Карело-Мурманский край. 1929, N2.
КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ 7 2 . Выйдя от полковника, Мыкла облегченно вздохнул. — Толстый пайк! Он думает, что я за тыщу рублей продам своих лопинов. Сумасшедший дурак,— и пошел к чайной, где оставил своих оленей. Был февраль месяц на исходе и солнце, прорвав полу годовую темень полярной ночи, с каждым днем светило все дольше. Перед чайной стояло десятка полтора саней, около них под охраной собак, позвякивая колокольцами, стояли и лежали олени, меланхолично пережевывая ягель. Двери чайной то и дело хлопали и выпускали окутанных па ром, подвыпивших лопарей, которые выходили посмо треть за оленями. Мыкла подошел к своим саням. Лежавший впереди олень поднялся на ноги и ткнулся ему своим влажным носом в руку. — Ну, ну, Пинк! Чего ты? — ласково проговорил он и потрепал зверя по мягкой морде. Олень посмотрел на него голубыми, как весеннее небо, глазами и лизнул руку шершавым языком. Тронутый лаской зверя, Мыкла потрепал его еще раз и вошел в чайную. Низенькая, закоптелая комната чайной, освещаемая двумя лампочками, слабо мерцавшими среди густых табачных волн, была битком набита пьяными лопарями, оравшими во всю глотку. Сегодня они получили от интендантства расчет за проданных оленей и торопились пропить полученные деньги. Хозяин, толстый краснорыжий финн и его жена, похо жая на вздувшуюся пшеничную опару, метались от сто лов к стойке и обратно с бутылками, стаканами и мис ками с неизбежной треской. Сидевшие встретили Мыклу приветственными криками. — Садись к нам, Мыкла!— кричало разом несколько столов.— Почем продал оленей? — Я ничего не продавал, —-неохотно отозвался он. — А мы продали. Только этот пайк Рощаковский совсем ограбил нас, — заплетающиеся языком говорил старый Прокоп Чупров, —за моих хирвасов рассчитал по пятьсот рублей, когда теперь самый паршивый пуац стоит две тысячи. — Зачем же ты продавал? — холодно спросил его Мыкла. — Как же тут не продать,— сокрушенно мотнул голо вой Прокоп,— когда пришли солдаты с ружьями, забрали оленей и дали квитанции. Вон у Левк Мытова взяли двести голов на Вуд’явре и то молчит. Молодой лопарь подошел к Мыкле и отвел его в сторону. — Слыхал ты, что на Партомчорре собрались люди Эван-Каина, — шепотом проговорил он и, не дожидаясь ответа, продолжал:— белые собрали на Тулилухте триста голов. Двести голов взяли у Левк Мытова, а самого Мытова, говорят, повесили на сосне около дороги. За племенного хирваса платят пятьсот рублей. Совсем разо рили бедных лопинов. — Мы не отдадим им оленей, Тонел, *)— проговорил Мыкла решительно. — Не отдадим,— отозвался Тонел. Хлопнула дверь и в чайную вошел Опенкин. Он был одет по дорожному, в пимах и малице, на голове вместо лопарского капора была надета щегольская финка, за спиной болтался на ремне карабин. Оглядевшись, он отыскал глазами Мыклу, подошел к нему и сказал: — Ты отвезешь меня на Вуд’явр, полковник приказал. — Мне не по пути, я поеду рекой,— хмуро ответил Мыкла. — Пустое, брат. Дашь немного крюку,—успокоил его Опенкин,—я тебе от себя сто рублей дам,— и, помолчав примирительно, проговорил, — ничего, браток, не поде лаешь, люди мы с тобой подневольные, что прикажет начальство, то и делаем. Раз полковник приказал, стало быть вези. 3. — Ну, садись, что ли? — недовольно буркнул Мыкла Опенкину, оправляя постромки у передовой пары оленей. Опенкин сошел с крыльца, поддерживая болтавшийся за спиной карабин, лежавшие у саней два пса злобно ощетинились на него и заворчали. — Не тронут? — опасливо спросил Опенкин и нере шительно остановился. — Разорвут, — убежденно ответил Мыкла и прикрик нул на собак. Собаки неохотно отошли в сторону, а Опенкин, взгромоздившись на сани, принялся устраи ваться. Олени рванули и понесли. Быстро миновали поселок, скатились под гору к реке и в глазах у Опенкина заря били придорожные сосны. Впереди оленей бежали собаки. Полярная ночь спускалась над тундрой. В ясном и темном небе зажигались низкие и крупные северные звезды, дорогу обступил неподвижный и тихий лес, только сосны потрескивали от мороза, да шумела река, катясь по каменному ложу глубокого ущелья. Стало совсем темно. Огромные низкие звезды каза лось повисли на верхушках сосен. Слева подымались отвесные скалы, покрытые, словно пасхальные куличи глазурью, белыми снеговыми шапками, справа за рекою подымалась громада гор. Мыкла ехал, напевая какую -то лопарскую песню. Глядя на его широкую спину, Опенкин опасливо думал:— вот попадешься такому ироду в лесу и ничего с ним не поделаешь,— и сняв с плеча карабин положил его на колени. Олени быстро бежали, забрасывая седоков мелкой снеговой пылью, и мелькали в глазах придорожные сосны. !) Тонел—по-лопарски Данила.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz