Карело-Мурманский край. 1934, N5-6.

54 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ № 5—6 Кажется, бури внутренней жизни уже давно не вол­ новали этого понурого человека. Хилли копил золото. Доллар, десять долларов, сто д о л л а р о в ... Но разве это много для страны, в которой все держится только на деньгах? Потом пришла забастовка. Кровавая, долгая. Рудокоп — болезненный, кашляющий Хилли, боролся против Хилли-крестъянина, который ползал на коленях, рисовал перед глазами Хилли-рабо- чего соблазнительные картины накопленных денег и будущего довольства на маленьком с о б с т в е н н о м участке земли в родной Финляндии. — Работай, работай, накапливай. Еще год или два— и у тебя будет такая сумма, с которой ты сможешь начать новую спокойную довольную ж и з н ь ... Кругом шумели люди. Лифты десятками уносили бастующих из шахты наверх. Шахтер-Хилли оттолкнул стоявшего на его пути Хилли-крестьянина. Он бросился вслед за товарищами к лифту. И лифт с шумом рвался вверх. Забастовка прошла. Копилка была пуста. Слуховая трубка доктора упиралась в костлявую грудь, выслушивая стук сердца и как-бы сомневаясь, долго-ли сможет эта тонкая синеватая кожа выдерживать биение крови. — Вам нельзя работать в шахте. Понимаете-ли. . . Шахтеры всегда находятся под угрозой со стороны своих л е гк и х .. . 3 Безконечные канадские леса нуждались в рабочих. Сотнями, тысячами, неисчислимыми массами тек в лес рабочий люд. И людей всегтаки не хватало. Лесообрабатывающая промышленность Америки росла. ♦ Хилли копил золото. С треском валились деревья. А впереди было беско­ нечное множество все новых и новых стволов. Хилли валил десятки, тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч деревьев. Хилли копил золото. Каждый вечер в голове напрягалась одна и та-же мысль: „Еще немного — и я смогу вернуться в Финляндию. Смогу начать новую жизнь, заняться сельским хозяй­ ством, отдохнуть". . . Медленно прибавляется к доллару доллар, когда их копит рабочий. Нужно иметь стойкую натуру финна, чтобы терпеливо наблюдать, как растут эти скромные сбережения. Доллары растут. Обещают беззаботные дни. Растут, растут. Обещают счастье. . . ♦ Потом пришла женщина. Хиллн в течение многих лет заглушал свои молодые порывы. Но жизнь обмануть нельзя. То, что казалось мертвым, внезапно встает иногда из могилы и протягивает к жизни тоскующие руки. И в эти протянутые объятия бросилась женщина. Любящая женщина, которая хотела иметь мужа и ребенка. Как удержаться, как не покрыть поцелуями пунцовые губы, манящие белизною блестящих зубов?. Л*. Но за этим появляется с ем ь я .. . И верхний доллар в копилке начинает все реже ощу­ щать на себе тяжесть прибавляющегося собрата. ♦ Потом, сначала мировой войны до 1927 года, настала эпоха сильного подъема. Хилли копил золото. Его дети учились в университетах. Перед маленьким домиком стоял блестящий автомо­ биль, в доме пело радио — и все это принадлежало Хилли. Все. Теперь Хилли пришлось бы терять значительно больше, чем „одни цепи". — Маркс ошибался. Социализм появился в доме Хилли потому, что вопрос о социализме был модным. — Маркс устарел, — сочувственно говорил мистер Хилли. ♦ Полки магазинов ломились от товаров. Люди ходили с набитыми животами. Но не все. На окраинах больших городов жили плохо оплачивае­ мые рабочие и безработные. По шоссе и железным дорогам обширной Америки странствовали безработные сезонники и бродяги. Но дни все-таки были солнечные, ясные, и если из­ редка набегали угрожающие тучки, все верили, что они пройдут стороной, в Европу. ♦ Но тучи сгущаются. Тучи растут. Тучи угрожают. И за кулисами банков — лихорадка совещаний. — Что делать? — Спокойствие, господа. В течение двух дней мы выпускаем на биржу менее обеспеченные акции и ценные бумаги. Ваши агенты их раскупают. Вы, господин редактор,' сообщаете в вашей газете о выгодном помещении ценных бумаг, указывая на котировку биржи. Все мелкие владельцы попадутся на эту удочку. . . А после распродажи акций акционерное общество объявляет действительное положение своих д е л ... — У них останется ничего не стоящая бумажка, у нас — деньги. ♦ Взрыв прогремел. Раздавались выстрелы. На веревках повисали трупы с высунутыми языками, с выпученными глазами. Обан­ кротившиеся, ограбленные люди не желали жить дальше. Хилли стоял с обесцененной бумажкой в руках — без единого цента, общипанный, обобранный до конца. ♦ Радио молчало. Хилли сидел у окна, вперив взгляд в ночную пустоту, где многочисленные звезды были ярки, как центы и доллары на черном столе. Но они были так далеко, так недосягаемо далеко. — Все пропало? — спросила жена. — Все, начисто. — Что-же теперь?.. — Надо опять начать с н а ч а л а ... Но где-то в глубине души таилось сомнение.