Карело-Мурманский край. 1930, N7-8.

№ 7—8 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ 51 Две сказки I. О Медвежьей Горе 1 1. Раннее утро, пятый час, поезд бежит под уклон. Что случилось за ночь? Откуда взялись эти крутые холмы, пляшущие, перескакивающие друг через друга, играющие в чехарду. Почему Есе дорожки, тропинки помчались, извиваясь, вверх и вниз, закружились, завер­ телись в неистовом весельи? Почему все речки тут* бе­ гут не прямо, а кольцами? Лес до верху налит клубящимся солнечным светом, словно густою рлагой. Открываю окно и—птичий щебет заглушает шум колес. Мягкая, нежная мохнатая зелень. Косогор, крутая песчаная прогалинка, и вдруг—огромная темносиняя гладь Онежского озера. Рельсы вьются, как все в этой извилистой кружащейся местности. Нам на­ встречу летят бревна лимонного солнечного цвета, сло­ женные возле самой воды, пролетает дымящийся лесо­ пильный завод, домики из свежего теса. И снова крутые холмики, снова кружевной от утренних теней лес. Такой я видел Медвежью Гору, когда промчался мимо нее, направляясь на север. На Кильдине, в Хибинских горах, в Северной Карелии я часто вспоминал о ней. Там, под негреющим солнцем, на шершавой бесплодной каменистой земле, при пронзительном холодном ветре, Медвежья Гора вспоминалась, как какой-то блаженный солнечный сад. И чем неистовее был ветер, чем холод­ нее был дождь, чем злее выла колючая июньская метель, тем слаще, нежнее, прельстительней казались цветущие березки и крутые холмы Медвежьей Горы, тем синее представлялась гладь Онежского озера. Так к концу весны утомленный ленинградец предста­ вляет себе Крым или Кавказ, куда он поедет во время отпуска—блаженной, приукрашенной мечтою, страной. Вот почему на обратном пути, возвращаясь с севера, я в Медвежьей Горе вышел из поезда. 2 . Промышленный пункт Медвежья Гора основан всего двенадцать лет назад. Но жители его уже забыли, почему он назван Мед­ вежьей Горой. Гор здесь много—крутых веселых горок, заросших соснами. Но ни одна из них не называется Медвежьей. Самая большая из пригорок—и самая примечательная— именуется Дивьей Горой. А, может быть, Девьей? Я слы­ шал оба эти названия, и оба они равноправны. Эга гора поистине —дивья. Она стоит у самой реки, и венок из растрепанных сосен украшает ее острую вер­ шину. Речка—крутобокая Кумса— обтекает ее с трех сто­ рон, охватывает ее, как кольцо удава. Только узким перешейком соединена Дивья Гора с соседним холмом. Если подойдешь к краю горы и глянешь вниз, в речку, увидишь светлую пропасть, на сияющем дне которой, в неизмеримой глубине,—ясные облака и перевернутые кроны сосен. Речка вьется меж холмов (никогда я еще не видал такой извилистой речки), бежит и сливает свои светлые воды с темно-синими водами Онежского озера. 1 Из книги о Севере, выходящей в .Издательстве писате­ лей" в Ленинграде. Все селенье видно с Девьей горы от края до края. Она расположена на плоской песчаной отмели, зажатой между курчавыми холмами и озером. В середине два но­ вых, два самых больших здания—исполком и столовая. Перед исполкомом—площадь, в середине которой мо­ гилы жертв интервенции и маленькая деревянная трибуна. Здесь происходят все празднества медвежегорских гра­ ждан—майские и октябрьские. Площадь эта—не площадь, а просека. Из нее торчат тяжелые сосновые пни,— их не успели еще выкорчевать. Какое суровое величье придают площади эти следы леса, еще недавно здесь шумевшего! Пересеките площадь, сверните за угол— и вы у длин­ ной низкой лавки с вывеской: „Кумсинское потреби­ тельное общество". Оно прежде называлось Медвежегорским, а не Кум- синским,— объясняет мне знакомый железнодорожник,—но завязло в долгах по уши, все векселя его опротестовали. Тогда правленцы объявили Медвежегорскую потребиловку ликвидированной и сейчас же основали новую—Кумсин- скую— по имени речки Кумсы. Только вывеску переме­ нили. Приходят те, кому они были должны, требуют деньги, а они: „Знать не знаем, у нас новое потреби­ тельское общество, к прежнему мы не имеем никакого от­ ношения . — Так и не отдали? — И не отдадут. А когда наделают новых долгов— опять переменят вывеску. Мало ли названий можно вы­ думать?—прибавил он, подмигнув. Вокруг исполкома, столовой, кооператива стоят низкие, похожие на ящики, дома колонистов. 3. Оказывается, климат Медвежьей Горы—самый здоро­ вый во всей Карелии. И много здоровей, чем в Ленин­ граде . Здесь в 1925 году построена единственная в Карелии легочная санатория. — У нас здесь бывает только зима и лето,—говорит мне главный врач санатории, специалист по туберкулезу,— весны и осени почти нет. А ведь весна и осень—самые страшные времена года для чахоточных. Зима у нас су­ хая, ясная, не очень холодная. Лето не жаркое, но сол­ нечное, и почти без дождей. Снег тает в какие-нибудь две недели— и сразу сухо. Глядите, ведь тут всюду песок. Мы стоим в просторном сосновом парке санатории. Между стволами растет вереск. Доктор разрывает концом башмака иглы, покрывающие землю, и я вижу—под иглами желтый чистый песок. — Да, здесь на редкость сухой и здоровый климат,— повторяет он. Должно быть, у человека еще с тех пор, когда он был диким зверем и жил в лесах, остался инстинкт, который помогает ему чутьем угадывать здоровые для жизни места. Только этим могу я объяснить, почему меня сразу потянуло в Медвежью Гору, едва я ее мельком увидел через окно вагона. Мы подымаемся на горку по деревянной лестнице. Через каждые десять ступенек— скамейка, чтобы больные могли отдохнуть. С верхней ступеньки я вижу, наконец, здание санатории.