Карело-Мурманский край. 1934, N12.
30 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ — Товарищи... Почтим его память... Десятки заскорузлых рук торопливо потянулись к шап кам и обнажили склоненные головы. Глубокое оцепене ние охватило стоящих. И тогда, внезапно разорвав людское молчание и заглушая шум непогоды, высоко над головами стали рождаться звуки. Свист и шипение вырывающегося пара, переходящее в хриплую фистулу, мощно возростая. приобрели упругость и полноту звучения. Корпус судна охватила мелкая вибрирующая дрожь. Гудок. Еще гудок. Гудки. Дружным хором подхватили на соседних траулерах, поддержали с буксиров и катеров. Эскадрильи чаек в тревоге снялись со своих камен ных аэродромов. Должно быть они что-то кричали. Но слабые голоса пернатых тонули в пробуждавшемся море звуков. Это море катило свои невидимо вздымающиеся валы. Они доходили до седых заиндевелых скал берега, дробились о них мощными ударами и, разбившись в ты сячи звуков, неслись вверх, заполняя собой каждый уступ, каждую расщелину, перекатывались через камен ные гребни и шли далеко далеко внескончаемую туман ную синь тундры, проклиная и утверждая. Прощальная и призывная симфония гудков ураганом пронеслась через разбуженные скалы и воды тундры, встревожила в берлоге спящую медведицу, вспугнула в чаще леса боязливого лося, переполошила никем не- пуганный пернатый мир. И казалось, что тундра, чье будущее вставало, в оборвавшемся сознании провожае мого в последний рейс великана, в образах цветущего сада, полного радостного труда и красоты, не вернется больше к своему извечному молчанию и тишине. Старый саам остановит бег своих оленей и с трево гой вслушиваясь в нахлынувший шторм звуков, поймет, чго в мире лежащем за безмолвным гребнем синеющих вдалеке гор, там, где люди живут в огромных камен ных чумах и летают на стальных птицах — там что-то произошло. Что-то большое, неповторимое. Тревога охватит его детское сердце. Летящие над тундрой звуки расскажут старику, что случилось. Расскажут ему о смерти большого человека, ставшего большим потому, что всю жизнь боролся за то, чтобы сын бедного старика-саама ^ior бы поехать в Мурманск учиться правде о людях, о великом братстве трудящихся, о великих Ленине и Сталине. Растет и ширится и бушует чудовищная стихия звука. Бьется о скалы, бурлит, неистовствует и клокочет. Ре вущие волны титанического органа причудливо раска тываются ступенями неслыханных гамм и арпеджий, сливаются в сокрушительные аккорды, каскадами низ вергаясь в бездны и безудержно уносясь в высь. Волны звучаний вырываются из теснин фиорда на простор океана и, отраженные громадами скал, подхватываются восьмибалльным ветром, кидаются и мечутся по безгра ничным ледяным пустыням. И здесь, в океане, про стираясь до самого полюса, они не замрут эти звуки горя и ненависти, подхваченные глотками ледоколов,\ зверобоев и траулеров, несущих алый вымпел Страны Советов. Не устоять бушующему в океане ветру под напо ром налетающего неистовства симфонии. Прорвет она его своей силищей и неудержимо и свободно полетит, помчится по возмущенному эфиру к безмолвным стано вищам и факториям Новой Земли, зимовкам острова Диксона, к маякам Колгуева, дрейфующим остаткам героического лагеря челюскинцев. Застопорит свою врубовку советский шахтер в недрах Баренцбурга на далеком Шпицбергене, прекратит резвый бег за пряженных в нарты собак торопящийся к своему жилью ненец, приостановит сложные вычисления полярный ис следователь. Люди советской Арктики молча обнажат и склонят свои головы над невидимой далекой могилой лучшего друга Севера. Все дальше и шире несется ураганный шторм звуков. Они взвиваются к померкшему полярному небу, тонут в бушующих всплесках гигантских волн, грозным сигна лом к пробуждению спящих недр Севера, врезаются они глубоко в седые утесы прибрежных скал, тысячами голосов дробятся в лесных дебрях. В их сложную гар монию мощной инвенцией вступают Хибиногорск и Мур манск, взращённые ушедшим их другом. К ним при соединяются траурные раскаты Нивастроя, Кандалакши, Белморстроя, Ленинграда... И, не замирая, не слабея, далеко мчатся плачущие, призывающие и проклинающие голоса кораблей Севера, пока не вольются в безбрежный океан звуков всесоюз ного реквиема над склоненными траурными знаменами у урны дорогого товарища, учителя и друга. — Прощай, наш Киров!.. . Прощай!.. . Гудки смолкли. Еще ниже опущены непокрытые го ловы. На лицах суровая спокойность. Родина, разда вит гнусную гадину — убийцу вместе со всеми остатками недобитого еще врага. На место ушедших родина ставит достойных прием ников. Но родина бессильна вернуть стоящим на па лубе людям их близкого, дорогого и родного Мироныча. Оттого так угрюмы суровые их лица. Оттого по об ветренным щекам старого помора, стоящего у дверей камбуза соленными крупными алмазами падают слезы. * * * — По местам!. .. — Вира!. . . Сергей Яковлев Баренцово море Залив Западная Лица. Получив краткое сообщение о предательском убий стве нашего дорогого руководителя, вождя ленинград ских большевиков и трудящихся Сергея Мироновича Кирова, все рыбаки Мурмана и Карелии глубоко потря сены и возмущены подлым террористическим актом классового врага. Рыбаки и трудящиеся Мурмана особенно хорошо знают, как много сил и внимания уделял сам товарищ Киров делу освоения Кольского полуострова. Под его непосредственным руководством и неизменной поддерж ке пустынный, заброшенный край преображался в мощ ный промышленный район Ленинградской области, стро ились гиганты-предприятия, возникали новые города, развивалось огромное рыбное хозяйство. Еще при жизни Сергея Мироновича Кирова рыбаки Мурмана и Карелии организовали поход его имени за досрочное выполнение и перевыполнение плана сельдя ной путины. На смерть дорогого вождя мы отвечаем обязатель* ством досрочно выполнить годовой план лова сельди и дать 10 тысяч тонн сырца до конца года сверх плана. В ответ на убийство любимого вождя и друга еще теснее сплотимся вокруг большевистской партии, ее ЦК и великого Сталина! (Принято на летучих митингах всех рыбаков, промышляющих в губе Западная Лица.)
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz