На страже Заполярья. 1947 год. Август.
17 августа 1 9 4 7 г ., № 192 (2 8 8 3 ), Н А С Т Р А Ж Е З А П О Л Я Р Ь Я 3 Л И Т Е Р Д Т У Р Н А Я С Т Р Д Н И Ц Н ----------------------------------------------- - - - --------- А р т и л л е р и с т ы ведут огонь Из грозных башен-крепостей орудья Взметнули дула, чистотой блестя, Подставив ветру кованые груди, Расправив плечи крепкого яитья. Упрямых глаз морского дальномера Не утомит взволнованный залив В далекой дымке, от тумана серой, Ом отыскал чужие коргбли. Через секунду данные готовы, Рассчитан залп по цели вдалене. Гремит команды боевое слово, Прицел послушен опытной руке. Стальной снаряд впивается в нарезку, Штурвал наводки двигает рука, Закон на «товсь» взлета ет взмахом резко, И загорается огонь флажка. Команда «Залп!» И. смешиваясь с нею, Громсвый гул взлетает над водой. В прозрачной дымке, медленно бледнея, Встают пять всплесков силы штормовой. Второй снаряд идет на пораженье, тнув над морем пламень огневой. За две минуты кончилось сраженье— Там мастера огня ведут сегодня бой! В. ТИХОМИРОВ. ■' Щ Морская форма Когда поселком иль проспектом ты Пройдешь в погожий вечер увольненья, Kc.ina увидишь огоньки мечты В глазах мальчишек, полных восхищенья, Во взглядах их, следящих за тобой. Когда в людских словах или движеньях Почувствуешь любовь и уваженье К тебе, мой друг, хоть ты моряк простой. Ты навсегда поймешь в тот яркий час, Былое вспомнив памятью упорной, Какая честь, что на тебе сейчас Матросская прославленная форма! л^дь зту форму в штормы и бои Водой соленой волны обдавали, И вечной славой прадеды твои, Отцы твои и братья покрывали. Молва о ней из-под дождя свинца Навек взошла звездой неугасимой. Ведь в этой форме бились до конца Герои Порт-Артура и Цусимы... С морским победным кличем на устах В ней моряки-балтийцы Зимний брали, Матросские отряды на фронтах За ленинскую правду воевали... Спокойный отдых, радостные дни, Кипучий тру г красивой мирной жизни Десятилетья стерегли они На водных рубежах своей Отчизны. Когда ж, дымясь, над Родиной твоей В огне воины заколыхалось горе. Поднялись снова люди с кораблей, Чтоб бить врага на суше и на море! Пусть иаждым словом песенной строии О них звучат легенды, не старея, О том, как побеждали моряки И отдавали жизни не жалея. За каждый километр родной земли. Как сжав в руках последние гранаты, Они в атаку не сгибаясь шли В таких же как и твой, морских бушлатах. Как с облаками пыли пополам Их грозный клич клубился над полями, И дымный ветер рвал, нан вымпела, Муаровые ленты с якорями... . Несли расплату за сирот-детей, За выжженные села и овины, И враг боялся хуже всех смертей Их яростной, стремительной лавины... Гордись, мой друг, своей семьсй морской, Ты член ее и ты имеешь право Гсрдиться этим: дорогой ценой Оплачена в боях любовь и слава. И в штормовых походах и в борьбе Или в учебе, трудной и упорной, Не смей себя позорить! На тебе Советского матроса форма! Владимир МЕЗРИН. Часто, как только выберется свободный час, моряки корабля Н. собираются, чтобы холлектиагао прочесть книгу. Кто-нибудь читает вслух., остальные слушают. ГЬотож возникает оживленная беседа. ВА СНИМКЕ : комсомолец В. Ураков читает повесть Вершигора сЛюди с чистой совестью». ___________ Фото М. Бугакова. Перед походом Над заливом тучи бродят, Даль морская — впереди! Мсряки в поход уходят — Пожелайте им пути! Разыграйся, штормовая Седокрылая волна, Закаленная, морская, Жизнь отвагою полна! Волны лижут борт лениво, Свежий ветер набежал, Волны плещутся игриво У гранитных серых скал. Нас зовут просторы моря. Море — наш родимый дом, Мы помчимся, с ветром споря, Чайка нам махнет крылом. Нам приказано народом Мир и труд его беречь, — А вернемся из похода — Будет радость теплых встреч! Разыграйся, штормозая Седокрылая волна, Закаленная, морская, Жизнь отвагою полна! Н. МАКАРОВ. [ Н. П А Н О В [ Еще горели огни, когда Дропов подзодил к доменному цеху. Как и в тот памятный день возвраще- ния на Магнитку, опять выдалась утрен няя смена. П опять он пришел в цех боль ше чем за час до начала вахты . Когда он вошел в контрольную будку— ratf уже сидел Мустафа. Мустафа, как будто, ждал его. Он не зау- j лыбался, как всегда, вставая Дронову на встречу. — Можепть со мно», Павел Петрович, сейчас разговор иметь? Не очень длинный разговор. Пойдем в Красный; уголок — до смены поговорить успеем. Они молча вошли в Красный уголок ков- торы доменного цеха. В большом, досчатом коридоре была еще тишина. Здесь в дневные часы тол пился народ, было шумно, надымлено таба ком и чадом времянки. Здесь ждали зарпла ты доменщики, сидели вдоль стен ремонт ники, отогреваясь после труда на морозе. Сюда запросто забегал народ— послушать радио, наспех просмотреть газету, пере кинуться несколькими словами с друзьями. Здесь устраивали перекуры в перерывах между собраниями и лекциями. Сейчас день еще не начался. В коридо ре стоял застарелый табачный дух, туск ло горела под потолком лампочка, вставляя в глубоких тенях дальние углы коридора. Ярко была освещена лестница во втором этаже. Оттуда слышались голоса, там жизнь шла круглые сутки. Там были кабинет начальника доменного цеха, парт бюро, комната цехкома. — Иди сюда, Павел Петрович! Мустафа раскрыл дверь в глубине ко ридора. За двсрыо была темнота. Сабиров прошел первый, повернул выключатель. Яркий спет залил просторное помещение, с низким потолком, с рядом узких скамеек, бегущих к дожатому помосту эстрады. Большое полотнище стенгазеты с за тейливым цветным заголовком наверху и еще незаполненной заметками белизной под ним. было распластано на стене. Дронов стоял в ожидании. Наконец-то Сабиров решился поговорить с ппм. Сколь ко раз старался вы звать Мустафу на разго вор. но только сегодня он, наконец, решил- 1 с я. Интересно — о чем будет разговор. Мустафа глядел молча, как будто не ре шаясь начать, сжимал темными пальцами I спинку стула. Они стояли в пустом, неубранном еще за ле, в зале, где казалось, еще плыла атмо сфера происходящих здесь выступлений, но налет торжественности был убран вместе со снятым со стола президиума красным сукном. — Скажи, Павел Петрович, почему уй- I ти с нашей печи хочешь? Зачем инженеру заявление подавал? Павел нахмурился. Этот вопрос ему было трудно обсуждать *. Мустафой. Он не думал, что инженер .’.ведет Мустафу в обсуждение этого дела. — Я тебя не хочу на другую печь от- пускать, Павел Петрович. Тедорь Дронов улыбнулся. Действитель но это было забавно. Мустафа Сабиров не хочет его отпускать. Мустафа Сабиров— но вое начальство. Вот как заговорил этот че ловек, которого он когда-то вывел в лю ди, который встал на его место в жиз ни. Дронов не рассердился, просто думал как-бы кончить этот неприятный разговор. С А Б И Р О В Отрывок из романа „Пламя мира“ — Ты саеешься, Павел Петрович?— Мустафа нагнулся вперед, всматриваясь в него, будто старался прочесть его мысли. — Почему смеешься? Думаешь, какой нахал Мустафа, мастером домны стал, я его в люди вывел, а оп командовать хочет. Так ты думаешь, Павел Петрович? Он говорил быстро н страстно, точно прорвался невидимый затор чувств. Он уже не ловил воздух руками, как раньше, прижал к груди костлявые, смуглые кула ки, выбрасывая короткие вопросы. — Ничего я такого не думаю,— сказал ! неохотно Дронов. — Просто нам с тобой ! больше не по пути. Если уйду на другую - печь — обоим будет лучше работать. — Не будет лучше работать, — с убеж дением сказал Мустафа. — Не уходи от меня, Павел Петрович, очень прошу. Мы с тобой лучшую бригаду сделаем, другие бригады за собой поведем. Мы ф л и п е всех давать чугуна Родине будем. Нет, Сабиров просто не понимал всей трудности их отношений. — Мне тяжело с тобой, Мустафа, — сказал Павел резко. — Не знаю из-за чего ты мне поблажки делал — только все это зря. Ты мои промахи покрывал. А мне ски док, поблажек ни от кого не нужно. И тут Мустафа улыбнулся — нежно, доверчиво, широко. Подошел ближе. — Думаешь по дружбе тебя покрывал? Пз жалости покрывал, Павел Петрович. Он прищурился тем хитрым выражени ем, которое не однажды замечал Павел. — Я тебе потому помогал, что мне хо роший бригадир нужен. Я, Павел Петрович, твой авторитет подорвать пе хотел. Чтобы глупец не подумал: вот товарищ Дропов этого не умеет. Я-то знал, ты кое-что под забыл, в этом все дело. Знаю, какой ты человек— ты гордый человек. На Талабанова кричать нужно, он лучше работать будет. дет- сказывал, бывало, Мустафа о своем стве. — Я тогда с отцом на барахолке жил, — говорил Мустафа, — сам старье поку пал, в помойках рылся, по квартирам хо дил. Отец хотел мала-мала денег скопить, в деревню вернуться, дом новый построить. Отец хороший был, добрый, только своего счастья поймать не мог. Отец помню гово рил: «Мне четырех больших домов не на до, мне одного домика в деревне хватит». Отец домика не построил, от черной болез ни помер, денег не было гроб ему купить. Вот, когда я на Магнитку уехал. Вот, когда, Павел Петрович, ты маня*с земли поднял. Я о тебе на собраниях говорил, когда мепя \ 6 PaJ bH ua ФР0НТе иогноали. в партию п р и н т а » . * » опов ы« ленво качнул головон- Последние слова он произнес торжест- „ Н" - такой У нег° не возникало. _ iiTT„ „ -Л птгпттгп тг n i. n o ! Никогда, даже в часы смертных испытании венно и тихо, опустив глаза, дронов слу- ,, < шал неподвижно. * па БаРенцовом м°Ре» ^аже п()теРяв надежду * казалось, видел не его, а какого-то третьего собеседника. — Я понял— мне такое счастье потому что работать стал много. Буду больше ра ботать — еще больше счастья будет. Ко мне в дом русская девушка пришла. Я по думал, чтобы с такой девушкой жить, много знать должен. Подумал, я горновым на большой домне работаю, друга моряка за меняю, чтобы такого друга заменить, я мно го знать должен. Я стал в школу ходить, всякие науки стал изучать. И мне еще боль ше счастья открылось... Может ты скажешь, Навел Петрович: тебе счастье открылось, а в это время я на фронте погибал, твои — Ты знаешь, Павел Петрович, как ме ня в партию принимали? Тогда второй год войны пошел, я горновым работал, на твое место пошел. Ты с фронта давно не писал, Вера-ханум плакала, худая, бледная стала, с фронта плохие вести шли, слу ш ать радио не хотелось. А все-таки все радио слушали. Тогда наша домна Красное Знамя Государственного Комитета Оборо ны завоевала. Очень много работали тогда. П я тогда в партийный комитет при шел, сказал : «Прошу меня принять в ком мунисты, я большую клятву давать буду». П я на собрании в этой вот комнате всему народу' большую клятву давал. Он протянул руки к трибуне с таким страстным, выразительным жестомг что Павлу почудилось: увидел это собрание, лица усталых, сосредоточенных людей, стол, покрытый красным сукном, развер нутое знамя и па фоне знамени— уг.тоза- тую, в одном порыве сосредоточенную, фи гуру Мустафы. — Клянусь тебе, товарищ Сталин, доро- Тебя лучше молча исправить— ты в другой г°й» чт0 вступаю в партию, чтобы все силы раз все в пять раз лучше сделаешь... отдать народу. Клянусь — буду работать Разве товарищ Сталин не говорил: но-хо-! так , как сражаются наши братья на фрон- зяйски к людям подходить нужно. Я к тебе те. Клянусь — увеличим выпуск металла, хотел по-хозяйски, знал, что ты за чело- все силы отдадим для победы. Вот, что я век. тогда сказал , Павел Петрович. — Мы с тобой, Павел Петрович, будем Он даже приподнялся на цыпочки, про- рационализацию проводить. Ты слова па нзнося эти слова, он прижал кулаки к проходной видел — сколько мы должны сердцу, он говорил очень тихим, но страш- Родине чугуна дать? Чтобы столько дать— но отчетливым голосом. Дронов как будто нужно с людьми хорошо работать. Ты с * впервые видел этого человека. людьми работать умеешь, хорошим учите- ] _ Ты слушай меПя, Павел Петрович, я лем будешь, помню, каким для мепя б ол ь -; давШ) с тобой говорить хотел. Когда я шим учителем был... Я тебя на всю жизнь КЛЯТВу давал, точно все во мне измени- полюбил, Павел Петрович... лось^ точно с самнм товарищем Сталиным — Ладно уж, — сказал смущенно Дро- говорил. Хорошо. Меня в партию приняли, пов. Но Мустафа говорил не переводя ды- кандидатский билет мне дали. Только раз- в'- мне легкий путь*открылся? Меня пар тия высоко па гору подняла, а с горы вниз хания. — Я тебя полюбил, когда ты меня с земли поднял, помощником своим сделал, работать меня научил. Я тогда те бе лучших слов сказать не мог, не умел найти лучших с.тов.. Мне через тебя мага- метов рай открылся. Пашн старики гово рят: в магаметов рай такой мост, как огие- вое острие меча ведет. Трудно но этому острию пройти. А мне было труднее — я падать еще страшнее. Он прошелся вдоль стульев, снова оста новился. — Мне, правда, тогда большое счастье смеялось. Крутом у людей горе и слезы, а на возвращение живым, не проводил он грани между фронтом и тылом. Оп действи тельно мало думал о тыле, слишком заня тый собственной судьбой, но он знал тя желый, огненный труд людей, рождающих металл — работу равную боевым испыта ниям. Но Мустафа опять словно отвечал неви димому собеседнику. П Дронов понял, что он спорит сам с собой, старается сам себе уяснить волновавшие его чувства. — Мне, Павел Петрович, иногда совесть спать не давала. Иногда меня совесть с койки подымала, по комнате ночью водила, много грустить заставляла. Мне совесть го ворила: почему ты на невесте друга же нился, когда твой друг еще может быть на фронте живой. А я совести отвечал: если мой друг живой с фронта вернется, он в жизни настоящую любовь найдет. Такой человек не может настоящей любви не найти. А я о Вере-ханум плакал, ты не знаешь, как я о Вере-ханум плакал, когда она с тобой от меня ушла. Очень доверчиво, очень мягко он взгля нул на Дроиова. — Я п тогда на тебя очень сердиться пе мог. Я плакал, а большого зла на тебя пе имел. Сердце девушки — флаг. Оп ту- Хл летит, куда большой ветер дует. Ты большим ветром в моей жизни был. Ты и сейчас в нашем доме большой человек. Мы сына Павлом назвали, Павел Петрович. Дропов встал, он был смущен и растро ган. — За сына спасибо, Мустафа. И за лю бовь ко мне спасибо, не стою я этого — ничего тебе хорошего не сделал. А рабо тать нам все-таки лучше отдельно. Пер вым горновым у тебя Талабанов будет. — Талабанов первым горновым не будет, — с нежданной жестокостью сказал Са биров. — Он у людей авторитета пе смог ! обрести. Человек аккуратный Талабанов,! только его сердце не у домен лежит. Его сердце в избе лежит, по огороду гуляет. Па домне работает, а думает об огороде. А домна, как красивая девушка, соперниц не любит... Знаю, на меня Талабанов вол ком смотрит, думает: не берут бригадиром мне счастье смеялось. Меня Вера-ханум , 3]*я ЧРЛ0В™а обижают. Не зря челове- нолюбнла. Хорошо. Только, чем больше! м о°ижают. Оп о дом** думает оч- нь Я ! много, для соревнования мыслей не ос- счастья — тем его страшнее потерять, грязью помоек зарос, меня старая жизнь до ! счастьем владеть не привык. Я стал ду- i тается- ушей облепила. Помнишь, я тебе расска - 1 зывал , как отец в кухне на коленях стоял, я рядом с ним плакал. Мне жить не хоте лось, я в жнзни одни горькие вкусы знал. Павел присел на стул, облокотившись па шинку . Да, он знал кое-что нз прошло го Мустафы. Изредка, стыдливыми обры вистыми фразами, в минуты отдыха, рас- 1ясь к ответу. Он смотрел на Дронова, но, j стафе. мать, за что такое счастье, Сабироз? j Ну тогда еще кого-нибудь подбе- Твой дед счастье искал — не нашел, твой i рем... отец счастье искал — пе нашел. За что 1 Павел пошел к двери, мельком взгля- тебе такое счастье? пув па часы. Он даже дружески улыб- Он настойчиво повторил вопрос, как буд- , нулся Сабирову. Многое открылось ему в то задал его сам себе и немного наклонил j этом разговоре, большие человеческие чер- голову, выставил ухо, точно прпелупшва- ты, которых раньше не замечал в Му- П е с н я в м о п е Вновь мы в море вышли, Вахты да ученья. За бортом лишь слышно Волн глухое пенье. Каждый час похода Выучкой отмечен. Корабли приходят Отдыхать под вечер. В гладь уронит солнце Золотые косы, Дружно соберется Тесный круг матросов. И матросы скажут По привычке старой: — Что не слышно даже Звонких струн гитары? — Есть баян. Не даргк * С нем»/ плавал годы Наш 1 .г иятель старый, Спутник всех походов. — В чем же дело стадс* Начинать бы надо. Ну-ка, запевала, Стань с баяном рядом! Запылала песня Под советским флагом Про геройский подвиг Русского «Варяга». Льется песня бойко, Льется песня звонко По родному морю До родной сторонки. Нет на свете лучше, Нет на свете краше Наших песен вольных И улыбок наших. Ввысь и вдаль уходит Наш напев чудесный, На душе теплеет От матросской песни. Николай ПУСТОВАЛОВ. Строим дом Мы строим дом. И что ни день — все ч выше, Все ближе, ближе к завершенью крыши. А рядом тополь рвется в облака, Но не угнаться тополю за нами. И так, как от гудка и до гудка Поднялись мы — ему расти годами. Да вряд ли он перерастет наш дом — Уже идем четвертым этажом. Мы строим дом, все выше поднимая, Работаем и отдыха не зная. Работаем и днями и в ночи, Но, кто пожаловался на истому? Ведь знаем мы, что никому ключи Не отдадим от собственного дома, Что нам придется в этом доме жить, Дела большие, славные вершить. Мы строим дом, и — видим завершенный, Просторный, светлый солнцем озаренный. Мы строим дом. Благодарим творца, Кто вывел нас к широкому простору, Кто вдохновил на подвиги сердца Строителей, поэтов и шахтеров. Его фигура станет меж колонн Под сенью славой веющих знамен. Евгений БАНДУРЕНКО. Под гармонь Под гармони трепетные звуки Вспоминаю грустный час разлуки, Брянекие леса... Как тогда в твоем дрожала взоре Наплей синей утреннего моря Теплая слеза! Ветерок ли ленточек коснется Или с рейда песня донесется, — Голос нежный твой Часто, часто слышу, дорогая, Мир земли родимой охраняя Твердою рукой... Ночь... Спокойно море серебрится. На замке советская граница — Будь спокойна мать! Спи, моя далекая подруга — На морях от Арктики до юга Норабли не спят! Курсант КЗ. ФОМИН. В далекий рейс Над пристанью Ревут гудки прощальные И отголоски их Уходят в вышину. Прощай, наш город! Нам дорога дальняя К чужим широтам, В дальнюю страну. Грохочет якорь... С лаской неизменною, Прощаясь, море Ластится волной. И, точно, нехотя, Лениво плещет пеною. Волнистый след Остался за кормой. Туманной дымкой Мурманск занавесило. * Вперед, вперед! Ветрам наперерез... В высоком небе Чайки вьются весело, Нас провожая В дальний Долгий рейс! Б. ЧИРВОВ.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz