Карело-Мурманский край. 1933, N3-4.

№ 3 - 4 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ 17 ной в нем проблемой. Это проблема индустриальной асси­ миляции лопаря. Мы не будем затрагивать сейчас вопроса в его принципиальной постановке, т. е., следует ли добиваться „индустриализации" лопарской массы путем привлечения ее в промышленные центры, или же целесообразны иные пути, например: приобщение лопарей к социалистическому строи­ тельству через всемерное развитие социалистических форм местного хозяйства н т. п. Фигура лопаря Петра Галкина и события, в центр кото­ рых он попадает, не имеют типического, обобщающего зна­ чения. Но хотя это н единичный случай, он, благодаря худо­ жественной интерпретации писателя, передает ряд характер­ ных бытовых деталей, имеющих интерес для каждого, кто хочет познакомиться с жизнью этой малочисленной северной народности. В „Мастерской" наиболее интересны сцены, рисующие семью Петра Галкина в новой социальной и производствен­ ной обстановке. Образ Галкина в общем удался Дмитроченко и вырисован писателем с большой теплотой.Однако, толко­ вание автором внутренних переживаний лопаря среди незна­ комых и вначале чужих ему людей представляется нам не всегда правильным. Дмитроченко умеет в мелком штрихе подчеркнуть отдель ные черты лопарского характера, показать отношение русских рабочих к лопарю, трогательно и прекрасно рассказать о рас­ каянии лопаря по наивности покушавшегося на убийство запальщика Сухарева, объяснить и показать истоки ненависти Галкина к огненным взрывам. „Галкин почти перед глазами Сухарева присел на корточки... Запальщик, неожиданно бледный, взглянул на лопаря. Лопарь поставил ладони на снег и начал кланяться, не показывая смятого лица. Его волосатый затылок, как морда оленя (?Ред.), просил пощады и бесконечного раскаяния... Сухарев пытался поднять Галкина, но он туго об­ хватил его ноги и плотно положил висок на изогну­ тый валенок... Запальщик пробовал шутить и объяс­ нить лопарю, что мало ли на свете бывает оказий, что он все давным-давно забыл, что его такая сердитая ра­ бота, и даже нелепицу плел запальщик Сухарев рыда­ ющему лопарю. Но лопарь того туже тащил на свое лицо валенки запальщика и отчаянно повторял в снег, что белый медведь Белого моря проклял англичан, ко­ торые тринадцать лет тому назад жгли чумы, детей, голоногих стариков, сотнями били оленей, что, напав на Сухарева с ножом, очень ошибся. Запальщик вывернутой рукой вытер мокрые глаза. Галкин все туже тянул валенку. Цветные пимы двига­ лись по синему снегу..." Помимо линии Галкина (единственно значительной в „Ма­ стерской") в рассказе имеется еще линия начальника снаб­ жения Карамойро. Если не считать метко схваченной портрет­ ное™ героя, то линия эта интереса не представляет. Именно вокруг Карамойро разворачивает Дмитроченко всю ту не­ стерпимую полярную .„экзотику", которая до сих пор соста­ вляет самое уязвимое место в творчестве большинства писа­ телей, пишущих о Севере. Не уберегся от этого и Дмитроченко. Неизвестно, для чего понадобились писателю эти вычур­ ные, неправдоподобные картины ужасных хибинских мятелей. Действительно, бураны—бич тех мест. Но Дмитроченко теряет всякое чувство меры, когда начинает говорить о ветре и снеге. И даже, если принять во внимание, что многое в этих картинах условно и стилизовано, то и тогда несерьезная украшательская гиперболизация остается очевидной. * „Подоконник толкнул стол. Стол тронул грудь Ка­ рамойро, Карамойро толкнул спинку стула. И началь­ ник снабжения упал на пол... Ветер выдувал страданье тонких стен. Это жестокая тундра валила оглушитель­ ной вьюгой... Темнота роднилась с резучей вьюгой и снегом, уни­ чтожала тяжелый труд. Рабочие бежали в низкорос­ лые шалманы. Костры прыгали через их согнутые го­ ловы. Пылающие угли встречным ливнем гасили снег... Вьюга качала учреждение. Карамойро ждал личной гибели. Вдруг ледяная дверь распахнулась до отказа. Через порог бегущей речкой ворвался снег". Такая же неестественная картина снежного бурана дается Дмитроченко в конце рассказа, где лопарь I алкин, спасая снесенную ветром („летящую, как парашют") палатку, „мо­ тается на углу палатки, как флаг", „вися на веревке и доба­ вочно прикусив зубами кусок палатки". Многое в этих преувеличениях объясняется все той же погоней автора за „образом во что бы то ни стало" и не­ редко образ диктует Дмитроченко определенную мысль, а не наоборот. На страницах специального журнала неуместно подробно говорить о стилевых приемах молодого писателя. Нам ка­ жется, однако, что стилистический разнобой, который автор пытается выдать за особо оригинальный, свой собственный стиль, есть показатель незрелости и слабости писателя, а не его силы. Слишком часто, угрожающе часто, Дмитроченко стоит на грани откровенного эстетизма („Карамойро будил жену крайне осторожно. Он делал легкие взмахи рукой и поды­ мал глаза большой красоты... Жена взмывалась над полкой и винтом пролетала по вагону. В жене еще жили сновидения"). Для нас ясно, что всякое новаторство должно в первую очередь опираться на грамотный язык. Он изменяет порой Дмитроченко: „утренний подъем жены делал ему победу всего рабочего дня," (неуклюжий перевод с Иностранного) или „его волосатый затылок просил пощады и бесконечного раская­ ния" (одно из двух: или просить пощады, или выражать рас­ каяние), или, что значит „помочь на установку железного или деревянного пли каменного щита" и т. п. Наряду с этими прямыми провалами, претенциознейшими ■оборотами, вычурными фразами, попадаются смелые и яркие по силе картины. Они составляют, например, содержание всей второй главы, таков ряд эпизодов, в которых показы­ ваются лопари, олени, местный пейзаж. Такова, наконец, силь­ ная последняя глава, которой благородно заканчивается книга. „Когда заполярный вечер погасил синее солнце и над мастерской зажглись электрические фонари, Гал­ кин, полный тревоги, вышел из чума встретить весе­ лых лопарей... Он еще издали заметил, как к озеру бежали быстроногие олени, а за ними колотилась ло­ парская долина. Дети сохраняли постоянный крик. Ло­ пари вращали длинными хореями... Галкин шел ме­ дленно н очень медленно... Галкин шел вербовать на работу родичей, прияте­ лей и друзей... Вдруг он почувствовал густое дыхание стариков.. Старики разом узнали Галкина, они ме­ дленно отвалили наголовники малиц на плечи и вывер­ нутыми руками вытерли мокрые головы. Женщины якорями положили широкие ладони на груди... Дети кричали неугасимым надрывом глоток... Тогда Галкин, полный любви и стиснутый напором чувств волосатой армии, приблизился к талому озеру, в нем лежали голые елки, как переметы.. В оленьих пимах Галкин стал входить в озеро, на теплые ноги просачивалась ледяная вода... Галкин, высоко подняв голову, входил в весеннее талое озеро..." Трудно вынести определенное суждение о „Первой главе" Я- Ш а х а н о в а , 1 представляющей собой, очевидно, начало большого хибинского романа или повести. Шаханов хорошо знает местный материал и это чувствуется даже в тех отры­ вочных строках, которые напечатаны. В отличие от Дмитроченко Шаханов свободен от натуж­ ного экспериментаторства. Это делает его речь более внят­ ной и чистой, доступной общему пониманию. Напечатанная „Первая глава" описывает не какой-либо отдельный случай или эпизод, а Хибиногорск в целом. Мы еще хорошо не знаем, каковы характеры героев^, каковы будут между ними взаимоотношения, какую идейную на­ грузку они понесут, ка» развернется сюжетная линия пове­ ствования, но уже ясно и рельефно вырисовываются о б щ и е к о н т у р ы полярной новостройки периода 1931—32 гг. Верно услышана одна из главных нот хибиногорской жизни — ее постоянная, и днем и ночью непрекращающаяся пульсация. Мы подчеркиваем: пока услышана одна из главных нот. А услышать надо всю сложную социальную гамму, образую­ щую жизнь в молодом полярном городе, с его разнородным населением, богатством человеческих типов, пафосом инду­ стриального строительства, особыми формами классовой борьбы, неизбежно сопровождающей формирование новых социалистических отношений и нового социалистического человека. 1 „Большевики победили тундру". Иллюстрированный на учно-популярный и литературно-художественный сборник, посвященный Хибинам. Изд. писателей в Ленинграде. 1932. Стр. 222. Ц. 3 р. 50 к. + 1 р. 20 к.