Карело-Мурманский край. 1929, N11-12.
22 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ № 11—12 Через полчаса я сидел в квартире Шпунта. Из сун дука он вынул два листа александринской бумаги и тор жественно разложил их на столе. — Вот! — сказал он. — Чертежи изобретенной мною автоматической пилы, которую можно использовать при- лесозаготовках. Пила так и называется авторезка! Вот здесь эти рычаги и две соединенных с ними зубчатки передают движение к круглой пиле. Если... теперь... Шпунт говорил с возрастающим увлечением и кончил тем, что предложил мне отправиться в сарай. — Там у меня стоит совсем готовая модель! Модель шпунтовой „авторезки“ и для неспециалиста представляла неудачную комбинацию круглой пилы, каких-то планок и зубчатых колес. — А чем же эта пила будет приводиться в движе ние?— спросил я. — Сжатым воздухом, но этого я еще не придумал!— ответил Шпунт. Мы вышли из сарая и были встречены целым потоком ругательств со стороны жены Шпунта по его и даже по моему адресу. — Шляешься тут со всякими!— надрывно кричала эта женщина.— Ребятам жрать нечего, а ты дурацкие пилы изобретаешь! — И вовсе не дурацкие! Замолчи!—прикрикнул Шпунт. — А вот не буду молчать! Не буду! Фотографию изобретал, камни какие то царапал, чучела набивал, бес толковый ты человек и больше ничего! Жизнь ты мою загубил! Вот погоди, выставят тебя из дома! Я не слышал, что отвечал Шпунт, так как поторо пился уйти, чтобы не присутствовать при семейной сцене. Через два дня я встретил Шпунта в рабочем клубе. Он поздоровался со мной, как со старым знакомым и, оттащив к окну, сказал: — Декорации буду писать для клуба! Нужно сделать павильончик, а пилу я забросил! Ну ее, отче квохче, богородица кудахче! От Шпунта, как и всегда, пахло водкой. В поселке ходит слух, что Шпунт собирается уехать куда-то за Урал. — На дикие земли хочет двинуться! Можно быть уверенным, что бродяга-колонизатор Шпунт в ближайшем будущем это сделает. Ему ничего не стоит собрать в своих двух комнатах кое-какие ценные вещишки, уложить их в корзину, сесть в поезд и ехать. А куда? Не все ли равно. Колонизационные поселки существуют не только в Карело-Мурманском крае. Кузьмин От Повенца до Медвежьей Горы 26 километров. Дорога песчаная, недавно отремонтированная, тянется в сплошных зарослях сосняка. В яркий осенний день приятно отсчитать пешком эти километры, подышать за- I пахом смолы и послушать глухой шум леса. Я прошел половину пути и только что собирался при сесть отдохнуть, как вдруг на дорогу, в нескольких шагах от меня, вышел человек в железнодорожной фу ражке. От неожиданности я невольно остановился. Это был первый человек, которого я встретил за два с половиной часа. — Вы чего же стали, гражданин?— крикнул железно дорожник.— Если на Медвежку, идемте вместе. Веселей будет. Я подошел. Он крепко пожал мою руку и коротко сказал: — Познакомимся. Кузьмин. Помощник машиниста. Через несколько минут мы разговаривали с Кузьминым, как давно не видевшие друг друга товарищи. Всей своей крепко сколоченной фигурой, плотно обтянутой черным пиджаком, открытым лицом и серыми глазами он вызывал к себе доверие и невольную симпатию. Речь его была немного отрывиста и каждую фразу он отделял от другой коротким взмахом руки. Казалось, что Кузьмин держит в руке молоток и обрабатывает им плохо поддающийся ковкий металл. — Карелия—богатейший край, но колонистов мало,— рубил мысли на фразы Кузьмин. Лес — богатство, ка мень — деньги, рыба — золото. При царях здесь все было в забросе, и только мы взялись за колонизацию этих мест. Я не знаю, как обстоят дела туда дальше на север, но скажу, что здесь у нас, на Медвежке, не все в по рядке. Не все по-пролетарски. Везде еще наш глаз тре буется. Вот, например, с отпуском леса для колониза ционных построек. Неправильно сделано. Мы присели на краю дороги и закурили. Вдали пока зался с пятью пассажирами автобус и, обдав нас запахом горючего, промчался мимо. — Видели? — довольно усмехнулся Кузьмин.— Авто бус. Здесь, в лесу. Наши достижения. Так вот относи тельно леса. Под самой Медвежкой сколько хотите строи тельных материалов, а нас, колонизаторов, гоняют за ними за десять верст. Сруби, вывези, сделай обкорку и за все это заплати в-три-дорога. У кого своих денег не при коплено, далеко с колонизационным кредитом не уедешь. Кроме того, пусть получше разбираются, кому давать деньги, иначе всякий жулик поедет в Медвежку домами торговать. Кузьмин бросил окурок в канаву. — Вон у меня сосед. Тоже называется колонистом. На дороге проводником служит, а коровьим маслом спе кулирует. В Повенце купит, а в Ленинграде продаст. Учить таких надо. Я ему так и сказал на общем собрании. Кузьмин решительно встал, и мы двинулись дальше. — Один человек здесь ничего не сделает в Ка релии. — А кто же,— спросил я.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz