Краснофлотец. 1942, декабрь.
12 декабря 1942 г., № 317 (1440) К Р А С Н О Ф Л О Т Е Ц ytfajCMQKZ Размазывая по щекам копоть, йровь а слезы, водитель танка сидел в окопе, прислонясь спиной к траверзу, и плакал навзрыд, как ребенок. Впрочем, слова, которыми он сопровождал плач, отнюдь не погодили на детский леней1. Танкист честил немцев такими оборотами, что даже мо ряки одобрительно ухмылялись. Танвист был взволнован иэол, как дьявол. Немецкий снаряд пробил башню его танка, убил командира и стрелка и вызвал пожар. Водитель едва ушел вы скочить. Об’ятый языками пла мен®, он волчком завертелся на земле, гася тяжестью своего тела тлеющую одежду. Попом танкист кричал и чертыхался, выкручи вая заячьи петли, увертываясь от ноющих разозленными пче лами нуль. Одна оцарапала ему щеку, вторая ужалила вскользь по ребру прежде, чем он, зады хающийся от усталости и злости, перекатился через бруствер и свалился на дно окопа к моря кам. Моряки забинтовали ему бок, смазали иодом отметину на щетке. Он покорно подчинялся этим процедурам, молча, тяжело дыша', смотря на краснофлотцев выта ращенными голубыми глазами. — Разве вы можете про это понимать? — всхлипнул он, оглядывал краснофлотцев. — Ведь какой танк был, какой танк! Вовсе живой. Стукнешь, бывало, его по броне, а он весь загудит, словно заржет в ответ. Чистый рысак был, а не танк. И, вспомнив невосзйратимую потерю, танкист пожелал немцам такого, что краснофлотцы засто нали от удовольствия. В эту ми нуту появился командир роты старший лейтенант Петров, при плетший с командного пункта взглянуть на танкиста, о кото ром ему доложили. — Убивается хлопец, — впол голоса, деликатно сообщил коман диру Клименко: — товарищей побили и танк погорел. — Ну, реветь тоже не дел»!— Петров неодобрительно покосился на танкиста. — Разрешите доложить, това рищ старший лейтенант,— мягко и убеждающе об’ясннл Климен ко, — шо он не по бабьей спе цифике плачет... Это он вроде как по-кавалерийски. — По-кавалерийски? Это еще что за номер? — старший лей тенант высоко поднял выцветшие от солнца брови. — Это, я извиняюсь, у книж ках читал... От, скажем, убьют у казака коня, он стоит над им и плачет, бо привязанность сердца до живого создания. А танкисту танк — шо конь... Он ело так и кличет рысаком. Ры сак, говорит, а не танк. Петров подавил улыбку. По молодости он любил казаться закаленным военачальником и опасался уронить командирский авторитет. — Чепуху выдумываете, това рищ старшина, — сказал он петушиным тенором: — отведите танкиста в блиндаж. Пусть вы спится и отойдет. А вечером на правьте его в часть, а то его я убитые*, либо в дезертиры 8апишут. Старший лейтенант повернулся и направился на КП. Красно флотцы увели танкиста. В окопе восстановилась будничная жизнь. Старшина Клименко стал докан чивать завтрак, прерванный по явлением танкиста. Прожевывая хлеб с салом, он задумался. Ему было очень жаль этого опален ного парнишку, который так пересеивал потерю своею танка. Клименко хорошо понимал его. То же было недавно с самим старшиной после гибели корабля. Положим, ов не проронил сле зинки, ау так что? Разные бы вают у людей характеры. Но по ночам старшине часто снился эсминец «Стремите льеый », голу бовато-серый, как морская волна в пасмурный денек, быстрый, могучий, подымающий форштев нем пенистый белый бурун. Кли менко видел его, как наяву, и вздел себя командиром кормовой пушки. Он просыпался с пере сохшим ртем. Сердце его ныло тоской по кораблю, лежащему теперь глубоко под водой, в зло вонном зеленом иле. Старшина стискивал кулаки а долго не мог уснуть. И напрасно старший лейтенант Петров назвал танкиста бабой. Слезы его были хорошие, злые, мужские слезы. Старшине хотелось сделать для танкиста «тьнибудь душевное, что могло бы обрадовать хлопца и вернуть ему утраченное равно весие. Но он не мог выдумать ничего толкового, вздохнул и по привычке тщательно стряхнул с колен хлебные крошки, хотя после трехмесячного окопного си денья брюки приобрели такой вид, что никакие заботы не могли вернуть ям былого морского ПЕИТСД. Потом Клименко встал, протя нул руку и бережно взял свою снайперскую винтовку, присло ненную’ к траверзу. Он окинул внимательным взглядом тускло отливающий вороньим пером ствол, трубку оптического при цела. Заглянул в подсумки — они были полны обоймами. На щупал на боку сумку с двумя гранатами марки «Ф-1», зашросто именуемые «феньками». Клименко взял винтовку на ремень. Наступал обычный час его ежедневной охоты. Он прошел по окопу до узкого лаза, выводя щее» на ничью землю, и пополз по нему. Кустарник стал реже. Клименко прилег передохнуть. До намеченного места оставалось немноио. Впереди лежала узкая бадочка с пересохшим руслом горного ручья, куда спускался склон высоты. Задерживая дыха ние, Клименко стал скатываться по склону, передвигаясь от камня к камню. Вдруг он насто рожился. Из-за поворота балки послышалось глухое фырчание и скрежет; Бышо похоже, что по дну пробирается тяжелый и крупный зверь. Клименко быстро выбросился вперед и припал за обломком скалы. Фырчание ста новилось громче, и старшина беззвучно рутнулюя, увидя вы ползающий из-за изгиба немец кий танк. Оп приближался, рас качиваясь с неуклюжей вадс- Р а с с к а з • ностыо. Клименко ясно вплел черно-белые кресты на его дымной броне. Тонкое жальце пушки ерзало по сторонам, раз нюхивая дорогу. — От же ж, гадюка! — про шептал старшина. — Стыв паш прощупывает. На миг он пожалел, что в ру ках у него винтовка, а пе кор мовая пушка «Стремительного». Мать родная! Двинуть бы по этому стальному кнуру из пуш ки — вот была бы потеха! А с винтовкой что сделаешь? Бить по щелям?.. Уйдет. Танк приближался. Клименко лежал неподвижно, и вдруг на губах его стала медленно просту пать странная в его положении дерзкая и еамозайвенная усмешка. Он нащупал на поясе ру коятку ножа, выпростал его из кожаного чехольчика, попробовал концом пальца острие и засунул обратно. Танк подползал к скале, за которой притаился старшипа, и Клименко стал плоским и неза метным, как ящерица, греющаяся на камне. Он держал танк упря мым, цепким взглядом. Внезапно лЮк башни открылся и выглянул танкист. Голова его в кожаном шлеме, похожая на футбольный мяч, медленно поворачивалась на тояцей длинной шее. . Видимо, осмотр успокоил его. Он что-то каркнул и скрылся, захлопнув крышку. Клименко не двинулся, пока низкий зад танка, воняя отработанным горючим, не про шел мимо него. Тогда, сгорбясь по-кошачьи, прижимая к левому боку винтовку, старшина бесшум но скатился вниз, догнал танк и беззвучным броском очутился на его горячей металлической спине. Он присел на корточки рядом с башней и вытащил нож. Сердце у него билось жадно и зло. Танк, пофыркивая, крошил гальку, не замечая нахального морячка у себя на хребте. Клименко жкал. Крышка люка дрогнула, подымаясь. Старшина сжался в комок. Крышка с лязгом откину лась, и немец выставился по грудь, как водяной из колодца. ЕГО изумленные водянистые глаза столкнулись с бешеным взглядом старшины. Ахнув, не мец -дернулся руной к крышке люка, но клинок уже воткнулся в его шею, пот ремешком шлема. Танкист булькнул горлом и про валился вниз. Из танка прозву чал встревоженный возглас. Не теряя мгновения, Клименко вы хватил из сумки «феньку», вы дернул чеку и сунул гранату внутрь, захлопнув люк. И сам плашмя распластался на танке. Глухой удар потряс броню и отдался в теле старшины таким толчком, словно кто-то хватил его по туловищу тяжелой доской. Крышку люка подбросило волной взрыва, я из танка рванулся клуб горького дыма. Потом раздался протяжный стон и затих. Но ргЬдумывая, старшина, перекинул ноги через закраину люка ж спрыгнул вниз. Подошвы его уперлись в мягкую, податливую массу. В танке было темно и тихо, и старшина услы шал частое кан-кап-кап и понял, что это каплет на дно танка вра жеская кровь. Старшина открыл броневую заслонку. Глаза его уже освоились с полумраком, и он увидел водителя, сползшего го ловой на рычаги. Клименко ухва тил его за ворот и потянул к себе. Голова немца вяло откину лась на шину. Глаза его были закрыты. «Неужели сдох», — подумал старшина. Это было досадно. Клименко рассчитывал, что граната только отлушит водителя, прикрытого броней. Танк был захвачен, но у старшины были свои намерения, и гибель Водителя срывала их. Клименко ничего не понимал в управлении етой грохочущей че репахой. А задерживаться не при- хозилось. В любую секунду иэ-за поворота балки могли нагрянуть немцы. Немец, лежащий на рычагах, вдруг пошевелился ж простонал. Он тяжело дышал и тупо смо трел на моряка. — Ты мне фильку не строй!— заорал Клименко. — Ведя ма шину до наших, эмеюка! Немец забормотал и поднял трясущиеся руки. — От холера! — выругался Клименко. — Шо ты мне бур чишь? Веди машину, бо как стукну, так патл-мамы не уз наешь. Но немел не понимал. Он только не сводил со старшины набрякший страхом глаз. — Не поймет, — со злостью подумал Клименко, — как ему, чорту, втолкуешь? Жалко было выпускать из невода такую рыбину. Что де лать? Упрямыми усилиями па мяти он торопил непослушное, скользкое, такое нужное слово. — Та как же оно?.. От ока зия!.. Еще политрук об’яснял. Ой, вспомнил... . Он сунул ногу в горловину и пнул немца каблуком в спину. — Форвертс!.. Форвертс!.. Порви твою печенку! — рявк нул он, н немец испугана» заки вал: — Форвертс... их ферпггее... Я ... я . . . — Ясно, пю ты, а не я. — прикрикнул старшина. — Газуй, сволота, на полный, без саботажа, а то влеплю. Немец включил сцепление. Мо тор зарокотал, я танк рванулся, запрыгав по каменистому дну балкя. КлимеНко высунулся в люк. Танк мчался, шатаясь, как корабль в шторм, и так, на всем ходу', вылетел на открытое про странство. Завидев знакомую глинистую полоску родного бру ствера, Клименко завопил or ра дости и вдруг стремглав нырнул в лик. Несколько пуль с тре ском ударили в броню, в стар шина сообразил, что ребята, ни чего не иная о происшествии, приняли его появление как атаку врага в встретили огнем. Он сорвал фуражку, проткнул шты ком и, выставив наружу, замахал ею. Пули перестали щелкать пе танку. Тогда Клименко рискнул и сразу выскочил по пояд, про должая размахивать фуражкой к крича: — Ша, ребята! Не надо шума! Это ж я... Клименко! Пони маешь, Клименко! Танк cpadoeTy перепрыгнул окоп, и старшина опять пнул немца. — Капут, ганс! Выключай, приехали. Моряки с хохотом и криками облепили танк. Клименко вылез наружу, таща за шиворот немца. Веселый, потный, он сверху по глядел на друзей я прыгнул на землю. — Принимай ганса... Понят ливый оказался, не вовсе адольф его затуркал. Дружеские руки схватили стар шину, и он взлетел на них, кувыркаясь в воздухе. — Отставить аврал! Что тут за юбилей. Выпущенный друзьями, едва устояв на - ногах, Клименко вы тянулся. — Товарищ старший лейте нант, старшина Клименко кя операции на трофейном тапке прибыл. — Ничего не понимаю, — сказал Петров. — Откуда танк? — Так я ж его привел, — внезапно смутясь, тихо сказал старшина. Петров пристально посмотрел на него, пожяпел к танку, кри тически осмотрел его, я лицо его широко осветилось са./ой мальчишеской ухмылкой, начи сто стершей маску сурового вояки. — Ну и штука! — произнес он. — Зайдете потом ко мне ж доложите подробно. А пока отдох ните и приведите себя в порядок. Клименко, следуя за взглядом старшего лейтенанта, посмотрел на свои логи. Салоги были в крови. — Есть, — ответил он и за топтался на месте. — Ну, что еще? — относил Петров, видя, что слова рвутся с языка старшины. — Я насчет того... Разрешите, товарищ старший лейтенант, от дать этот гансов чайник тому на шему танкисту... Я ж для не х> и постарался. Жаль было хлоп чика. Очень он за своим танком страдал... — Разрешаю,— ответил стар ший лейтенант я голос его странно дрогнул. — Ребятки, давай танкиста!— обрадованно крикнул Клименко. Танкиста приволокли из бжп* дажа заспанного, недоумеваю щего. Он растерянво мигал, огля дывая танк, Климеико, моряков. Старшина хлопнул его по плечу. — Получай, браток, — ска зал он ласково. — Отдаю зада ром потому, пю братство по ору жию. Мы вам, вы нам. Там, внутри, попачкано малость, так ты сам прибери. А в общем ма шинка исправная... Катайся на этом рысаке, сколько занадо бится... И, не ожидая ответа, отвер нулся с таким видом, словно ем? уже давно наскучило дарить танки. Борис ЛАБРЕН<-Ь
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz