Под сенью Трифона. 2014 г. №6.
— Вставай, сынок, вставай! Бог утром умудряет, а нам дел много намечено. Ручей навестим, моги лам поклонимся, по дому начнём ладить. Тарабарин быстро вскочил с кровати. Посмотрел в окошко на море. Катер стоял на прежнем ме сте. Подумал о вчерашних собу тыльниках: набрались, видать, мужики и не дошли до судна. — Мам, я умываться на реч ку, — крикнул он и, как был боси ком, выскочил наружу. Лёгкая марь стелилась у самой воды. Виктор осмотрелся. Вокруг никого. Снял трико вместе с плав ками и нагишом побежал в воду. От холода перехватывало дыха ние, ступни ног теряли чувстви тельность. Виктор зажмурился и, расставив руки, плюхнулся в реч ку. Течение тут же подхватило его и понесло в море. — Как те иконы, о которых мать рассказывала, — подумал он и тут же повернул к берегу. Быстро натянул на мокрое тело одежду и, согреваясь, побежал по деревне. У ближайшего дома за ним увязалась собака. Возле ги дрометеостанции бегунов при ветствовал дед Тетерин: — Спорт — душе ремонт. По- годьте, я бабку к вам присоединю. Пусть занимается э т о й . робикой. Вернулся Виктор в дом свежим, раскрасневшимся. К этому вре мени Евдокия Ильинична само вар вскипятила. Молча попили чаю и, прихватив ведра, отправи лись к Серебряному ручью. Погода стояла тихая. На Белом море — полный штиль. И было оно действительно белым, без единой замаринки. На той сторо не реки темнели остовы полураз рушенных домов, над ними гордо и независимо парил орёл. Тропинка к ручью узенькая, малохоженная. На болотистых местах гать сгнила, и приходи лось идти по грязи. — А мне-то во сне батюшка наш наказывал тропинку беречь, — сказала Евдокия Ильинична, останавливаясь для передышки. И добавила со вздохом: — А как беречь-то? Кто торить её будет? Вышли на маленький взгорок. Здесь, на излучине реки, бесно вался Косой порог. От него тяну ло влажной прохладой. Евдокия Ильинична остановилась, застег нула на все пуговицы телогрейку. Прошла было несколько шагов, но вдруг остановилась и вскрикнула: — Витя, сын, смотри, что это? — она показала рукой в сторону Се ребряного ручья, до которого оставалось несколько десятков метров. Виктор посмотрел и сначала ничего не понял. Костя и Петя бродили по ручью в болотных сапогах. Они поднимали со дна камни, бросали их на берег, вновь наклонялись к воде и вновь вы брасывали камни на берег. — Что это они? — удивился Та рабарин. И тут ему вспомнил ся вчерашний разговор и вопрос Кости о том, почему ручей назы вается Серебряным. — Вот гниды! Они же серебря ные монеты ищут! Бросив вёдра, Виктор кинул ся к ручью. Толкнул в воду Петра, который был ближе, налетел с ку лаками на Костю. — Что вы делаете, иуды? Это же святой ручей! Сволочи! Пётр на четвереньках пополз к берегу. Костя отскочил от Викто ра. Вода в ручье стала мутная, се рая. — Ты что, шальной? — крикнул Костя, вытирая мокрым рукавом кровь с разбитой губы. — Кому нужны эти монеты? Кругом всё умирает, а ты из-за какого-то ру чья морду бьёшь. — Замолчи! Вон отсюда, по гань болотная! — не помня себя от злости, Виктор схватил со дна ручья камень и запустил им в Ко стю. Удар пришёлся в пах. Костя схватился руками за живот и, по лусогнувшись, заковылял в сто рону деревни. Пётр пошёл за ним. Виктор вдруг понял: он стоит в ручье, а это считалось в деревне большим грехом. Осторожно сту пая, он вышел на берег, поднял ся на взгорок к матери. Та сиде ла прямо на холодной земле и не мигающим взглядом смотрела в одну точку. — Мама, все, я их прогнал. Сей час вода успокоится, и ручей ста нет чистым, — ласково сказал Виктор и подал матери руку. — Вставай, а то земля холодная, простынешь. — Не уберегли, — глухо, ни к кому не обращаясь, проговори ла Евдокия Ильинична, но потом подняла глаза к ручью: — Про сти нас, людей грешных, поилец и спаситель ты наш. Спасибо тебе за службу верную, за любовь, за водицу чистую. Евдокия Ильинична поднялась и отвесила ручью три земных по клона. Молча вернулись в деревню. Катер с коммерсантами снялся с якоря и уходил в сторону Чапо мы. Возле дома Самохваловых два старика кололи дрова. При былая вода подпирала речное те чение у самой деревни. В тот день Евдокия Ильинич на не проронила больше ни слова. А утром сказала Виктору: — Ты, сынок, поезжай на рабо ту. Я в деревне останусь. — Нельзя в одиночку, — забес покоился Виктор. — Дров почти нет, продуктов мало. — А я не одна. Вот бабки- подружки... Вместе сдюжим, а дровишек, чай, ты мне ещё наго товишь. По осени с оказией вер нусь в Мурманск. В оставшиеся дни Виктор на колол Евдокии Ильиничне дров. Привёз из Чапомы мешок кар тошки. Наловил рыбы. До Архангельска он добрал ся на вертолёте, который завоз ил иностранных рыбаков на реку Пулоньгу. Мать лететь наотрез отказалась. Умерла она в ту же осень. В сво ём родном доме. До смерти боль ше ни разу не ходила к Серебря ному ручью и не пила из него воду. Похоронили Евдокию Ильинич ну на заброшенном деревенском кладбище. Оставшиеся в дерев не старики да старухи подровня ли могильный холмик, постави ли рубленый из плавника крест и разъехались по немилым серд цу городам в надежде вернуться в родное село следующей весной. 52 Под сенью Трифона | №1(6) 2014
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz