Карело-Мурманский край. 1929, N11-12.

№ 11— 12 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ 43 поводу обсуждения в комиссии наказа от каргопольцев (тогда Пудожский уезд тесно и экономически и геогра­ фически примыкал к Каргополю) возник большой важ­ ности вопрос, который касался всего северного крестьян­ ства—вопрос о праве продажи крестьянами своих дере­ венских участков. Дело в том, что межевая инструкция незадолго до этого запретила владельцам продавать свою землю, считая ее государственной, между тем, как кре­ стьяне считали ее своей, вернее, жили по формуле „госу­ дарева земля, а мое владенье“. Право собственности на землю укреплялось еще тем обстоятельством, что на се­ вере земельный участок нужно было не только освоить, т. е. запахать и поставить межевые знаки, но и буквально создать, вырубить лес, выкорчевать пни, осушить и обя­ зательно огородить, на что у семьи уходило иногда не­ сколько лет труда. И вот наказ каргопольских крестьян просил комиссию отменить это нововведение. Ближайшее ознакомление с этим вопросом показывает, что внутри деревни по этому поводу шла упорная борьба. Деревен­ ские низы стояли за переделку земли (т. к. отмена права продавать влекла за собой необходимость переделить участки по душам): верхушка разбогатевших крестьян стояла за старые порядки, как наиболее выгодные, дающие им возможность сосредотачивать в своих руках земельные участки бедноты. При составлении наказов победили „лучшие* люди (так в старой Руси назывались богатые) и их мнения отражены были в наказе. Наказ нас знакомит и с внутренней пружиной явления; мы оттуда узнаем, почему крестьяне продавали свои участки. Оказывается одной из причин этого массового обезземеливания была тяжесть подушных окладов. Отдельные крестьянские дворы могли заплатить подати только ценой лишения своих деревенских участков. Правительство, напротив, спасая своих плательщиков налогов, заинтересовано было в более справедливом распределении земель — оно стояло за со­ здание общины и за периодические переделы земли. Дворянству, которое тогда делало политику, не было никакого дела до разорения и низведения на середняцкий уровень богатых крестьянских дворов, да к тому же очень плохо знали, что собственно представляет севернорусская деревня; склонны были применять общий великорусский шаблон, в который и вталкивали внутридеревенские от­ ношения северных провинций. Правительство, становясь на сторону крестьянской массы против деревенских ку­ лаков, поступило точно также, как и в конце XVI века поступило московское правительство. Тогда оно, спасая своих тяглецов, помешало крестьянству охолопиться, введя в практику крепостные отношения, т. е. совмещая пашенного холопа с „государевым тяглецом1, плательщи­ ком налогов, здесь же оно отменяло частную собствен­ ность на землю, вводило общинно-земельные порядки, опять таки мешая „душам1 обезземелиться и тем в буду­ щем лишиться подущных сборов. Представляет известный интерес привести те места наказа, которые говорят о желательности оставить право продажи своих участков. Вот что там писали деревен­ ские верхи. „И хотя бы оные бедные для снятия с них их подушного платежа и желали земли свои продавать своей братии состоятельным, а те состоятельные оные купить и с них подушные деньги платить, точию того за вышесписанными чинить не смеют... Итак с бедных крестьян по невозможному подушных денег взысканию принуждено будет взыскивать оные с тех же крестьян, кои посостоятельнее, а как оные и сверх того в подуш­ ный сбор платят по немалому числу, а к тому за при­ бавлением за предписанных неимущих и оные начнут приходить в упадок и скорее с бедными сравняются... Дабы сего быть не могло, то деревенские участки про­ давать и менять дозволить по прежнему 1. Здесь соста­ вители наказа и правительство не понимали друг друга потому, что исходили из двух противоположных прин­ ципов. Указ Петра I о введении подушной подати, кроме ряда последствий имел и то, что окончательно введением одинакового налога обособил крестьянство, как сословие, проводя уравнительный налог тем самым устанавливал порядок большего или меньшего экономи­ ческого равенства между отдельными дворами, считая что неравенство может быть только неравенством душ, т. е. наличия в семье мужского населения. Сильно дифференцированная северная деревня истолковала и применила этот указ совершенно своеобразно. Для нее мужская душа была не рабочим человеком, а земельным участком. Продавая свой участок, крестьянин тем самым сваливал с себя и подушную: за него ее платил тот, кто покупал его участок. И эта операция, повидимому, была выгодна для деревенских верхушек, они с удоволь­ ствием берут на себя оплату подушного налога только с одним условием, если деревенские участки будут переданы им, а иначе они прочат себе поголовное ра­ зорение, так как де за бедноту платить придется все равно им. Итак, подушная подать фактически на севере превращалась в доход с земли. Северяне стояли за старый московский принцип нало­ гового облажен'ия „верстаться по своим животам и про­ мыслам1, т. е. по имуществу и доходам, а не по рабочим рукам. Надо сказать, что допетровская практика налогового обложения была более буржуазной, нежели последующая эпоха подушного обложения, феодальный налет которой можно объяснить лишь усилением крепостничества, когда крестьянин и в глазах помещика и в глазах правительства был лишь рабочей единицей, совершенно равноценной с другой такой же, ибо по взглядам того времени дифференциация сословий была вместе с. тем дифференциацией богатств. Недаром законодательство XVIII века сообразно этому взгляду регламентировало потребление предметов роскоши: каждый должен оде­ ваться, ездить и т. д. сообразно своей сословной иерар­ хии. Естественно, что в такой сословный штамп трудно 1 Сб. Росс. Ист. Общ., Т 115, стр. 147.