Карело-Мурманский край. 1935, № 5-6.
КЛАВДИЯ КУДИМОВА СЕРГЕЙ ЯКОВЛЕВ М ы сидим на скамейке у плещущего волной озера. Ее серые глаза обращены к далекому горизонту озера. В лацкане ее пальто красной полоской блестит значок члена Карельского ЦИК-а. — Расскажи мне о своей жизни, о своем прошлом, Кудимова. Но Клавдии не хочется от тихого обаяния весеннего вечера уходить в воспоминания о прошлом. Это прошлое встает перед ней в тяжелых образах нужды, грязи, покрытых плесенью темных углов холод ного жилища, не знавшего никогда радостных улыбок его обитателей. Вспоминает Клавдия, как однажды, вдоволь набега вшись по улице с подружками, вернулась она домой. Она застала мать, окруженную братишками и сестрен ками. Дети испуганно прижимались к матери. Лицо матери было бледно необычно и неподвижно. Никогда не видела Клавдия такого выражения ее добрых глаз. Клавдия почуяла: в семье произошло что-то страшное. На грязной постели, прикрытый отрепьями одеяла лежал отец. Он тяжелО дышал. Лицо его осунулось и почернело. На другой день отец впервые за тридцать лет работы на Александровском заводе не ушел на рассвете к сво ему станку. Он остался прикованным к постели. Сердобольные и любопытные соседки заходили на минутку к ним в жилище. С молчаливым состраданием глядели на окруженную четырьмя малышами мать и, уходя, о чем-то шептались в сенцах. Клавдия впервые услышала непонятные слова— „разбил паралич." Попечительное заводское начальство от щедрот своих назначило потомственному пролетарию-металлисту посо бие в сумме пяти рублей в месяц: все-таки тридцать лет проработал человек на заводе, да и детей к у ч а . . . Хозяин квартиры тоже оказался человеком с сердцем: чтоб не вводить семью пролетария-инвалида в непо сильный расход, он поспешил переселить ее в полу разрушенный темный угол, живописно убранный цветами плесени и украшенный зелеными коврами гнили. Семья пролетария Александровского завода начала новую жизнь. Потянулись долгие годы. Все они были одинаково безрадостны и тяжелы. О них можно писать под копирку. Отец лежал без движения, беспризорные детишки жили подаяниями соседей; мать, не разгибая спины, стирала белье и мыла полы по чиновничьим до мам. Семилетнюю Клавдию, жившая по соседству, ме щанская семья взяла к себе „на работу" — качать детей. Денег за это не полагалось:— „пусть будет благодарна за наши харчи“. Потом умер отец. Его смерть ни в ком не вызвала ни слез, ни состраданий — свалилась обуза. Р е в о лю ц и я ... В извилинах мозга она запечатлелась в обрывочных мутных картинах. Большие толпы людей что-то кричали, возбужденно говорили о чем-то ей непонятном, ходили с песнями и красными флагами по грязным улицам Петрозаводска. Потом Клавдия вспо минает, как где-то в ночной темноте в страшном зареве горели костры пожаров, шли и ехали на лошадях военные и не-военные люди с ружьями, грохотали ко лесами орудия. Слышались гулкие удары далеких взры вов. Взволнованные соседки забегали к матери Клавдии и шептались о каком-то к о н ц е .. . Годы шли. Шестнадцатилетним подростком Клавдия вступает на трудовое поприще. На ней белый халатик и косыночка санитарки городской больницы. Здесь про вела она два года, не думая ни о будущем, ни о моло дом весельи в кругу подруг и товарищей. В ее серых глазах напряженная забота о насущном хлебе, о матери, о семье. На минуту рассеялся серый туман монотонного суще ствования. Встал призрак личной жизни, материнства, радости. Клавдия вышла замуж за рабочего парня — „Хороший б ы л . . . такой д о б ры й ... веселый__ “ Клав дия стала матерью двух ребят и, занявшись семьей, ушла из больницы. Но радость материнства и семейной жизни была непрочна. Туберкулез отнял у Клавдии сперва одного из малышей, а потом вскоре и мужа. Клавдия на распутьи: куда ит ти? .. Надо работать. В больнице работы не оказалось. Никакой другой ра боты Клавдия не знала. Читать и писать умела еле-еле — самоучкой научилась, не помнит даже когда и как. — А ты бы на завод пошла. Теперь там сами рабо чие всем делом заворачивают. Они твоего отца навер ное не забыли, — советовали Клавдии. Завод с его угрюмыми корпусами и вечно коптя щими трубами пугал Клавдию. При мысли о нем она вспоминала почерневшее угрюмое лицо отца, вспоминала, что, кроме лишений и безрадостной голодной жизни, ничего от завода она не видела. Но нужно жить как-то, кормить ребенка, себя, старуху мать. Клавдия решилась пойти на завод. Это было в 1928 г. — Что ж тебе еще рассказать о своем прошлом. . . Как видишь, ничего интересного Другим вот есть что рассказать. У них в прошлом забастовки, тюрьмы, гра жданская в о й н а ... А у меня ч то ? ., слизь какая-то. — Ну, а разве с двадцать восьмого года у тебя нет ничего в прошлом? Лучистые глаза наводняются весельем. Клавдия сме ется: — Нет! С двадцать восьмого у меня больше нету прошлого. Нету . . . не стало. С тех пор как я на за вод пришла, у меня только одно настоящее.. . И буду щее, конечно. Об этом настоящем Клавдию не надо просить расска зывать. Она охотно сама рассказывает о нем. Первые шаги на заводе— учеба. Клавдия поступает на курсы токарей. Американский патрон, суппорт, ре зец. . . все это скоро стало понятным и привычным для
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz