Полуостров. 2015, № 2

66 • Полуостров, №2, апрель 2015 Автор дом, этнографом Кольского края Вади- мом Лихачевым Анна создала проект, посвященный петроглифам, в котором «совместила пейзаж и знак». Иными словами, серия акварелей помещает наскальные изображения в некий сюжет реальной жизни. — Это один язык — образное вос- приятие мира. В петроглифах восхищает, что, благодаря такому материальному носителю изображения, как камень, мы точно знаем: древний художник стоял на том же месте и видел тот же самый (плюс-минус дерево) ландшафт. То есть мы буквально оказываемся на его ме- сте и испытываем такое же воздействие природы, что и он испытывал. И, если настроиться, — можем на минуту-другую выйти из контекста собственной жизни и вечные вещи ощутить, общие для нас и людей четырехтысячелетней давности. Вот зимняя охота, а вот охота на кита. Поет свою песнь камень. Лодка идет по холодному озеру. Бредут три молодых оленя из Залавруги. Лебеди Онежского озера отражаются в пасмурной воде. Это не просто повседневные сюжеты старо- давнего быта. От этих действий отсечено словно пустое и наносное, и остается самое главное — то, что нам, отчаянно юным по сравнению с древнейшими ху- дожниками полуострова, только пред- стоит осознать и понять. — Я думаю, это вечные тайны — рождение, любовь и смерть. Есть мнение, что сцены охоты или плавания на лодке являются вовсе не примитивным реализ- мом, а символизмом. Лодка может быть понята как символ перемещения в иные миры, как символ умирания, ухода из этой жизни. А может быть, не умирания — а ша- манского перемещения при жизни. Тогда кит — который тянет лодку — проводник в этом духовном путешествии. Или ша- ман. Я не ученый. Думаю, произведение искусства — результат некоего соеди- нения художника с иной реальностью, и в этом процессе художник лишь меди- ум. Результат его работы может вмещать больше значений, чем он догадывается. И если для меня, например, лодка — ве- ликий символ, вмещающий множество смыслов, то почему бы петроглифной лодке не вмещать также эти смыслы? Окно в вечность Любой художник (в широком смыс- ле слова) всегда отличается зоркостью и вниманием к деталям. У Анны Михай- ловой тоже есть несколько абсолютно «ее» деталей Кольского Севера. — Мох и лишайник. Оленьи рожки — не название гриба, а в прямом значении. Кстати, топологически они очень похожи: олень ест ягель, и ягель называется «оле- ний мох», так что олень будто вырастает из ягеля, — итожит занимательный кру- говорот Анна. — Особые силуэты гор. Очень изящные линии, тонкие, вырази- тельные. Вода — прозрачная и холод- ная, изумрудная на глубине. И огромные сугробы! Одна из выставок Анны Михаловой была названа «Зов Полярной звезды». Аннотацией стала легенда индейцев Канады о происхождении Северных Сияний. Согласно преданию, в небесах, на самом-самом Севере, под Полярной звездой, находится невидимый прекрас- ный чертог. Там живут верховные боги и души умерших соплеменников. Когда в чертог открывается, из него вырыва- ются столбы света. Глядя на эти сполохи, можно почувствовать, что боги и предки призывают к себе, и, услышав зов, че- ловек готов следовать за ним, забывая обо всем на свете. Такое состояние ин- дейцев и есть «Зов Полярной звезды». Анна тоже слышит этот небесный го- лос. Поэтому она здесь. Поэтому снова и снова возвращается в Хибины. — Я чувствую постоянное притя- жение к Северу. Оно есть всегда, будто гравитация. Нарочно стремиться услы- шать что-то не нужно. Каждый любит свое —кому как повезет. Специально по- любить не получится. Зов — это любовь, но не земная и не к земному. Это словно над Северным полюсом окно в вечность, и оттуда шепчется твое имя.