Карело-Мурманский край. 1929, N11-12.
№ 11—12 КАРЕЛО-МУРМАНСКИЙ КРАЙ 21 Кино и театр для Медвежки в те времена были чем-то таким, о чем можно было только мечтать. Медвежская- кино - теадейсгвительность казалась многим неосуще ствимой. Но... времена меняются. Медвежка сегодняшнего дня — это оживленный леса- промышленный центр на пути между Ленинградом и Мурманском. Лесопильный завод, санатория, клуб, кино, большое двухэтажное здание райисполкома и целый ряд магазинов. Медвежка растет не по дням, а по часам. Она стра дает строительной лихорадкой. И недаром медвежегорцы говорят: — Домики у нас лезут на свет, как грибы под те плым дождем! И они правы. За четыре последних года при станции Медвежья Гора выстроилось четыре колонизационных поселка и, насколько верно, предполагается построить еще столько же. Посе лок имени Дзержинского уже считается старичком, хотя ему не более трех лет от роду. А теперь о колонизаторах. Отче квохче... Иван Иванович Шпунт. В его удостоверении личности написано: — Из мещан. При взгляде* на этого человека, с беспокойно бегаю щими глазками, трясущимися руками и неискоренимым запахом водки изо-рта, можно сказать, что на своем веку он побывал в бесчисленных жизненных перепалках, принял на сутулую спину не мало колотушек. — Всякого пришлось повидать! Отче квохче, богоро дица кудахче! — говорит о себе Шпунт. Домик Шпунта находится в самом центре поселка имени Арнольдова. Снаружи он ничем не отличается от других, но внутри есть несколько особенностей, сразу же бросающихся в глаза. Чего только не навалено в этих двух комнатах. В одном углу на штативе стоит покрытый пылью фото аппарат, в другом — огромный осколок гранита. На полу в беспорядке валяются книги, куски металлического лома, поломанная гитара и куча ап-?ечных банок. Стены украшены охотничьими трофеями. Чучело белки с полысевшей во многих местах шкуркой прибито к ко сяку двери, рядом с ним голова не то волка, не то собаки. С потолка свешивается чучело коршуна с рас простертыми крыльями, на одном из которых болтается электрическая лампочка. Это в одной комнате, которую Шпунт совершенно серьезно называет своим рабочим кабинетом. В другой — помещается семья Шпунта: жена, заморен ная, костлявая женщина с чахоточным румянцем на щеках, и двое детей. Шпунтовы Ванька и Колька славятся на весь поселок своими неумытыми рожицами, оборванными принадлеж ностями костюма и всегдашней просьбой: — Дяденька! Дай хлебца! Со Шпунтом я познакомился в Медвежегорской сто ловой. Он только что выпил полбутылки водки, закусил треской и находился в хорошем настроении. Здесь в столовой он рассказал мне свою биографию. — Сам я орловский, из города Кромы,— покачиваясь размеренно на стуле, заговорил Шпунт.— Мой отец, не тем будь помянут покойничек, имел мелочную лавочку и по настоящему времени был бы сейчас определеннейше социально-опасный элемент. Я из-за этой лавочки тоже не мало неприятностей принял, отче квохче, богородица кудахче, пока не доказал, что я есть чистейший про летарий. — Да! Так вот значит. Городское училище я все-таки кончил, потом держал два раза экзамен в землемерку и каждый раз проваливался. Батька хотел было меня к торговле присудобить, а я нет. Нележала у меня душа к ржавым селедкам и кислым огурцам. Подвернулись тут в наш городишко актеры. Не хватило у них на одну пустую рольку человечка, ну и уговорили они меня сыграть. Сыграл я, получил за это целковый и кончи лось тем, что сбежал я от батьки с этой труппой. Долго, конечно, рассказывать, отче квохче, богородица кудахче, чего я после этого ни делал, где только не служил, потому что актер из меня никакой не вышел. Был я конторщиком, служил по статистике, шлялся по лесам в качестве пикетажиста, работал на Брянском заводе чернорабочим. Короче говоря, не пересчитать и не пере мерить. В конце концов уже при советской власти попал воспитателем в дом дефективных детей. Шпунт выпил стакан пива и неожиданно расхохотался на всю столовую. — Смешно! Убей, бывший бог, смешно. Ну, сами вы подумайте, какой из меня воспитатель дефективных ре бят, когда у меня у самого тьма дефектов! — Какие же это дефекты?— спросил я. Шпунт загнул указательный палец на правой руке. — Беспокойный у меня характер. Зудит у меня в се редке и все хочется такое выдумать, чтобы сразу и себе и людям польза была. Должен я Мурманке за дом огром ную суммищу, четыреста целковых. Другой бы на моем месте слезу распустил, а мне хоть бы что, потому я сейчас такую штуку изобретаю, что сразу на всю Каре лию прославлюсь. Вот вам и первый дефект! — Вы значит изобретатель? — Да! Вроде этого! — И какое же это изобретение, что... Шпунт не дал мне договорить, вскочил со стула и нагнулся ко мне. — Секрет! Величайший секрет! — таинственно зашеп тал он мне на ухо.— Но вам я его покажу. Идемте. Мы расплатились и вышли на улицу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz