Карело-Мурманский край. 1934, N1-2.

30 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ № i - й Пески цветут Чуть не целый месяц тянутся над Кузоменью унылые разбухшие от сырости тучи, и кажется — и конца им в эту осень не будет. А осень на Терском берегу и без того достаточно уныла. , Пустынен и неприветлив Терский берег возле Кузо- мени. Серые рыбачьи домики смотрят однообразно, невесело. Желто-коричневые пески, темностальное море с холодными гребнями белой пены, мокрые доски пону­ рых крыш — все это не веселит... Хотя сегодняшний вечер мало располагает к прогулкам, я все-таки надеваю макинтош и выхожу на улицу. Мы приехали в Кузомень только вчера вечером. Хочется побродить и оглядеться в незнакомых местах. Но места эти, к сожалению, становятся знакомыми слишком скоро. По общему характеру своего пейзажа Кузомень является вариантом старой загадки о человеке, у которого и спереди, и сзади, и справа, и слева и со всех вообще сторон была вода. У Кузомени спереди песок, и сзаци песок, и справа, и слева то же самое, и ничего, кроме песка, на многие километры вокруг нее нет. Поэтому, хотя под одним боком деревни и про­ текает река Варзуга, — к плоскому пейзажу она не прибавляет ни одной живописной черты. Я обхожу всю деревню кругом, прохожу по всем трем длинным улицам— серо, уныло, пустынно. Только мокрый песок и серые понурые домики. Ни кустика, ни тра­ винки по всей деревне. Неужели же действительно так скудна земля кузо- менская, что на ней даже крапива с лопухом не р о ­ дятся? Ответ на этот вопрос встает передо мной неожиданно и в буквальном смысле слова из-под земли. Не успеваю завернуть в узкий „межуток", разделяющий две избы, как навстречу мне, сочно и пышно темнея под осенним дождичком, из-за ограды ближайшего серого домика поднимается крепкая зелень. Это огород. Картофельный огород, — первый, который я вижу здесь у Полярного круга. Заинтересованная, я подхожу ближе. Пожилая красивая поморка, ласково кивает мне из окна. — Заходи, голубушка, заходи. Быват, приезжа? Я захожу. По приглашению хозяйки присаживаюсь за опрятный маленький столик, накрытый к чаю. И тут, у кипящего самовара, за расписными чашечками с чаем „малинкой", завязывается мое знакомство с Еленой Ивановной Пироговой — одно из самых интересных моих знакомств на Терском берегу. Елена Ивановна в комнате не одна. Тут же у само­ вара ее соседка, Овдотья Лукишна, шестидесятилетняя колхозница, зашедшая в сумерки к подруге со своим рукодельем. Давно уже нет на Терском берегу сарафанных звонко­ голосых посидок, на которые прежде собирались длинно­ косые внучки со своими вышиваниями и шитьем. Нынеш­ ние внучки, одетые и причесанные по -городскому, проводят вечерние досуги в клубе. А бабушки еще помнят древние традиции и заходят иногда вечерком друг к другу — посидеть вместе, поработать, посудачить, иногда и повздыхать о временах, когда не было ни безбожных клубов, ни беззаконных браков в сель­ совете вместо церкви, ни беспутного телефона, по кото­ рому нынче что ни день передаются откуда-то из центра вести и распоряжения, непонятные и поэтому страшные для ограниченного кругозора бабушек. Но на таких бабушек Елена Ивановна непохожа. Она встречает меня приветливо и участливо. Кто мы, откуда и куда едем, чем занимаемся — все это ее живо ин­ тересует. Услыхав, что мы— ленинградские, она радуется. — Быват, в Ленинграде-то всяки новы книжки есть? А то у меня Никита Рагозин взел книжецку про брюк­ венных вредителей, да на тони и потерял. Така беда! А новой тут где взеть? Я немедленно пользуюсь случаем перейти на интере­ сующую меня тему. — Как это вы, Елена Ивановна, такой хороший огород тут развели? Давно ли у вас за Полярным кругом картошку сажать начали? Елена Ивановна смеется с застенчивой гордостью. — Кар гофля-то, быват, пол дела. То ли диво кар- тофля! У меня и парники есть, и огурцы я в их третий год выхаживаю. — Да как вы это наладили? Ведь тут, в Кузомени, это целое сокровище. Ленинградцам, избалованным летней свежей зеленью, даже и не понять, какое громадное значение имеют местные овощи для заполярных деревень: ведь это жиз­ ненные соки, витамины. Привезти их из центра трудно: фрукты и овощи очень плохо Переносят дальнюю дорогу. На месте же их до сих пор не выращивали — принято было думать, что в этом климате хрупкие витамины неминуемо обречены будут на гибель. А между тем на севере, где из года в год по тундрам и при­ брежным окраинам шатается призрак цынги, свежая зелень нужней человеку, чем где-бы то ни было в центре. — Прежь-то в наших местах картофли отродясь не бывало,— говорит Елена Ивановна,— ни картофли, ни­ какой другой живности. Ницо не садили — ни тебе репу, ни тебе брюкву, — ницо. Думали ницему доброму в наших песках да в холоду не вырости. Лето у нас коротко, зима люта, хлеб не родитсе... У нас всегда все привозно было. А овощей свежих мы и прежь мало видели. А тольки вот во время войны вышла цего-то с подвозом продуктов задержка. Нать было и самим за ум взетьсе, — неужто-ж наш берег окромя рыбы ницо выродить не может? — Кто ж это взялся-то первый? — спрашиваю я. Елена Ивановна молчит и улыбается, но Овдотья Лукишна красноречиво смотрит на подругу поверх круглых очков. — Да уж кому ж, окромя ее, Олены-то, — замечает она, — то ли быват, не догадиста баба была. Перва по деревни. — Стала я бабам говорить — женки, грю, давайте попробуем картофлю садить, — рассказывает Елена Ива­ новна, — на смех меня подняли. И муж засмеял А у меня картофли было немножко с Архангельского. Вот я ни­ кому не сказала, — ладно, думаю. Пошла на зады, куды у нас навоз свозят, перекопала маленько поле, да и за­ сеяла. Лля других-то это место и погано, а я-то знала, што для огорода-то и хорошо будет. Ну, вот. Засеяла, а сама тревожусь: а ну, как лихой целовек ноцью возьмет да в насмешку мне там цого напортит? По ноцам вставала, караулить бегала. Тут сусед старицок бедной был, я его в долю взела, штоб он мне караулить подмог. Так мы с им двоима и сте