«Любимые мои учителя...» : очерки об ученых, преподавателях-методистах, организаторах учебно-воспитательного процесса в МГПУ : к 70-летию МГПУ / Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т ; [сост. : В. В. Дранишников]. - Мурманск : Мурманский государственный педагогический университет, 2009.

Л.Л. Иванова УШЕЛ ЧЕЛОВЕК - МИР ЗАМРИ! (Памяти Эдуарда Константиновича Лявданского) Говорить и писать о бывшем ректоре нашего университета профессоре - фило логе Эдуарде Константиновиче Лявданском и легко, и трудно. Легко потому, что чело веком он был содержательным, глубоким, своеобразным. Каждый более или менее серьезный разговор с ним производил на ум и душу собеседника сильное, поистине не изгладимое впечатление. Каждая встреча таила в себе некий парадокс (или сюрприз): он умел, как бы шутя изменить отношение человека к ситуации, к профессии, даже к самому себе. Думаю, есть в Мурманске люди (и я принадлежу к ним), на которых он повлиял принципиально, можно сказать, судьбоносно. Лявданский, приехавший в наши края из Ленинграда в конце 70-х годов, был свеж, смел и оригинален в своих суждени ях. Комментируя литературные новинки, характеризуя свои первые северные впечатле ния, делясь опытом прочтения, он невольно провоцировал слушателей на работу мыс ли. Что-то из сказанного им шокировало (почему, например, нельзя всерьез говорить о влиянии Гете на советскую литературу?), что-то пробуждало интерес (правда ли, что лучше Юрия Трифонова о современности никто не написал?). Он сходу назвал Мур манск провинцией. Вылил не один ковш воды на излишне пылающие местным патрио тизмом головы! (Хотя настоящих ученых-краеведов всегда искренне и высоко ценил.) В областном театре откровенно заскучал... К филармонии пристрастился. В рыбацком северном городе интеллигентный, моложавый Лявданский (ему в ту пору было чуть больше сорока) выглядел эдакой «питерской штучкой». Этим сразу привлек к себе внимание. Этим же раздражал. Да, вспоминать о нем, пожалуй, легко. Или это легкость мнимая? Эдуард Кон стантинович, как всякий думающий человек, жил внутренне потаенно. И мало кто знал его настоящего. Вот почему любое суждение о ректоре заранее обречено на поверхно стность и субъективность. Можно говорить только о своих впечатлениях, своем вос приятии этой незаурядной личности. Смею думать, что он разным людям открывался по-разному. С одними - застег нут на все пуговицы своего чиновничьего мундира (любил, кстати, повторять, что рек тор - «прежде всего чиновник, добросовестно исполняющий циркулярные предписа ния»); к другим, возможно, милел всей душой, искал у них совета и сочувствия (душу Лявданский имел и в любовно-дружеском отношении нуждался). Я, скорее всего, не принадлежу ни к той, ни к другой категории окружавших бывшего ректора людей. Как заведующая кафедрой литературы я могла рассчитывать отнюдь не на фор малистическую холодность: судьбы моих коллег, мое личное совершенствование в фи лологии, нравственный климат на кафедре всерьез интересовали его. Нечастые (от си лы трижды в год) беседы «о планах и перспективах» вверенного мне «подразделения» до сих пор остаются для меня примером того, как надо вести служебный разговор с подчиненными. Э.К. Лявданский умел внимательно выслушать, дать совет, высказать свою точ ку зрения, к месту пошутить, как бы между прочим, коснуться «светских» или «ленин градских» тем, расспросить о каждом и принять ясное решение по важной для кафедры проблеме. С ним можно было спорить. Я пробовала даже дерзить. Но в итоге его мнение, как правило, перевешивало. Ума и опыта Эдуарду Константиновичу было не занимать. 30