Карело-Мурманский край. 1930, N7-8.
№ 7—8 . КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ 53 Я не совсем понял, чем отличается индивидуальная колонизация от коллективной, и он объяснил мне: — Прежде мы давали каждому, колонисту отдельный участок земли. Получив ссуду, он строил отдельный до мик и, если ему хоть мало мальски везло, превращался в конце концов в кулака. Они сплошь и рядом живут нетрудовым доходом—сдают свои комнаты рабочим лесо пильного завода и железнодорожникам. Конечно, не все, меньшинство, но многие. С этого лета вся работа нашего Ко лонизационного отдела перестраивается. Мы начинаем пе реселять сюда не отдельных колонистов, а целые колхозы. — Колхозы?—удивился я.— Разве здесь возможно за ниматься земледелием? — Земледелие здесь возможно, но малодоходно. Разве что огороды... Но у нас колхозы особые — животновод ческие. Мы осушим болото, и на нем вырастут пре красные кормовые травы. То болото, которое вы сейчас увидите, предназначается для колхоза в тридцать семейств из Великолуцкого округа. И он рассказал мне, что для колхозников строятся уже дома— большие—на восемь квартир каждый. В квартире будет по одной семье, но кухня для всех общая. Кроме того, предполагаются общие детские комнаты, красные уголки и библиотеки. Великолуцкие крестьяне, всю жизнь страдавшие от скученности, малоземелья, безлошадности и нищеты, сразу попадут в культурные условия. — Они уже присылали сюда своих ходоко’Ь, которые все высмотрели, во все вникли. Осенью, когда дома будут выстроены и канавы на болоте прорыты до конца, сюда приедут все тридцать семейств. Из-за поворота дороги показалась странного вида повозка, запряженная маленькой белой лошадкой. За п о возкой на привязи шла еще одна лошадка, тощая и понурая. Повозка тащилась нам навстречу. Когда она подъехала ближе, мы увидели, что это просто телега, на которую сверху поставили сани. В санях сидел черно бородый мужчина в солдатской папахе времен германской войны. Из-за его спины на нас глядело пять черномазых детских лиц. — Цыгане, — сказал Федя, восемнадцатилетний кучер Колонизационного отдела, управлявший нашей лошадью.— Летом они ставят сани на телегу, а зимой телегу на сани. Ловкачи! Мы с трудом разъехались на узкой дороге. — Эй, отец! — закричал Федя вслед цыгану,— давай лошадьми меняться! — Давай, давай!—радостно воскликнул цыган и, оста новив свою лошаденку, выскочил из повозки. Цыганка, лежавшая в санях на сене между детьми, при подняла голову и тоже закричала: — Меняемся, хороший. Меняемся, браток. — Да ну? — заорал Федя удивленно. — Неужели ме няетесь? Он захохотал. Кобыла Колонизационного отдела была вдвое больше и вдвое моложе цыганского хилого ме рина. — Бери обе! — сейчас же закричал цыган и схватил свою вторую лошаденку за привязь. — Обе бери! Но Федя только с хохотом хлестнул свою кобылу, и мы понеслись, подскакивая на буграх. — Обманщик! - кричал цыган нам вслед.—Обманщик! Мы проехали по лесной дороге уже верст пять от Мед вежьей Горы, когда товарищ Давыдкин велел Феде оста новиться. — Мы пойдем здесь напрямик,— сказал он ему,—а ты жди нас с лошадью у бывшего хутора. Мы слезли с телеги и вошли в лес. Узкая тропка круто вела нас вниз, под горку. Становилось сыро. Елки поре дели, отступили, и нас окружили осинки в пуху весенней листвы. Еще несколько шагов. Вот, наконец, и болото. Сразу стих ветер. Сладкий, пряный, душный мертвенный воздух. Мы старались ступать по кочкам, и ноги прова ливались до колен в воду сквозь мягкий мох. Болото встретило нас с коварной нежностью. Да будут во век благословенны высокие сапоги! — Это самое трудное болото из всех, что мы осу шали,— сказал товарищ Давыдкин.—Оно заросло осиной целиком. Выдумаете, легко выкорчевать всю эту поросль? Выкорчевка обойдется нам дороже осушки. Но не бела,— прибавил он, как бы утешая себя самого. — Два урожая кормовых трав, и вся работа окупится. Он весело прыгнул на соседнюю кочку и вдруг про валился почти по пояс. — Дайте руку! — крикнул он мне. Я потянул его, чувствуя, что сам все глубже ухожу в рыхлый мох. Ему удалось освободить одну ногу, и он уперся ею о сухой извилистый корень. Через мгновение он уже стоял на пеньке и хмурился, оглядывая свои мокрые брюки. — Предательское болото -ска зал о н .—Рабочие никогда не рискуют ходить здесь по одиночке, всегда идут всей артелью. И каждый день приходится кого-нибудь выта скивать. Мы осторожно побрели дальше, раздвигая ветки, вы бирая места посуше. Где-то неподалеку слышался стук топоров. Мы приближались к нему. Дорогу нам пересекла канава, прямая и черная, полная быстро текущей водой. — Вот, наконец, мы добрались до уже осушенной части болота, — сказал товарищ Давыдкин.— Здесь вы можете видеть, как мы его осушаем. И он объяснил мне всю систему осушения. Вот она: — Все болото прорезается параллельными канавами, находящимися в нескольких метрах одна от другой. По самому топкому и низкому месту болота проводят особую канаву, которая вдвое шире и вдвое глубже остальных. Она называется магистралью. Магистраль соединена с паралельными канавами сетью поперечных канав. Эти поперечные канавы выводят из параллельных всю воду в магистраль. А по магистрали вода уходит за пределы болота и попадает в ручей, который течет в Онежское озеро. — Глядите, как тут сухо и твердо,— сказал Давыдкин, стукнув сапогом по земле. Действительно, хотя по внешнему виду осушенная часть болота ничем не отличалась от неосушенной, ноги наши больше не проваливались в топкую грязь. Тот же мох, та же осока, те же кочки, а ходить по ним можно без всякой осторожности. — Приезжайте на будущий год, увидите, какой у нас тут овес вырастет, — проговорил товарищ Давыдкин. — Почва жирная, в удобрении не нуждается. .В первый год мы посеем овес, во второй—тимофеевку. А потом трава будет сама расти. Да какая! Через три года у колхозников будет две тысячи голов скота, и весь скот они про кормят травой с этого болота... Перепрыгивая через канавы, мы шли туда, откуда был слышен стук топоров. Среди чахлой осины вдруг появилась огромная ель, уходившая под самое небо. Единственная ель на всем болоте. Она стояла как раз на том месте, где должна была проходить одна из параллельных канав.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz