисовал все меньше и неохотнее. Вдох новение приходило все реже и реже. Работа, дом, телевизор, рутина... Его все чаще посе щала мысль: «Разве в этом мое призвание? Когда же я начну писать свою собственную картину жизни? А если даже и начну —смогу ли? А как же ‘‘художник от Бога’’». Чтобы не сойти с ума от этих мыслей, он стал по вы ходным отправляться с моль бертом в переулок Мастеров, гдерасполагалисьряды всяких творцов-умельцев. И собра тья-художники тоже стояли со своими нетленными полотна ми, в больших количествах. И тут была конкуренция. Но он плевал на конкурен цию, ему хотелось просто тво р и ть . Он рисовал портреты на заказ. Бумага, карандаш, десять минут — и портрет готов. Ничего сложного для профессионала — тут всего и требуется уметь подмечать детали, соблюдать пропорции да слегка польстить заказчи ку, так, самую малость приу красить натуру. Он это делал умело, его портреты людям нравились. Теперь жить стало как-то веселее, но он отчетливо по нимал, что это «живописание» призванием назвать было бы как-то... чересчур сильно. Впрочем, все-таки лучше, чем ничего. Однажды он сделал оче редной портрет, позировала ему немолодая длинноносая тетка, и пришлось сильно постараться, чтобы «сделать красиво». Нос, конечно, ни куда не денешь, но было в ее лице что-то располагающее, чистота, что ли. Вот на это он и сделал акцент. Получилось неплохо. — Готово, — сказал он, протягивая портрет тетке. Та долго его изучала, а потом подняла на него глаза, и он даже заморгал —до того при стально она на него смотрела. — Что-то не так? — даже переспросил он, теряясь от ее взгляда. —У вас призвание, —ска зала женщина. — Вы умеете видеть вглубь. Вот я смотрю и понимаю: на самом деле я такая, как вы нарисовали. А все, что снаружи — это на носное. Вы словно верхний слой краски сняли, а под ним —шедевр. И этот шедевр —я. Теперь я точно знаю! Спасибо. —Да пожалуйста, — сму щенно пробормотал он, при нимая купюру — свою при вычную таксу. Тетка была, что и говорить, странная. Надо же, «душу ри суете»! Хотя кто его знает, что он там рисовал? Может, и душу.. Теперь его рисование на полнилось каким-то новым смыслом. Нет, ничего нового в технологию он не привнес — те же бумага и карандаш, те же десять минут, просто мысли его все время возвращались к тому, что надо примериться и «снять верхний слой краски», чтобы из-под него освобо дился неведомый «шедевр». Кажется, получалось. Ему очень нравилось наблюдать за первой реакцией «натуры» — очень интересные были лица у людей. Иногда ему попадались та кие «модели», у которых душа была значительно страшнее, чем «внешний слой», тогда он выискивал в ней какие-то светлые пятна и усиливал их. Всегда можно найти светлые пятна, если настроить на это зрение. По крайней мере, ему еще ни разу не встретился че ловек, в котором не было бы совсем ничего хорошего. — Слышь, братан! — од нажды обратился к нему кре пыш в черной куртке. — Ты э т о . помнишь, нет л и . тещу мою рисовал на прошлых вы ходных. Тещу он помнил, на старую жабу похожа, ее дочку — по стареет, крысой будет, и кре пыш с ними был, точно. Ему тогда пришлось напрячь все свое воображение, чтобы пре вратить жабу в нечто приемле мое, увидеть в ней хоть что-то хорошее. —Ну? —осторожно спро сил он, не понимая, куда кло нит крепыш. — Так э т о . Изменилась И раз уж предлагают —отчего не попробовать? Попробовал, написал. Теща осталась довольна, кре пыш тоже, а жена его, жабина дочка, потребовала, чтобы ее тоже запечатлели в веках. От зависти, наверное. Художник и тут расстарался, вдохнове ние на него нашло —мягкости добавил, доброту душевную высветил. Не женщина по лучилась —царица! Заказы посыпались один за другим. Молва пошла о художнике, что его портреты благотворно влияют на жизнь: в семьях мир воцаряется, дур нушки хорошеют, матери- одиночки вмиг замуж выходят и т.д. Теперь не было времени ходить по выходным в пере улок Мастеров, да и конто ру свою оставил без всякого сожаления. Работал на дому у заказчиков, люди все были богатые, платили щедро. Ка залось бы, чего еще желать? А его снова стали посещать мысли: неужели в этом его призвание —малевать всяких «жаб» и «крыс», изо всех сил пытаясь найти в них хоть что- то светлое? Однажды его неудержи мо потянуло напиться. Вот так вот взять — и в драбадан, чтобы отрубиться и ничего потом не помнить. Мысль его напугала: он хорошо знал, как быстро люди творческие добираются по этому лихому маршрутудо самого дна, и во все не хотел повторить их путь. Надо было что-то делать, и он сделал первое, что пришло в голову: отменил все свои сеан сы, схватил мольберт и склад ной стул и отправился туда, в переулок Мастеров. Сразу стал лихорадочно работать — делать наброски улочки, лю дей, парка, что через дорогу. Вроде полегчало, отпустило. — Простите, вы портре ты рисуете? Так, чтобы сразу, тут же получить, — спросили его. Он поднял глаза —рядом женщина, молодая, а глаза спрашивать. Таких детей он видел по телевизору и знал, что у ребенка, скорее всего, рак, радиология, иммунитет на нуле —затем и маска, и что шансов на выживание — ми нимум. — Садись, принцесса, сейчас я тебя буду рисовать, — сказал он девочке-инопла- нетянке. —Только смотри, не вертись и не вскакивай, а то не получится. Он напрягся, пытаясь раз глядеть ее душу, но что-то ме шало — не то бесформенный комбинезон, не то слезы на глазах, не то знание, что ста рые методы тут не подойдут, нужно какое-то принципи ально новое, нетривиальное решение. И оно нашлось! Вдруг подумалось: «А какой она могла бы быть, если бы не болезнь? Не комбинезон ду рацкий, а платьице, не колпак на лысой головенке, а банти ки?». Воображение зарабо тало, рука сама по себе стала что-то набрасывать на листе бумаги, процесс пошел. На этот раз он трудился не так, как обычно. Мозги в про цессе точно не участвовали, они отключились, а включи лось что-то другое. Наверное, душа. Он рисовал душой, так, как будто этот портрет мог стать последним не для девоч ки, а для него лично. —Готово, —сорвал он лист бумаги с мольберта. — Смо три, какая ты красивая! Девочка в летнем сара фанчике бежала с мячом по летнему лугу. Под ногами — трава и цветы, над головой — солнце и бабочки, улыбка от уха до уха, и энергии — хоть отбавляй. И хотя портрет был нарисован простым каранда шом, почему-то казалось, что он выполнен в цвете, что тра ва —зеленая, небо —голубое, мяч —оранжевый, а сарафан чик —красный в белый горох. — Я разве такая? — глухо донеслось из-под маски. —Такая-такая, —уверил ее художник. — То есть сейчас,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz