Карело-Мурманский край. 1935, № 5-6.
ПИСЬМА НА КАМУ Л. МАЛЮГИН Ленинград О том, что ты перебрался на Каму я знал уже давно и давно собирался написаіь, но куда? Река Кама, левый приток Волги, до востребования, так что л и . . . Сегодня я был у ваших, получил твой адрес и пишу, не откладывая в долгий ящик. Тем более,_сегодня у нас вроде как праздник — прошло ровно пять лет, как мы разошлись из техникума. Есть что вспомнить, но мы не настолько стары, чтобы вспоминать прошлое. С выпу ском у меня связана легкая обида на тебя из-за Вали. Я не то что размышлял, просто как-то не удавалось поговорить с ней о женитьбе; ты взял ее под руку и увел — сначала погулять, потом „на-совсем". Ну, ладно, кто старое п ом ян е т ... Я только что демобилизовался, или, выражаясь воен ным языком, уволился в долгосрочный отпуск. Ты глу боко „штатское существо* и для тебя армия это перво майский парад да клубный вечер самодеятельности под шефных красноармейцев. Армия — это форсированные марши, ночевки в лесу, тревоги, лыжные переходы, короче это армия, а не дом отдыха. Временами мне приходилось туго — ты знаешь, что я человек сугубо „городской" и спортсмен аховый, но меня часто вы ручало чувство товарищества, чувство коллектива. Пред ставляешь, мы идем на четвертой скорости, есть такой термин „марш-бросок“, под ногами вода и сверху вода, у тебя мокрое, хоть выжми, лицо, впереди тебя мокрая спина и ты чувствуешь, что начинаешь выдыхаться. И вот над ухом раздается голос: давай я понесу твою винтовку. Ты не отдашь ему винтовку, ему и своя оттянула плечо, но одно это слово, чувство локтя возвращает тебе силы. Красная армия дала мне и политическую и воен ную выучку, научила чувствовать себя частицей кол лектива и за это я никогда не забуду е е . . . Вчера мне предложили работу в Ленинграде — с ком натой и довольно интересную. Я 'подумал немного, потом пошел на городскую станцию и купил билет до станции Кивач. Вчера обсуждался мой поступок и в оценке меня мнения разошлись — одни называли сума сшедшим, другие—просто идиотом. Как это можно от казаться от Ленинграда? Проспекты, Летний сад, шах матный турнир, Мариинский театр, международные фут больные матчи, Русский музей, Петергофские фонтаны, острова, выставки художников, симфонические концерты. Я уезжаю в Кондопогу с легким сердцем. Пишу это не для того, чтобы показать свой героизм — дескать вон я какой, любуйся на меня! Скажу по совести — мне очень неприятно уезжать из Ленинграда, я чертовски люблю этот город, да и как же его не любить, по нему можно ходить часами. Но мне приятно было вернуться на свою фабрику, к своим ребятам. Я не помню, сколько ты проработал на Кондопоге, по моему полгода — не больше; помню лишь уезжали вы весной, Валя обнимала большущий букет, прямо не бу кет, а веник черемухи. Тогда все жили еще как-то врозь, только привыкали друг к другу. А за три года люди сра ботались и сжились, знали друг друга по именам, ходили по вечерам пить чай (и, чего там скрывать, — и водку), играть в домино, в шахматы (и, чего там скрывать, в карты). И сейчас мне хочется скорее попасть домой. Кондо погу я считаю домом, хотя никакого дома — жилища у меня там сейчас нет. Я даже не знаю, где поселюсь. Ну, да не проп аду .. . Жму руку. Привет Вале, поцелуй ее от моего имени. □ а п Кондопога . . . Я приехал в выходной день, меня встречали Линев, Каржавин, Дубровский, словом— за исключением Красовского — все „пионерское звено" — нас ведь в шутку звали пионерами, тридцатилетние здесь считались ста риками. Я думал, что Красовский по обыкновению проспал, а он, оказывается, лишь накануне уехал в Ле нинград— он уже на втором курсе, а летние каникулы работал на фабрике. Говорят, директор его прочит в главные механики. А на паросиловой станции вместо него уже второй год хозяйничает Дубровский. Линев теперь заведует производством. Словом, ребята взрос леют и подымаются кверху. Поселок со дня моего отъезда отсюда почти не изме нился; да что моего, — пожалуй, он не изменился и за время твоего отсутствия: все тот же неблагоустроен ный вид, дома разбросаны какие попало и где попало. Ведь раньше строили так — завод, а остальное прило жится, только теперь начинают приводить в систему. Вот сейчас строят 8 больших домов, они будут го товы весной, а в будущем году закладываются два „небоскреба" — четырехэтажных дома. Вечером мы были в кино, потом отправились к Каржавину, пили чай с лимоном и остротами, вспо минали тебя и Валю и сговорились написать коллек тивное письмо. Ребята спрашивали меня — а ты не назо вешь теперь дифибрер шанцевым инструментом? Утром я пошел к Ярвимяки, он говорил — вечером приходи ко мне домой, потолкуем. Я пошел по цехам. Сколько старых знакомых! Вот мастер механического цеха Гофлер, он работает давно, но ты его вряд ли знал, при тебе он был чернорабо чим. Он прекрасный работник; если затерло — он сразу встает к станку и работает токарем. Лиркина ты должен помнить — он сейчас заведует древесно-массо вым отделом, дома у него висит грамота Карцика и вообще он рекомендован на работу директором. Фейнов
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz