Карело-Мурманский край. 1933, N3-4.

78 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ № 3—4 Те люди, которые показаны Шахановым, почти целиком относятся к среднему и высшему техническому и партий­ ному командному составу. Только моторист Круглов да сле­ сарь Иван Алексеевич являются рабочими. Впрочем, как те, так и другие даны в „Первой главе" вне производственной обстановки. Они показаны в быту, но и быт и человек в нем даются сквозь призму и как отражение о с н о в н о й идеи —возникно­ вения и становления новой жизни в доселе необитаемом крае. „Пестрый люд, наполнивший гостиницу, обычного распределения суток не знал. День, вечер, ночь — все это были чрезвычайно условные и ни к чему не обя­ зывающие понятия. Жизнь текла, меняя последователь­ ность частей, входящих в общие рамки суток, в зави­ симости от тех обязанностей, которые выполнял чело­ век. Придя поздно ночью с дежурства на электростан­ ции, он мог, скажем, раздеться 'и лечь в кровать, но через полчаса раздавался Стук в дверь и в кбмнату вваливался запыхавшийся монтер. Посмотрев на пять одинаковых коек, монтер обра­ щался к тому, кто, сидя за столом, заваленным хлебом, кружками, будильниками, журналами и сахарными щипцами, составлял, повидимому, какой-то спешный отчет. — Скажите, который здесь будет тов. Тыжнов? — В ответ на что следовал безмолвный указующий жест. Тогда монтер на цыпочках подходил к одной из кроватей и осторожно кончиком пальца трогал спящего за плечо. Потом наклонялся к самому лицу и вырази­ тельно шептал: — А-ва-ри-я... Шатаясь, с закрытыми глазами, Тыжнов напяливал спецовку и ватные штаны и, уходя из гостиницы, исчезал на 12—14—20 часов". Или.— „С неизменно поднятым воротником пальто пробе­ жал секретарь горкома партии, размахивая руками в огромных варежках. Секретарь торопился, день был слишком мал, надо было поймать тех, которых не уда­ лось „накачать" днем, захватить того, кто не бывает дома и поздним вечером .. И если, придя к кому-нибудь ночью, он заставал хозяина сидящим с блаженной улыбкой после блажен­ ного чаепития на соблазнительно теплой кровати, се­ кретарь говорил: — Ты чего улыбаешься, Лешечка? Почему вид име­ ешь такой беззаботный? Или дела у тебя все в по­ рядке? И, действительно, при ближайшем рассмотрении оказывалось, что дела у Лешечки далеко еще не все в порядке и поэтому улыбаться не было оснований. И тогда секретарь немедленно принимался „строчить" и „накачивать". В отличие от Дмитроченко Шаханов в описании пейзажа удачно избежал всякой выспренности (стилистические ухищ­ рения вовсе незнакомы писателю), придерживаясь ровного, чуть-чуть приподнятого тона. Правда, благодаря этому Хиби­ ногорск предстает перед читателем окутанный романтической дымкой, но это неопасно. Во-первых, потому, что нередко выдаются полярные ночи великолепные своей могучей и первозданной тишиной, И, во-вторых, потому, что „Первая глава" только начало большого произведения и, поскольку автор в ochjBhom придерживается реалистического описания действительности, у него не будет недостатка в картинах снежных буранов, пурги, метелей. Ясно чувствуется, что Шаханов воспринимает Хибиногорск, главным образом, эмоционально. Такой подход придает большую теплоту его строкам о новом городе. Вместе с тем подход этот не должен скрыть от писателя тех глубинных социально-политических процессов, которые разворачиваются в Хибинских тундрах и которые имеют исключительно важное общественное значение. Более того, без глубокого понимания и анализа этих процессов невозможно создание подлинно художественного произведения о людях новой полярной страны. Поэтические отклики на интересующую нас тему коли­ чественно гораздо малочисленнее прозаических. Тем больший интерес представляет песня. „ П р и в е т з а ­ в о е в а т е л я м * 1 А. Р е ш е т о в а , уже положеная на музыку. 1 Сборник „Большевики победили тундру". В небольшом стихотворении Решетова каждая строфа (всего их 6) заканчивается рефреном: Глядят из песен наших, Навеки боевых, И памятники павших, И ордена живых. Этот рефрен, а т.жже первые и две последних строфы определяют общий декларативный характер стихотворения. Но одновременно поэт использует в некоторой мере исто­ рический материал, не отказываясь также от включения в стихотворение и злободневных вопросов производственной жизни. „Привет завоевателям" Решетова имеет интерес, главным образом, как вступление к дальнейшим развернутым поэти­ ческим описаниям Хибин. Богатейший фольклорный материал полярной тундры еще ожидает своего поэта. Было бы радо­ стно видеть этим поэтом талантливого Решетова, проведшего в Хибиногорске более полугода на газетной большевистской работе. IV Скучные, серые книжки пишет Ю. Марк. Его новые очерки о Хибинах „Конец Умиэка" ярчайший пример творческой близорукости и какого-то замечательного внутреннего равнодушия! Читаешь очерки Марка и невольно думаешь: до чего же черствый писатель! А порой просто непонятно становится, как можно прожить довольно продол­ жительное время в Хибинах, общаться с людьми, которые насыщены горячей любовью к этому краю, слышать и видеть прекрасную историю полярного строительства и не найти ни одного выразительного слова [для достойного отражения Хибин! Вот уж поистине, даны человеку глаза, чтобы не ви­ деть, и уши, чтобы не слышать, Книга насчитывает около 150 страниц. И все 150 страниц суть не что иное, как пересказ чужих слов, записи разговоров третьих лиц. Но так как весь этот материал художественно не освоен, творчески не обжит, он остается в книге подслушанными, непроверенными комками. Марк не умеет отделять в этих историях и разговорах важное от маловажного, дела чисто семейные от дел, имеющих общественный интерес. Возникает нагромождение малозна- чущих эпизодов и историек, за которыми совершенно скры­ ваются настоящие очертания Хибинского дела. В передаче Ю. Марка оно утрачивает свое историческое значение, как образец большевистских побед за полярным кругом. Неудача новой книги Марка объясняется в корне порочным творческим методом. Все явления действительности писатель преломляет через поступки и как следствие волевого напря­ жения узкой группы „героев". Выбор и трактовка этих героев весьма примитивны. Как правило, берутся фигуры хозяйственных руководителей отдельных участков и „расши­ ваются" пестрым узором бедного авторского воображения. Следующие характеристики дают представление о Марке — портретисте. Лабунцов—застенчивая, простая улыбка! Симонов—высок, атлетически сложен!! Гурари—росл, смугл от загара и спокоен, но в спокойствии его умело сдерживаемая сила!!! (Эти трафареты ни в какой мере не отражают действитель­ ного лица описываемых персонажей). Но не в этом кроется основная беда Марка. Она заключается в том, что „В конце Умпэка" так же, как и в „Хибинском кладе", дано упрощен­ ческое и лакированное изображение трудной борьбы за апатит. В лучшем случае об этих трудностях в очерках можно найти замечание мимоходом, но и то только для того, чтобы дать герою в следующую минуту возможность выпятить грудь колесом („классические" примеры: Гурари и его свинарник, Гладышев и строительство совхоза, Семеров и Юкспорский рудник). Очерки Марка—вредные очерки, потому что они разору­ жают читателя, смазывают борьбу с трудностями, лакируют действительность, извращают перспективу (замечательные образцы: очерк „Беломорск" и фантастические, разнеженные мечтания в очерке „Неисчерпаемое плодородие"). Так же, как и в „Хибинском кладе*, в „Конце Умпэка" множество технологических, исторических и иных несооб­ разностей. Благодаря этому одни работники Хибинского строительства выступают в несвойственной им роли мало­ грамотных хвастунов (Семеров), другие в качестве развязных ухарь-дельцов. Здесь невозможно не привести одного диалога, который убедительно подкрепит наши заключения.