Карело-Мурманский край. 1930, N6.

30 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ на край света, потреплет здесь, погонит обратно. Сидит воронежский парнишка лет семнадцати, обкусывая концы струн балалайки, а тот лысый, что читает сейчас Горь­ кого, оказывается,—-сапожник из Тулы. — Надоело спину гнуть, захотелось хлебнуть воль­ ного воздуха. Все они почти не женаты. Нет связей с местами. Бездомники. Это располагает к затейливой над собой иронии: — Была изба, да собаки съели. А живут они и впрямь не ладно — в двух комнатах^ на зеленом крашеном полу. Тут и спят, тут и едят. По­ стели не прибираются; как рубинами, пересыпаны крош­ ками; к стальной подушке прислонился медный опроки­ нутый чайник. Что бы сказала фрау Марта, если бы по­ звать ее сюда в гости? — Хлев, братишка, что и говорить! Но извинительно. Неделю всего, как на острове, а на нем случись жил- кризис... Начинаются жалобы. Не горькие, без злобы, от под- шуточек больше и по исконной русской привычке. — Работы мы не боимся, лишь бы харч был. А нет харчу, плох и товарчик. Жалованья нехватает. Полу­ чаем шестьдесят пять рублей в месяц, а банка консер­ вов—семьдесят копеек. Сам видишь, пяти не достата. — Тебе в бухгалтера бы, дядя Вася, больно грамоту хорошо знаешь. — Про себя скажу, — говорит волжанин, — от водки сбежал, благо ее здесь нет. До штанов доходило. Пле­ мянник мой, тот хуже пьет—литрами, а я четвертями. -— Другой профессии, значит, ты? Зря, зря не пошел на винный завод следователем. Выступает ижорец. Одет он в брезентовый плащ с капюшоном — киевский такой архимандрит. Рот все время смеется— нет одного переднего зуба, в остальной фигуре—веселая обреченность. — Ничего не жду от этой периодической жизни. Германская война, гражданская, бог даст, турецкой до­ ждемся. Что наша жизнь?— Поесть да выпить,—тут на всем острове, как на грех, ни одной капли. Самое до­ рогое—здоровье, и его последние злыдни остались. Ни­ чего не жду. Народ нынче нотный пошел. Умирать надо, под травку. В России хоть под травкор умереть можно, тут—мох. — Сбежим, — говорит молодой. — Тоска. Пропадешь в этой проклятой дыре. — Но, но, ребята, расплакались! — вмешивается по­ старше.—Никуда не сбежим, раз приехали. Силой ни­ кто не вез, а сами сорвать работу не решимся. Не устроены, видите ли, мало время. А как наладимся, по­ теплеет, глядишь и отлегчит от сердца. Мы эго пони­ маем, что золото вывозить за границу не расчет, и что иод—штука важная. Сам другой раз палец порежешь, а смазать нечем. Ребята по другому скучают, уж очень легкая работа. Шевели граблями,— это и женщины мо­ гут, и подростки. С другой стороны: деньги брошены большие, а сделано немного. Сидим на одном участке, переливаем другой раз из пустого в порожнее. Степан Захарович бегает, но никак не добьется бота хотя бы. А брать даром деньги и делать вид работы нам не хо­ чется. Очень хорошо, что этим кочевникам даже не хочется впустую проскакать жизнь, делая всего лишь „вид ра­ боты “. Очень хорошо, что иод для них не хозяйское дело, а свое. Пусть ворчат, пусть уедет часть обратно,— это никак не грозит нашей социалистической промыш­ ленности. Я ухожу от рабочих с хорошим чувством. Мы желаем друг другу удачи: — Может, встретимся, — говорят. — Гора с горой не сходится, а человек с человеком... Счастливый вам путь. Северная бригада. На Кольском заливе.