Карело-Мурманский край. 1934, N7-8.

№ 7—8 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ 41 Ж и в о е Как пришли на Терский берег пять столетий тому назад новгородцы в осиновых ладьях, как переняли они у дикой лопи зимнюю езду на оленях, так с тех пор и повелось, так и осталось незыблемым заветом: для лета — ладьи, для снежной поры — узкие оленьи санки. Нет коней на Терском берегу, потому что нет дорог, по которым они ходить могли бы. А нет коней, нет и тележных повозок. „Нет“. Вернее — не было еще недавно. Решительные насто^ивые люди, задавшиеся целью переупрямить на Терсетм берегу, как и на других окра­ инах нашего Союза, вековую косную традицию и суровую природу, добиваются неслыханных результатов. — Нет — значит, надо, чтоб было. Н е т— сделаем! И сделали. В крепкие колхозные дружины слились в 1930 году терские рыбаки. Мургосрыбтрест, ведущий рыбное хозяйство Терского берега, устроил при каждом колхоз^ свой филиал — факторию для приемки и обработки рыбы. Колхозы обязались ежедневно сдавать тресту весь суточный улов. Для этого понадобилось каждый день объезжать все береговые тони. Для езды понадобился высокий шаткий кабриолет с глубоким ящиком для рыбы. Кабриолет в свою очередь потребовал движущей силы. За длинный ряд веков порывистые олени не приспосо­ бились ходить в такой упряжке, и неизбежная логика вещей привела к тому, что пришлось попробовать, не подойдет-ли терскому хозяйству немудренная рабочая лошадь — смиренный Пегашка. О тракторе или автомо­ биле на Терском берегу нечего было и думать; полное отсутствие сколько-нибудь культурных дорог категори­ чески отвергало эту техническую помощь. Шагает Пегашка, первый терский конь, по песку влажного берега. Глубоко вдавливаются в песок ровные колеи скрипучих колес. По песку ехать трудно, зато по этой мягкой дс)роге не растрясешь драгоценную кладь. Мы приближаемся к кабриолету. — Здорово, Семен Иваныч! Каково промышлял сегодня? Кучер, он-же приемщик рыбы на тонях, сидит, скор­ чившись, на высокой передней скамеечке кабриолета. Обернувшись и узнав нас, он улыбается и придерживает коняку. — Эвон гора. Сейцень восемьсот штук уж приволок на факторию. Мы на ходу слегка приоткрываем рогожу, которой прикрыт ящик с рыбой. Ж^вое золото переливается влажным искристым блеском. Семга всех размеров, осторожно и аккуратно уложенная в повозку, наполняет ящик почти до верху. — Это уж нонь последня. Хватит на сейдень. Вецереет. Помор говорит „вечереет", но при менее деликатном способе выражать свои мысли следовало бы сказать прямо:— темно, как в бочке. Ноябрьские четыре часа в Кузомени приближаются к декабрьской ночи в Ленин-, граде. Только звезды, мигая с вышины, заглядывают в монотонно шумящие волны, а заодно светят и одинокой колымаге, тихонько ползущей по берегу к своей тихой пристани — кузоменской фактории треста Усталый конь движется без особого посдешения, и мы, идя шагом, движемся бок о бок с ним. — Нонь ешшо хоть погоды хороши,-— рассуждает Семен Иванович,— об этую пору завсе плвхи погоды стоят. з о л о т о — Хорошие?, . Мы глядим на Семена Ивановича и не понимаем: чего-же ему надо еще хуже? Дожди льют с утра до вечера. Редко-редко выпадет часок чистого неба — и то больше-ночью. Ветры рвут такие, что старуху Дани­ ловну чуть не унесло с угора в реку — опрокинуло, покатило, как чушку, и не будь на воде у берега кар­ баса, за который бабка зацепила сарафаном, быть бы ей в реке. — То ли не погоды? — удивляется помор в ответ на нашк возражения, — нонь хоть и мокро, да не склизко. Морозов нет. Гололедицы нет. Метелей ешшо не бывало. А шутка-ли, — середина ноября Об эту пору завсе морозы и метели бывают. А што торок выфыркнет, так это, быват, полдела. Мы привышны. Торок — неожиданно налетающий ветер. Он действи­ тельно „выфыркивает" откуда-то из-за отмелей постоянно; море уже второй месяц так и катается в разбегающихся роликах пены. — А по снежной дороге разве нельзя рыбу на оленях возить? ✓ — На оленях нельзя, — подумав, отвечает возница. — Отчего? — Да уж нельзя. Николи не важивали. Олени раз­ мечут, разнесут, олени норовисты звери, в их тихомир- ности никакой нету. А семгу нать ровно кувшин с мо­ локом везти. Неравно, бока ей отобьешь. Она рыба нежна. До сих пор эта исключительная нежность была при­ чиной того, что свежую семгу в центре не удавалось попробовать никому: продавалась только соленая. А если попытаться^ обрабатывать и перевозить ее так, как не умели прежние хозяева? Если дерзнуть? Новый север любит дерзания. — По нашему хозяйству нать други средства передви­ ж ения,— замечает, угадав наши мысли, помор, — тут бы не одного коня, а десять грузовиков нать. Да пока што по нашим дорогам не очень-то разгуляешься. . . Ну, да быват, со временем и дороги у нас будут. Нонь ведь только новое еще нацинаетсе. Повозка сворачивает от берега вправо и движется к деревне наперерез зыбучим пескам. Пески дыбятся горуш­ ками, кочками, и впотьмах по этим кочкам грузно ворочаются с боку на бок и мягко перекатываются между ухабами скрипучие колеса кабриолета. — Сворачивайте сюда, Семен Иванович. Здесь ровнее. Мы нащупываем ногами слежавшийся ровный слой песчаного грунта и быстро движемся к мерцающим огонькам деревни. Они мерцают как-то особенно ярко и тепло В прошлом году много закинули в кооператив красной материи с разводами. Кузоменские хозяйки на­ шили из нее занавески к постелям и окнам, и через эти занавески особенно теплыми и приветливыми светят из­ дали деревенские окошки Фактория — большой сарай из свежих бревен с тяжелыми дверьми и увесистыми запорами — стоит на краю деревни, обернувшись к самой реке. Переброшенные с берега на козлах толстые доски далеко выходят в реку и оканчи­ ваются маленькой досчатой площадкой; это пристань. Груда ящиков и пустых бочек загромождает проезд к сараю. — Посторонись, посторонись! Куды под коня ле­ зешь?