Миссионерская православная газета. 2017 г. № 9. Сентябрь.

Миссионерская православная газета П Р О Б У Ж Д Е Н И Е №9 , СЕНТЯБРЬ 2017 7 М А Ч Е Х А МАМА УМЕРЛА, когда мне было почти двенадцать лет. Папа через три месяца вновь женился, и в дом вошла но­ вая женщина, полностью за­ владевшая вниманием отца. Вещи мамы: чашки, та­ релки, любимые мамой, ска­ терть —в общем, все хозяй­ ственное —стали ее вещами; в кухне, где постоянно вози­ лась мама, теперь готовила чужая женщина — мачеха, да, именно мачеха, и это до глубиныдуши задевало меня. Я возненавидела ее с того момента, когда поняла, что отец любит ее и забыл маму. Возненавидела, когда она появилась в первый раз и еще не было сказано, что она бу­ дет женой отца. Отцу было сорок, а ей — 27. Красивую, интересную, деятельную, отец любил ее горячо, а мама наша была забыта, отошла куда-то да­ леко-далеко. Меня и шести­ летнюю сестренку Зою отец очень любил, заботился о нас, делал подарки, гулял с нами; но сейчас заботы о нас полностью легли на мачеху. Если мы гуляли, то только с ней, подарки и новые вещи приобретала она, но это не радовало меня, а только еще более ожесточало. Перед тем как мачехе по­ явиться вдоме, отец говорил со мной, как со взрослой. Объяснил, что ему, мужчи­ не, невозможно работать и одновременно заниматься хозяйством, воспитывать нас. что тетя Наташа, —так звали мачеху, —хороший че­ ловек, полюбит нас и будет нам мамой. Много и долго говорил папа, а я озлоблен­ но повторяла: «Нет, нет и нет, не нужна нам мачеха, я буду готовить, помогать тебе, смотреть за Зоей, не­ навижу мачеху!» Мачеха пришла в дом. Пришла тихо, осторожно, и мы стали жить вместе. Она ничего не переставляла в квартире, не меняла заве­ денных ранее порядков и не старалась командовать. Справедливости ради надо сказать, что заботилась она о нас, детях, хорошо, и, как это ни горько было созна­ вать, лучше, чем ушедшая мама. Мама была доброй, увлекающейся то книжкой, то подругой, любила вни­ мание мужчин — и тогда домашняя работа отклады­ валась до лучших времен. Говорю —что было, то было. Мачеха любила порядок, чистоту, каждая вещь име­ ла свое место, в комнате не было ни пылинки, и это еще больше раздражало меня. На стенах по-прежнему ви­ сели мамины фотографии, портрет, написанный мас­ лом художником, дружив­ шим с папой, вышитые до­ рожки, в чашечке серванта по-прежнему лежали обру­ чальное кольцо, янтарные бусы, брошки и другие ма­ мины любимые украшения. Мачеха ничего не тронула, а свои брошки, кольца, оже­ релья положила отдельно, не смешивая с мамиными. Дабы не травмировать нас, отказалась празднично от­ мечать свадьбу, но узнала я об этом от отца, будучи уже взрослой. Мачеха попросила меня Виктор КАСЬЯНЕНКО, М ур м а нск-М о сква и Зою звать ее Наташей. Зоя быстро привыкла к ней, ла­ скалась , играла и вдруг стала звать мамой. а я ненавиде­ ла Наташу, и эта ненависть росла с каждым днем; я, как могла, отравляла ей жизнь. У себя в комнате, в головах кровати, повесила мачеха две маленькие бумажные иконки (потом узнала —Ма­ тери Божией Владимирской и Николая Чудотворца). Одну я разорвала и бросила на пол. Мачеха, ничего не говоря, подобрала, распра­ вила, склеила и вновь пове­ сила. Тогда я разорвала обе, в нашем доме не верили в Бога и никаких икон никог­ да не бывало. Мачеха опять склеила иконки и повесила на прежнее место. Тогда я, придя из школы, сорвала и сожгла их в кухне. Дня три иконок не было, а потом появились другие на прежнем месте. Я срывала, рвала, жгла, но проходило два дня, и они опять появ­ лялись. Месяца три продол­ жалась эта борьба, но потом мне надоело, мятые и скле­ енные, остались иконки на своих местах. Меня удивляло, что ма­ чеха ни разу не сказала об этом отцу. Звала я ее не На­ ташей, а только мачехой и особенно любила называть ее так при посторонних. Чтобы досадить, сломала брошки, рассыпала ожере­ лье, «случайно» заливала кофе скатерть, стала плохо учиться, хотя до этого была отличницей. Пыталась вос­ становить против нее Зою, но ничего не получилось. Отец замечал, что грублю мачехе, останавливал, но все было напрасно. Первое время молча­ ние мачехи восприняла как свою победу, мне казалось, что она боится меня; так думалось мне, ребенку, но потом я стала задумывать­ ся. Тихо, спокойно, ла­ сково помогала она мне во всем: обшивала, готовила, мыла, приводила мои вещи в порядок; делала всегда хорошие подарки, я от них демонстративно отказыва­ лась, но где-то в тайниках души была рада, тем более что подарки мачеха выби­ рать умела. Ненавидела, но посте­ пенно в глубине души на­ чало появляться уважение и чувство благодарности —от девочек вшколезнала, какие были у них мачехи. Однако, ненависть росла, творилось со мной что-то нетерпимое. Стала озлобленной, мсти­ тельной, в школе вела себя отвратительно, то отец, то мачеха вызывались к класс­ ному руководителю, завучу, директору. Однажды отец был в командировке, мачеха уложила нас спать. Часов в 12 ночи проснулась я и уви­ дела в комнате мачехи свет, открыла дверь и вижу: стоит она лицом к своим иконкам, молится и крестится, чита­ ет молитвы, по лицу текут слезы, потом полушепотом произносит: —Господи, Господи, по­ моги! Матерь Божия, не остави меня, грешную! Лю­ блю я Любочку, почему она ненавидит меня? Помоги, Господи! Чем виновата, что стала мачехой? Что делать —не знаю, на Тебя уповаю, Царица Небесная, помоги! —и стала опять читать мо­ литвы . Потом я узнала —это был акафист Нечаянной ра­ дости. Молится, а слезы те­ кут и текут. Легла я тихонечко, а на душе смутно и противно, для чего это все надо? Она никогда не ругала ни меня, ни Зою, всегда было у нее доброе слово, согреваю­ щее, ободряющее, а если я очень отравляла ей жизнь, то грустно говорила: —Ну! Зачем так, Любоч­ ка? Подруги, приходившие ко мне, любили ее, говори­ ли: —Какая она у тебя хоро­ шая! Мачеха всегда приветли­ во встречала и обязательно старалась накормить. Помню, пришла я в пятницу, отметки плохие получила; бросила порт­ фель на диван, села на стул злая-презлая; в это время вошла мачеха из кухни и спросила: —Любочка! Что у тебя по контрольной? Что случилось со мной —не знаю —схватила порт­ фель с дивана и со злостью бросила на обеденный стол. На столе стояли тарелки, чашки, кастрюли с супом —все полетело на пол, за­ гремело, разбилось, а я в истерическом припадке ух­ ватила скатерть и сдернула ее. Мачеха бросилась ко мне, обнимает, целует: —Любочка, успокойся! Отбиваюсь, она по-преж­ нему успокаивает, прижи­ мает к себе. Я со злости уку­ сила ей руку до крови. В это время раздался звонок, папа с Зоей гуляли и вернулись к обеду. Я сра­ зу успокоилась, истерика мгновенно прошла. Пони­ маю, что перешла все гра­ ницы и попадет мне от папы за это побоище, что называ­ ется, по первое число. Открыла мачеха входную дверь и, слышу, в передней говорит отцу: — Петя! Прямо несча­ стье, зацепилась за скатерть, и все, что на столе было, на пол уронила, жалко —посу­ ды много разбила. Папа любил хорошую посуду и на мачеху даже накричал, возмутился, хлопнул дверью и ушел из дома. Молча собрала ма­ чеха осколки, вытерла пол, постелила чистую скатерть, накрыла на стол, а ког­ да отец возвратился, сели обедать. Укушенную руку мачеха перевязала бинтом, он промок от крови, а на вопрос отца: —Что с рукой? — Осколком пореза­ ла, — и ничего больше не сказала. Поразила меня мачеха до глубины души, и я задумалась —нужно ли так себя вести? Вскоре вы­ звали папу в школу, пошла мачеха. Поведение плохое, отметки отвратительные, уроки пропускаю. При маме была отличницей, а как ма­ чеха пришла в дом, одной из худших учениц стала. Классная руководительни­ ца меня жалела, обвиняя во всем мачеху, —в общем, се­ мья неблагополучная. Идем в школу, я мрачная, злая, а мачеха идет грустная. Шли пустырем, народу никого нет, остановилась мачеха, обняла меня, гладит по го­ лове, поцеловала в щеку и печально сказала: —Любочка, ну зачем ты себя так ведешь? Зачем? Ты можешь учиться хорошо, себя мучаешь, папу и меня. Сердишься, что я за папу за­ муж вышла, но я же люблю вас всех! Не ответила я. Пришли в школу, вы догадываетесь, какой разговор состоялся у директора школы. Шла домой мачеха подавлен­ ная. Отец во многом винил Наташу, —мол, не можешь к ребенку подойти. Вер­ нулись домой, я пошла к соседке по этажу, мачеха дома осталась. Через час я вернулась, осторожно от­ крыла входную дверь, села тихо за стол готовить уроки и слышу —в комнате маче­ хи кто-то плачет. Пошла, открыла дверь, вижу: сидит на кровати мачеха, уткнула голову в колени и плачет навзрыд, только слышится: «Господи, помоги! Господи, помоги!» Подошла к ней, —не за­ мечает, плачет; вдруг подня­ ла голову, и я увидела такое несчастное, заплаканное лицо, что всей своей дет­ ской душой поняла всю под­ лость, несправедливость своих поступков, бросилась к мачехе, обняла и говорю: —Тетя Наташа! Простите меня, хорошо буду учиться, не расстраивайтесь! Я назло вам все делала! Обняла меня тетя Ната­ ша, плачем обе, и поцело­ вала я ее первый раз, с это­ го дня все переменилось. Учиться стала хорошо, по­ могала по дому, настроение в доме полностью изме­ нилось, стало радостным. Первое время, как уже гово­ рила, звала только мачехой, потом тетей Наташей, а те­ перь просто мамой. Почти год продолжалась моя борь­ ба с мачехой, но добротой она победила, перевернула во мне душу, и я ее полюби­ ла, потому что не полюбить было нельзя. Мама Наташа научила меня любить людей, нау­ чила быть доброй, дала на всю жизненную дорогу, до­ брое слово, обращенное к человеку. Но, самое глав­ ное, Зою и меня крестила, научила вере, молитвам, службе, привела к Церкви, это наполнило мою жизнь, которая без Бога теперь не­ мыслима.