«Любимые мои учителя...» : очерки об ученых, преподавателях-методистах, организаторах учебно-воспитательного процесса в МГПУ : к 70-летию МГПУ / Федер. агентство по образованию, Мурм. гос. пед. ун-т ; [сост. : В. В. Дранишников]. - Мурманск : Мурманский государственный педагогический университет, 2009.

играть заметную роль в жизни Мурманска и области, включился в ряд международных проектов. Нередко помощником и неофициальным советником Ольги Михайловны вы ступал Геннадий Васильевич. Эрудит и книжник, герой нашего очерка не был кабинетным ученым, скучным педантом и занудой, но всегда оставался живым, обаятельным, остроумным и жизнера достным человеком с разносторонними интересами. В юности Геннадий Васильевич увлекался фехтованием, немало им занимался и достиг уровня первого разряда или да же кандидата в мастера спорта. Отличное владение шпагой однажды чуть не сослужило Геннадию Васильевичу дурной службы. В начале 70-х годов один из студентов- историков, который уже прошел армию, был старше желторотых выпускников школы и очень любил в курилке витийствовать и красоваться перед студентами-новичками, стал активно похваляться тем, что прекрасно владеет шпагой. Геннадий Васильевич без зад ней мысли предложил тому тренировочную схватку, несмотря на то что у них не было защитных масок. Полагая, что имеет дело с серьезным противником, Геннадий Василь евич применил ряд профессиональных приемов, которые тот, конечно же, не смог отра зить. В результате студент - горе-мастер фехтования - потерпел позорное поражение, лишился очков и едва не получил серьезную травму лица и глаза. Г.В. Атласов увлекался французской литературой, прекрасно знал ее и старался приобщить своих студентов к чтению любимых произведений. Так, авторы статьи еще в студенческие годы именно по настоятельной рекомендации Геннадия Васильевича обратили внимание на творчество писателя Робера Мерля, который в те годы еще не был популярен в нашей стране, а сейчас признан одним из мэтров французской совре менной литературы. С легкой руки Геннадия Васильевича вся наша студенческая груп па стала зачитываться романами Робера Мерля, а также и других французских писате лей. На занятиях и во внеучебное время у нас неоднократно возникали спонтанные дискуссии по поводу романов «За стеклом», «Уик-энд на берегу моря», «Смерть - мое ремесло» и других. Геннадий Васильевич также рекомендовал нам читать повести Франсуазы Саган, творчество которой именно в те годы стало очень популярным среди советской интеллигенции. В области идеологии Г.В. Атласо в был достаточно самостоятелен, оставаясь этаким «пассивным» вечным диссидентом. В советские годы он не останавливался пе ред критикой ряда одиозных черт системы, выражал серьезные сомнения в ее жизне способности. При этом он, конечно же, никогда не был настоящим идеологическим борцом и противником системы, поступая зачастую по-конформистски. И в сложное послеперестроечное время Г.В. был самим собой: оппонентом, диссидентом, не согла шаясь со многими нелепыми и неожиданными поворотами нашей жизни. Не выступая открыто против системы, он всегда оставался думающим индивидуалистом, иногда весьма проницательным, в некоторых вопросах достаточно наивным. Отчасти по этой причине в последние годы жизни разошелся с теми, кто, подобно булгаковским типа жам «Собачьего сердца», активно приспосабливался к новым, теперь уже постсоветским реалиям; для кого важнее, чем дружба, было должностное положение человека. Генна- дий Васильевич никогда не уважал трусов, подлецов, мещан, «гибких» карьеристов. В годы учебы в суворовском училище у Геннадия Васильевича зародилось увле чение Французской историей, языком и культурой. А личность Наполеона и его эпоха стали для него предметом глубокого изучения и своеобразного культа. Французским языком Геннадий Васильевич владел свободно, бегло говорил, легко читал специаль ную и художественную литературу, в том числе «Три мушкетера» - роман, который был одним из его любимых литературных произведений. В связи с особой любовью Геннадия Васильевича к личности Наполеона коллеги и студенты прозвали его «Император», чем он всегда гордился. В отличие от Наполео 125