Карело-Мурманский край. 1935, № 5-6.

№ 5—6 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ 21 стом чавкали 8 грязи. Вернувшись в дом и пошаркав ухватом в печке, хозяйка улеглась. Все опустилось в глу­ бокую сонную т иш и н у ... Утром Володя разыскал экспедицию. Это были два человека — Машин, консерватор музея, орнитолог, ни­ зенький белокурый человек, тихий, подвижной и Ана­ стасий Иванович — инспектор охоты, существо худоща­ вое, рослое, в седых щетках бороды, усов и буйного хохла на голове. С Володей они встретились по-прия­ тельски. — Эка ты, красота-парень,— приветствовал его Анастасий Иванович, огрев ладонью по плечу, — стоек! Машин сказал Филиппу обходительно: — Очень приятно. Мы уже знали, что вы к нам при­ соединяетесь. Кроме того, для живущих на севере ваше имя отлично знакомо. Извините, вышло неудобно с но­ члегом: мы рассчитывали прибыть раньше вас, а полу­ чилось наоборот. Но я надеюсь, что неудобство возна­ градится впечатлениями от охоты. — Охота сейчас запрещена,—сказал инспектор охоты. — To-есть, совершенно верно: не охота, а разрешен­ ный правительством отстрел птицы в научных целях. Наша задача, видите ли, пополнить музейные коллекции. Мы будем отстреливать по одной паре каждого вида. — Да вы, кажется, нынче уж палили? — обратился Анастасий Иванович к Филиппу. — Нет? Ну, как же! Володя признался, мне, так сказать, по официальной линии, что вынужден был ночью открыть о г о н ь ... — Ах, по клопам! — любезно улыбнулся Машин.— Я думаю все же, эта неприятность изгладится. Например— перелет казарки. Вы не наблюдали никогда перелета казарки? Роушки по-нашему, гуся? Да, гуся. Он сейчас отдыхает в салме. Пока тянет с юга, он, знаете ли, похудеет. Подкормится—полетит дальше, на север. Одно из семи чудес нашего света. Так что вы не огорчайтесь. Но Филиппа не надо было успокоивать, ею настрое­ ние быстро улучшалось, он видел, что поход налажи­ вается. Стояли они в двухэтажном доме помора-рыбака, ста­ рого капитана двухмачтовой шхуны, полинявший снимок с которой висел на стене в золоченой рамке. Комнаты были высоки, многосветны. Добротность давнишней по­ стройки проглядывала из каждой притолоки, из каждого угла. Как-будто особый знак налагало на этот дом блед­ ное изображение шхуны: как на старом судне здесь все к себе влекло обжитостью и удобством. Когда кончили набивать патроны и совсем снарядились, с моря пришел на баркасе хозяин— Никодим Никоди­ мович. Его вышли встретить на берег, спустились по кру­ той лестнице к воде и тут Филипп познакомился с ним. . . . Никодим Никодимович взял плетенку и побрел по лестнице домой. Но к уходу экспедиции в море он опять явился, с другою парой весел, проверил, хорошо ,ли размещен на карбасе груз, прочны ли уключины, принес большой черпак и когда отошла лодка, внима­ тельно глядел ей вслед с мостков. С этой минуты началось плавание Филиппа ван-Рос- сума по Сороцкой салме. Переместившись в действи­ тельность, силы которой никогда нельзя было предуга­ дать, его воображение каждый час ослеплялось чуждыми и пышными картинами. Много позже, когда исчезла не телько усталость от возбуждающих восприятий, но уле­ тучилась их свежесть, Филипп, закрыв глаза, вспоми­ нал об этом плавании, как о£> утрате счастливого мира. Он вспоминал деревянный трисоставной крест, стоя­ вший на островке в устье Шуи, при выходе в море, По обычаю, крест был подпоясан полотенцем с нашитым на нем изображением другого креста из черной тесьмы. Предупреждающий символ власти, которой отдается че­ ловек, идущий в море, извечная жертва неизвестности, ужас перед непонятною силой, надежда дикаря — что двигало женской рукою, водившей иголку по полотенцу, трепещущему на ветру? На этом месте, где тысячи ры­ баков бросив весла, снимали шапку, Филипп прочитал самую длинную молитву, выученную в школе. Он по­ ручал себя не штурманам и вышколенным матросам, а незнакомым людям, наделенным больше легкомыс­ лием, чем дерзостью, — музейному хранителю, добро­ душно дергавшему руль за веревочки, небритому охот­ нику в потешной стеганой шляпе, горшком напяленной на голову, да заносчивому выросту, —ни одна молитва не могла быть в таком положении слишком длинной. Но бури не угрожали путешественникам. Вынесен­ ные отливом далеко в море, сквозь тихий серенький дождик они подошли к низкому острову. Круглыми и гладкими как волны уступами, сросшимися в скалу, он лежал красно-рыжий, обкатанный водою, без единого острого ребра, в вековечных трещинах, по которым, играючи, забегало в камень море. Нарастающим вихрем лодку встретили птичьи крики. Чайки в страшном от­ чаянии крутились и стенали над камнями. Голубые, се­ ребристо-серые, солнечно-белые перья мешались в воз­ духе с пестрыми, рябыми, черными, как-будто птицы всего света слетались к этой скале, чтобы отстоять ее, в крике и свистах, от пришельцев. Но пришельцы высадились на берег, захватив ружья. — Какую?— спросил Володя, подняв голову. — Вот эту краснолапую, видишь — показал Машин. Володя вскинул двустволку. Птица отвесно грохну­ лась на камень. — Видишь, над ней кружит самец, — сказал Машин. Володя разрядил второй ствол. Весь остров всколыхнуло воплями и свистом. Птицы яростно расчерчивали пространство, припадая к камням, отрываясь от них, качаясь сплошным, трепещущим по­ логом или распарывая его в клочья и куски. Филипп, волнуясь, заявил, что он тоже хотел бы выстрелить. — Пожалуйста, — ответили ему, — хоть-бы вот эту, седую. Все смотрели, как он целил из своего английского голланд-голланда. Он дал маза и смутился: в амстердам­ ском клубе он брал призы в стрельбе по тарелочкам и садочным голубям. — Не ваша вина: здорово черти летают,— сказал Анастасий Иванович, и снял двух птиц по заказу Ма­ шина. Добычу понесли в карбас. Убитые Володей чайки были громадны, добрый метр в размахе, с тяжелыми мясного цвета лапами, светло-серые, играющие сереб­ ром. Две маленьких— слепяще-с ежные с пепельными крыльми и спиной. Машин осмотрел птиц и похвалил стрелков: шкурки были целы. Обошли весь остров. Машин прочитывал его жизнь по птичьим следам; прошлые сутки здесь ночевали гуси; совсем бросили гнездиться гаги; порядочно расплоди­ лось куликовых. И вот — бац: — Филипп выбил из-под камня и с торжеством подносит орнитологу маленькую разноперую птучку. — Камнешерстка, — определяет Машин. — Эк, вы ее! — дует на птицу инспектор, и пух летит хлопьями по сторонам.